РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО <
РОССИЙСКАЯ академия | П ' I
и , ы 1 М 0 IШ:зыле^ Грілії $ |
Зх’
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ
НАУКИ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА
СЕРИЯ 11
СОЦИОЛОГИЯ
РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ
1999-3
издается с 1991 г. выходит 4 раза в год индекс серии 2.11
МОСКВА 1999
Произошел взрывной рост социально опасных и социально значимых заболеваний (туберкулеза, венерических заболеваний, наркомании, алкоголизма, ВИЧ-инфекции). В 3,5 раза чаще отмечаются насильственные и неестественные причины смерти. Увеличилось число заболеваний среди новорожденных и беременных.
1997 г. отмечен положительными организационными мероприятиями. Выработана “Концепция здравоохранения и медицинской науки в Российской Федерации”, отражающая научно-практическое осмысление медико-демографической ситуации, в которой намечены два этапа мероприятий. Разработано несколько сценариев прогнозов медико-демографической ситуации в Российской Федерации в среднесрочной перспективе:
1) пессимистический (инерционный) сценарий, согласно которому показатели продолжают ухудшаться;
2) стабилизационный, когда создаются условия, препятствующие дальнейшему снижению показателей;
3) умеренно-оптимистический, в результате которого за 15-20 лет удастся достичь показателей 1986 г.
4) оптимистический, когда через 15-20 лет достигается уровень здоровья населения экономически развитых стран Запада.
К сожалению, социально-экономическая ситуация в стране, глубина того медико-демографического провала, в который попала Россия, слабость социальной ориентированности среднесрочной программы реформ делают, по мнению Д.Шанова, наиболее вероятными первый и второй варианты сценариев. Необходима решительная коррекция социальной парадигмы реформы (8, с. 359).
И. Ф. Рековская
99.03.033-040. РОССИЯ: ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРОТИВОБОРСТВА И ПОИСК СОГЛАСИЯ. (Сводный реферат).
99.03-033. Власть и общество, конфликт или согласие” (материалы круглого стола” // Россия: политические противоборства и поиск согласия / Гл. ред.. Степанов Е.И. Ин-т социологии. Центр конфликтологии. Российская академия политической науки. - М., 1998. - С 20-72.
99.03.034. ГОЛАКТИОНОВ В.И. (Гос. ун-т управления) Этнополитические конфликты: состояние и тенденции. — Там же. -С.190-205.
99.03.035. КИНСБУРГСКИЙ А.В., ТОПАЛОВ М.Н. (Ин-т социологии РАН). Эволюция форм политического протеста и оценка их эффективности // Там же. - С 279-287.
99.03.036.КОМАРОВСКИЙ B.C., ТИМОФЕЕВ Л.Н. (Рос. академия гос. службы при Президенте РФ). Конфликты граждан с чиновниками почему и зачем // Там же. - С.147-167.
99.03.037. ШЕСТИК Т.А., ШИХАРЕВ П.Н. (Акад. нар. хоз-ва при Правительстве РФ). От конфликта к кооперации: перспектива отношений чиновников с предпринимателями // там же. - С.365-392.
99.03.038. САМАРИН А.Н. (МГИМО) Какой исторический путь продолжит Россия? // Там же. - С.322-351.
99.03.039. СТЕПАНОВ Е.И., НИКОВСКАЯ Л.И. (Ин-т социологии РАН) // Там же. - С.7-19.
99.03.040. СУЛИМОВА Т.С. (Рос. акад. гос. службы при Президенте РФ) Социальное партнерство как перспективная система конструктивного разделения отечественных конфликтов // там же. -С.361-364,-
Ситуация в российском обществе, отмечают во введении к сборнику Е.Степанов и Л.Никовская, предельная, кризисная, грозящая катастрофой. Ее, считают они. можно обозначить как глубочайший системный кризис режима, сопряженный с не менее глубоким экономическим кризисом, при полном отсутствии у официальной власти общественной поддержки и понимания, где лежит выход из кризиса (039, с, 7). Для аналитиков важно не просто констатировать специфику ситуации, а разобраться в ее происхождении, побудителях, дальнейших перспективах и предложить выход.
