99.04.013. ПУШКИН С.Н. ИСТОРИОСОФИЯ РУССКОГО КОНСЕРВАТИЗМА XIX ВЕКА. - Н. Новгород, 1998. - 252 с.
В работе анализируются взгляды ранних славянофилов, Н.Данилевского и К. Леонтьева.
XIX столетие — эпоха не только пробуждения, но и начала философского осмысления национального самосознания. Оригинальность, уникальность, самобытность национально-исторического бытия начинают все более привлекать внимание философов. В России эти идеи, подрывающие представления о прямолинейном поступательном движении европейской (западноевропейской) цивилизации как единственной общечеловеческой цивилизации, отнюдь не ограничивались только ее критикой. Как правило, обосновывалось своеобразие, жизнеспособность и собственной цивилизации.
В это время Россия порождает и склонных к отдельным либеральным проявлениям ранних славянофилов и уже прочно занявших консервативные позиции Данилевского и Леонтьева. Но если на идеи первых оказали влияние ожидания благоприятных изменений, вызванных отменой крепостного права, то последние формировались во многом в результате усиления кризисных явлений, охвативших пореформенную Россию. Именно в такие периоды исторических переломов, когда, быть может, решаются, определяются судьбы нации, мыслители особенно активно обращаются к философии истории.
Подразделяя ее на славянскую (всеславянскую, славяновосточную) и европейскую (западноевропейскую), славянофилы, Данилевский, Леонтьев так или иначе находили их основы и своеобразие в различных направлениях христианства. Полагая полезным усваивать необходимые России плоды европейской цивилизации, они негативно относились к различного рода некритическим, рабским подражаниям западным образцам. Все представители русской консервативной историософии выступали против европоцентризма. Их явно не устраивало, что отживающая Европа не только лишала более молодую Россию достойного исторического будущего, но, подчиняя ее своему влиянию, серьезно угрожала ей своим разложением, которое неизбежно должно было вызвать кризис и европеизированной России.
В той или иной мере допуская и цикличность, и линейность исторического развития, они тем не менее единодушно ставили под сомнение саму возможность замены славянской (всеславянской, славяновосточной) цивилизации на какую-либо другую. И в первую очередь их в этом убеждал тот факт, что только эта цивилизация основывалась на истинной, как полагали наши мыслители, религии — православии. Хотя
славянская цивилизация и характеризовалась у них не столько сверхъестественными, сколько естественными параметрами.
Противопоставление России Европе — одна из центральных тем русской историософии XIX в. Их взаимное отчуждение в той или иной мере обусловливало своеобразие концептуальных построений славянофилов, Данилевского, Леонтьева. Однако и степень и формы проявления этого отчуждения у них были отнюдь не идентичными.
Для формирования своих теорий русская историософия не ограничивалась исключительно отечественными идейными источниками. Славянофилы, Данилевский, Леонтьев, например, весьма активно привлекали не только близкое им по духу и идеям русское наследие, но и важнейшие образцы философской, исторической, естественнонаучной европейской мысли. Но анализ их концептуальных построений, в которых были творчески переработаны самые различные взгляды, свидетельствует о их оригинальном и самобытном, а не эклектическом характере.
Основываясь на идеях, сформулированных славянофилами, Данилевский и Леонтьев предпринимают их радикальную переоценку. В значительной мере этому способствует широко используемая ими методология, получившая широкое распространение в естественных науках. И Данилевский, и Леонтьев полагали, что в обществе, как и в природе, действуют одни и те же законы развития, а потому любой общественный организм, аналогично любому природному, ограничен сроками своего жизненного цикла.
Данилевский был близок к ранним славянофилам. Однако формируя собственные взгляды в условиях уже пореформенной России, он критикует славянофилов за их либеральные настроения, и прежде всего — за попытку сглаживания противоречий между Европой и Россией. Противопоставляя европоцентристским теориям концепцию культурно-исторических типов, Данилевский прибегает к помощи методологии, выработанной в естествознании.
Создатель «России и Европы» подвел под славянофильские идеи серьезные теоретические основы, свидетельствующие о национальной неповторимости, своеобразии народов. И таким образом значительно усилил сформулированные еще в славянофильском учении тенденции, раскрывающие проблему самобытности национального бытия. Жизненные циклы, переживаемые различными национальностями, во многом аналогичные основным этапам жизни любого живого организма, были положены им в основу мирового исторического процесса (с .167).