Особенность выходящей из тоталитарного состояния России состоят в том, что она “беременна гражданским обществом” (039, с. 8). В стране никогда не было развитой демократии, поэтому в современной России демократию предстоит не возрождать, а впервые строить, что значительно труднее Демократизировать предстоит общество, в котором были прочно закреплены стереотипы тотального принуждения и контроля, которые осуществляла государственная власть. Для преодоления этого укоренившегося представления о
природе власти и для его замены на демократическое понимание власти как способности согласовывать имеющиеся в обществе интересы политическим силам предстоит потратить немало труда и времени.
Следует иметь в виду, что со смертью тоталитаризма номенклатура не умерла: погибнуть ей не дал тот весьма
многочисленный слой российского общества, который был в свое время сохранен и укреплен номенклатурой в своих интересах, -чиновничество, “бюрократия”. Представители второго и следующего эшелонов прежней номенклатуры, влившись в демократические ряды и смешавшись с ними, постарались оседлать сам демократический процесс, раз оказалось безнадежным делом ему противостоять. “Началось “огосударствление” демократии и ее “обюрокрачивание” под видом провозглашенной государственной политики “демократических реформ” (039, с. 12).
В новой Конституции, провозгласившей своей основной целью неотъемлемые права и свободы человека, не содержится юридических и политически механизмов их реализации. “Да к тому же она наделяет всеми основными властными рычагами и привилегиями единоличного правителя - Президента, легализуя его, по существу, диктаторские функции” (039, с. 12-13). Можно сказать, что современный российский конституционный строй, находясь в состоянии неустойчивого равновесия, несет в себе возможности развиться как по демократическому пути, так и по пути авторитаризма. Все дело в том, какие политические силы и в каких целях воспользуются той или иной возможностью.
Модель организации политической власти, которая была предложена Монтескье и выражена в теории разделения властей, выдержала проверку временем и остается стержнем всякой демократической политической системы. Безотносительно к форме государственного устройства принцип разделения властей являе!ся формальной гарантией политической свободы общества. Однако при анализе этой проблемы необходимо пристальное внимание уделять структуре власти и реальному механизму управления.
Разделение властей в переходный период способствует институционализации как сторонников, так и противников системной модернизации, а борьба ветвей власти предстает как способ разрешения социально-политического конфликта между
ними. Цена этой борьбы - прорыв в новое социальное качество развития или откат назад.
“Традиционная корпоративная узость и эгоизм номенклатурно-чиновничьих интересов, “продавливаемых” сквозь все другие интересы и нужды, отчетливо проступают, несмотря на их “модернизированную упаковку”, - считают авторы, - не только в собственно политическом процессе и институтах, но и во всех других сферах и отношениях российского общества” (039, с. 17). При сложившейся у нынешней политической власти ориентации, проступающей во всех основных направлениях государственной политики, “она в действительности не склонна обеспечивать условия для существования и развития не только гражданского, демократического общества, но и для существования и развития российского общества вообще'1 (039, с. 17).
Эта ситуация порождает многочисленные конфронтации и напряжения, имеющие тенденцию к генерализации и превращению в “критическую массу” общего социального взрыва. В собственно политической сфере эта тенденция проявляется в расширении и укреплении оппозиции, в нарастании ее консолидированности, остроты и непримиримости.
Общественное недовольство проявляется не только опосредованно - через требования и поведение политической оппозиции, но и непосредственно - в виде протестных акций и движений, становящихся все более многочисленными и приобретающих все более решительный характер - вплоть до превращения в формы гражданскою неповиновения.
Для нашей политической элиты перспектива гражданского общества неотвратима: именно в этом намечается основа для перехода взаимоотношений власти и общества от конфронтации к согласию и сотрудничеству. Ей нужно понять, что посттоталитарному обществу “без обеспечения его основных интересов... не выжить, а потому демократизация - его единственная перспектива” (039, с. 19).
Основная задача “круглого стола” “Власть и общество: конфликт или согласие”, организованного в рамках первого Всероссийского конгресса политологов Центром конфликтологии Института социологии РАН совместно с МГИМО, - экспертный анализ состояния и тенденций развития политических конфликтов в современном российском обществе, а также обсуждение возможных
механизмов и средств их конструктивного урегулирования. Участники обсуждения исходили из представления, что политика -это поле борьбы различных социальных сил и групп за власть и влияние, за использование того и другого для решения значимых для них проблем. Отсюда вытекает содержание обсуждаемых вопросов: о способах давления социальных групп на властные структуры и об оценке форм мобилизации и уровня протестной деятельности в российском обществе: какова мера учета политическими элитами основных интересов и устремлений различных социальных групп российского общества, и, наконец, заключительный вопрос: какие пути и средства преодоления конфронтации и достижения национального согласия могут быть предложены и как они могут быть реализованы в действительности.
Тот вариант экономической и социально-политической модернизации, который был избран политической властью после
1993 г., отличается колоссальными социальными издержками, отметила в своем выступлении Л.Никовская (033, с. 22). Цена, которую платит наше общество за модернизацию, несопоставима высока по сравнению с той, которую заплатили страны Восточной Европы. У нас больше безработных, выше уровень социальной дифференциации, бедность.
Та схема ускоренной приватизации, которая была реализована в России, среднего класса не создала и, считает Л.Никовская, не стремилась к этому. В результате сложилась очень неустойчивая, нестабильная социальная ситуация, эмпирическим индикатором которой выступает социальная напряженность. Динамика протестных акций населения из года в год нарастает. Так, но данным Министерства труда, уровень забастовок в 1995 г. по сравнению с
1994 г. вырос на 18% и составил более 10 тыс. конфликтов. Причем в забастовочное движение стали втягиваться нетипичные сферы труда: наука, образование, культура, медицина, оборонка К 1998 г. шире стал арсенал протестных средств: от забастовок как средства давления перешли к массовым акциям голода, захвата в заложники собственного руководства. По данным МВД, только за первый квартал 1998 г. было зарегистрировано более 20 тыс. протестный акций (033, с.23).
И все-таки всеобщего, в национальном масштабе, протеста не наблюдается. Л.Никовская объясняет это, во-первых, достаточно
высокими адаптационными механизмами населения, воспитанного по принципу “лишь бы не было войны”. Во-вторых, усталостью населения от всевозможных революционных переходов, когда эффект радикального перехода незначителен, а негативные социальные последствия ощутимы. В-третьих, внедрением в общественное сознание жесткой индивидуалистической установки “каждый выживает в одиночку”. В-четвертых, тем, что сам феномен протестной активности расщепляется на потенциальный и реальный уровни готовности к активным действиям. В-пятых, отсутствием опоры на определенную политическую организацию. Проведенные еще в 1983 г социологические исследования показали, что большая часть населения, безучастная к политике, стоит вне той или иной политической ориентации, партии. И, более того, деятельность партий она воспринимает как бессмысленный, запутывающий и усложняющий действительность фактор. Сейчас, к 1998 г., по ряду косвенных показателей можно сказать, что общественное сознание слегка двинулось “влево”. Но это не значит, считает Л.Никовская, что КПРФ может возглавить и направить социальную протестную деятельность, КПРФ - давно уже стала так называемой “системной оппозицией” и склонна скорее договориться с режимом, идти на компромиссы, чем последовательно отстаивать интересы народа” (039, с. 25). В-шестых, наблюдается мозаичность распределения социальной напряженности и конфликтности по территориям и социальным группам: в столицах ситуация более благополучная, чем в депрессивных регионах. Следует учесть и то, что молодежь все более встраивается в новые условия. Тем не менее нельзя отрицать факта нарастания конфликта между обществом и властью, что существенно сужает социальную базу правящего режима и возможности ее маневрирования.
А.В.Глухова, характеризуя ситуацию в стране, солидаризуется с английским политологом Ричардом Саквой, который утверждает, что в России режим подмял под себя государство, а конкуренция элит подмяла под себя гражданское общество” (цит. по: 033, с. 28). Поэтому, считает А.Глухова, по всей видимости, в ближайшее время мы станем жертвами манипуляции со стороны элит, таких, которые у нас есть. Сейчас “основная задача элит - обезопасить себя от общества, сделать все, чтобы это общество молчало и проявляло готовность к манипулированию собой” (033, с. 29).
Сегодня ситуация складывается таким образом, что разрозненная, расколотая политическая элита не в состоянии артикулировать те общественные дела и ценности, которые могли бы сплотить различные группы общества и тем самым “оседлать” разворачивающуюся в деструктивном направлении социальную ситуацию, считает Л.Н.Тимофеева. Большой класс конфликтов, наблюдаемых сегодня в российском обществе, носит нормативный характер. Причем он связан не с нарушением этих норм, а с идущим поиском общественно значимых целей и норм. “В том, что такая ситуация “нормативного вакуума” сложилась и развивается в деструктивном направлении, есть доля ответственности и политической науки, политической конфликтологии в том числе. В этой связи принять активное участие в ее преодолении представляется одной из первейших и актуальнейших задач отечественных конфликтологов” (033, с. 35).