Несмотря на известную утопичность некоторых своих взглядов, пишет автор исследования, Данилевский выдвинул ценные идеи. Так, он один из первых отечественных мыслителей, кто, предупреждая об опас-
ности космополитизма в истории, большое внимание уделял постановке и рассмотрению национальных проблем; предостерегал от угрозы денационализации культуры, навязывания Западом всему миру собственного цивилизационного пути, собственных ценностей, выдаваемых за общечеловеческие и пр. Данилевский искренне стремился к тому, чтобы Россия отказалась от поверхностного подражательства и стала самостоятельной страной, живущей в согласии с другими народами. Однако лишая Запад статуса единственного обладателя общечеловеческих ценностей, он неизбежно ограничивал многие из них как во времени, так и в пространстве.
При этом, если Данилевский весьма оригинально развивает взгляды славянофилов, историософия которых также сформировалась на собственных национальных основах, то Леонтьев явно отходит от этого важного славянофильского принципа. Он создает собственную историософскую концепцию, не столько продолжающую взгляды славянофилов, сколько противоречащую им.
Обнаруживая социальный идеал в допетровской России, славянофилы, как и Данилевский, существенно отличались от Леонтьева, полагавшего образцом русского социального обустройства Византию. Тем не менее в конечном итоге их взгляды были консервативными теориями, отражающими различные этапы исторического бытия России XIX в., «находившимися между собою в отношениях преемственности и родства — одинаково принадлежа к единому древу русского консерватизма».
К.Леонтьев — один из первых русских философов, остро почувствовавший опасность подмены духовных ценностей утилитарными ценностями буржуазного общества. Ощущая нарастание бездуховности, он испытывает ужас от надвигающейся на Россию западноевропейской массовой культуры. Однако Леонтьев не любит не только Западную Европу, но и современную ему Россию за ее либерально-прогрессистские настроения. Для него европейский буржуа так же неприятен, как и буржуа российский. А насаждающееся повсеместно буржуазной цивилизацией культурное однообразие, по утверждениям мыслителя, неизбежно «ведет к холодной бездне тоски и отчаяния».
К.Леонтьев полагал, что славяно-восточная цивилизация имеет вполне реальные перспективы для развития в славяно-азиатскую цивилизацию. Главное для него обеспечить развитие этой «своей собственной, оригинальной славяно-азиатской цивилизации, от европейской (или ро-мано-германской) настолько же отличной, насколько были отличны: эл-лино-римская от предшествовавших ей египетской, халдейской и персо-мидийской; византийская... от предшествовавшей ей эллино-римской, или, наконец, настолько, насколько была отлична новая, последняя рома-
но-германская цивилизация от... эллино-римской и византийской» (с.112). Все это в известной мере напоминает теорию культурно-исторических типов Н.Данилевского, хотя Леонтьев пошел дальше, ибо рассматривает уже не просто славянскую цивилизацию, а славяноазиатскую. Более основательно, чем автор «России и Европы», мыслитель развивает и взгляды на мировую цивилизацию, в которой он усматривает окончательное завершение славяно-восточной цивилизации.
Именно Россия, по утверждению Леонтьева, должна стать во главе «всечеловечества», но не того «безбожно-бесстрастного», серого и однообразного, каким его породил либерально-эгалитарный прогресс, а «всечеловечества», взращиваемого новой цивилизацией.
Однако, сравнивая социализм с либерализмом, сам Леонтьев был убежден, что последний для человечества не только значительно более опасен, но и «умосмутителен... по своей туманной широте, по своим противоречиям, по своей безопасности». А поэтому либерализму необходимо противопоставить все охранительные силы.
Леонтьева возмущало, что славянофилы выступали одновременно как против конституции, демократического индивидуализма, цивилизации современной им Европы и пр., так и против сословных, классовых разграничений. Обнаруживал он либеральные проявления и у значительно более консервативного, чем славянофилы, Н. Данилевского, который совершенно напрасно, по Леонтьеву, призывал к более тесным и широким контактам русского народа с «зараженными» западноевропейской цивилизацией славянскими народами.
Усматривая историческую миссию России в особом пути ее развития, славянофилы, Данилевский, Леонтьев, считает автор монографии, выступали как подлинные патриоты. Не довольствуясь положением, сложившимся как во внутренней, так и во внешней жизни России, эти мыслители стремились не просто к ее упрочению и стабилизации, а к совершенствованию.
Обосновывая важность и необходимость развития наших национальных (или заимствованных из Византии) основ в целях создания цивилизации более совершенной, чем европейская (западноевропейская), они хотели не только сохранить, но и приумножить величие России. С явным пиететом относясь к ее историческому прошлому, славянофилы, Данилевский, Леонтьев понимали, однако, нереальность, абсурдность его возвращения в неизменном виде в современность. Творческое осмысление прошлого у них предполагало и наличие границ, за которыми прежние исторические идеалы утрачивали свое конструктивное и приобретали деструктивное содержание. Формируя свое консервативное историософ-
ское миросозерцание, они стремились сочетать прошлое с реалиями современной жизни.
В.С.Коновалов