На необходимости для конфликтологического анализа
субъективного подхода в осмыслении общественных процессов и отношений зафиксировал внимание участников дискуссии Е.И.Степанов. В книге “Конфликтология переходного периода”, которая подготовлена в центре конфликтологии Института социологии РАН, на основе многолетних наблюдений над
социальными конфликтами в нашем обществе, социальные
конфликты трактуются как противоборства самоопределяющихся субъектов. Поэтому он призвал обсуждать не только определенные социальные ситуации, то, как в этих ситуациях действуют определенные социальные субъекты, так или иначе относящиеся к состоянию в политике, экономике, в других сферах общественной жизни.
При анализе урегулирования конфликта речь должна идти о том, чтобы “загнать” конфликт в определенный “правовой коридор”. При этом требуется его четкая институализация и соответствующие этому методы, подчеркнул В.С.Рахманин. Другой важный вопрос -кто является субъектом политических конфликтов. Опрос, проведенный воронежскими учеными по всему Черноземью, показал, что респонденты считают генератором политических противоборств политические верхи, в первую очередь федерального уровня.
Доминантными, наиболее существенными политическим^ конфликтами В.Рахманин считает не нормативные нарушения, а
статусно-ролевые, в основе которых - проблема статуса тех или иных социальных групп в политических отношениях, их доступа к власти, к влиянию на социальные процессы и отношения. Так, один из самых острых сейчас конфликтов - между федеральным центром и субъектами федерации. Роль субъектов федерации все более нарастает, а статус их остается приниженным. Около 80% финансового капитала страны сосредоточено в Москве, что создает конфликт не только финансового, но и политического характера.
Важным вопросом для обсуждения на дискуссии В.Рахманин считает вопрос об идентичности России, в котором наряду с политико-правовым аспектом (быть ли России федерацией или конфедерацией) есть и социокультурный - идут разговоры о возрождении России на основе православия. Это, на взгляд В.Рахманина, может привести к противостоянию конфессий и больше - спровоцировать конфликт между православной цивилизацией и мусульманской, что нанесет большой вред развитию российского общества.
На роли политического лидера в политических конфликтах в СНГ сосредоточил внимание участников дискуссии Д.М.Фельдман. От политической системы прежнего, подчеркнул он, мы переходим под руководством и раньше хорошо известных фигур - Ельцин, Черномырдин, Назарбаев, Ниязов и т.д. Социологическое объяснение этому то, что при тоталитаризме не было воспроизводства контрэлит. На постсоветском пространстве утвердилась мифология о том, каким должен быть лидер. “В наше время в странах СНГ, чтобы отвечать этой мифологеме, нужно обладать чертами хозяина и начальника (Лукашенко, Алиев и т.д. и т.п.). Только преуспевающий в этих функциях человек может утвердиться в роли политического лидера в глазах своих сограждан” (033, с. 46).
По убеждению Э.Н.Ожиганоиа, создалась ситуация, когда сама политическая система является генератором конфликтов. Выявлены два источника смуты: системный и ситуационный. Применительно к нам системный источник смуты состоит в том, что Россия экспортировала некую модель политической системы, зафиксировав ее в своей конституции 1993 г. Воспринята политическая модель, которая содержит несовместимые элементы: разделение властей и институт президентства, как он изложен в Конституции. Ни одна
страна мира не знает такой конституции, когда институт президентства выводится за рамки разделения властей и как бы становится над ним. “Если институт президентства находится под системой разделения власти, то встает вопрос о характере возникающего политического режима. Я бы назвал его, - говорит Э.Ожиганов, - режимом плебссцитарной вождистской демократии. Его смысл - в патриархальности поведения института президентства. Раз президент становится отцом нации, а не частью системы разделения власти, то все остальные институты становятся излишними. Это означает также нескончаемый конфликт с законодательной властью, постоянные проблемы с судебной властью, которую президентские структуры постоянно стремятся подмять под себя. Это корявая партийная система, которая никогда не станет нормальной партийной системой. И самое главное - это потеря ответственности, она как институт исчезает: за происходящее отвечает кто угодно, только не президент” (033, с. 54).
Харизматический лидер постоянно трясет бюрократическую систему. У него только две институциональные возможности: он сам и его свита. Свита кристаллизуется и потому через какое-то время ее убирают. По такому же способу начинают действовать и нижестоящие структуры, например губернаторские.
Э.Ожиганов обратил также внимание на состояние массового сознания в стране, в том числе, на протестные его формы. Анализируя ситуацию в Германии 3()-х годов, У. Райт показал в своих работах, что там были массы с больным сознанием и подсознанием. Относительно отечественной ситуации то же самое проделал П.Сорокин. В своей работе “Голод и война” он показал, что именно эти две составляющие образуют ту основу, вокруг которой вращается массовое подсознание в России.
“Таким образом, необходимо принять во внимание несколько аспектов современного политического процесса - институты, режим и состояние массового сознания и подсознания, состояние которых разворачивает отечественную историю в определенном направлении” (033, с. 55).
Социальный взрыв, на взгляд А.В.Кинсбургского, в современной России практически исключен. Социологические исследования “зафиксировали, что за последние 1,5-2 десятилетия произошло многократное возрастание личной собственности:
предметов длительного пользования, обновления этих предметов. Они показали: разговор о всеобщем обнищании - во многом иллюзия. Конечно, есть слои, которым присуще обнищание. Но они не составляют всего общества. И на этом фоне уже фиксируется снижение психологической напряженности. Пик ее обострения пришелся на 1992 г., и с этого момента напряженность начала спадать и сейчас держится на относительно невысоком уровне. Поэтому и она не составляет фактора возможного социального взрыва (033, с. 64). Социальный взрыв - это такой эффект, который наступает при сочетании двух факторов: фактора экономического и политического подъема и фактора политической блокировки. Уже Тоффлер показал, что в бедном обществе, депрессивном обществе никакого социального взрыва быть не может. Сейчас в России ситуация, когда скорее возможен распад, чем социальный взрыв.
Такой важнейший индикатор социального самочувствия общества, как частота и размах протестных действий, стоит рассматривать, на взгляд Л.М.Романенко, “скорее как показатель жизнеспособности формирующегося российского гражданского общества, в рамках которого обеспечиваются базовые демократические права и свободы людей, чем показатель готовности общества к насильственному свержению правящего режима” (033, с. 66).
Долгие десятилетия Советским государством применялись две генеральные технологии предупреждения и разрешения конфликтов -уничтожение (в том числе и физическое) социальных групп, слоев и отдельных личностей, не согласных с проводимой государством политической линией и элиминации самих причин, способных генерировать конфликты: запрет на существование частной
собственности или института многопартийности. Все это привело к тому, что конфликты “загонялись вглубь” и могли разворачиваться лишь в латентной форме. Подобная ситуация внесла свою лепту в сегодняшний всплеск конфликтов.
Л.Романенко не устраивает сравнение России с различными западноевропейскими странами, и она предлагает “восточную” аналогию, активно используемое в японской обществоведческой науке понятие “татешакай” (вертикальное общество). Это понятие обычно используется нашими японскими коллегами для того, чтобы подчеркнуть отличие их общества от западных (эгалитарных)
демократических систем. Данное отличие состоит в том, что базис японской общественной системы формируется иерархическими социальными связями и отношениями типа “учитель-ученик”, “старший-младший”, “родитель-ребенок” и т.д. Поэтому в вертикальном обществе конфликты обычно возникают при исчерпании кредита доверия и имеют ярко выраженный эмоциональный (иррациональный) план.
В ситуации, когда конфликты разворачиваются главным образом в вертикальной плоскости: центр-регионы, директор-рабочие, администрация-местные жители, обычным является использование так называемых конфронтационных ритуалов -индивидуальных или массовых протестных действий - как эффективного и оперативного способа разрешения конфликта. Конфронтационные ритуалы (голодовки, забастовки, массовые демонстрации и т.п.), с одной стороны, позволяют “спустить” накопившийся в обществе “пар”, а с другой - привлечь обычно необходимое для быстрого и реального разрешения конкретного конфликта внимание вышестоящих инстанций. При этом возникает своего рода “цепная реакция": конфликтующие стороны немедленно идут на обострение даже в тех случаях, когда возможно успешно использовать для разрешения конфликта консенсусные ритуалы. Все эти действия носят сугубо конкретный характер и вовсе не означают готовности россиян выйти на баррикады.
Власть: конфликтогелныс факторы функционирования
Исследования проводились в 1995-1996 гг. коллективом ученых кафедры политологии и политического управления Российской академии государственной службы при Президенте РФ среди населения Ставропольского края, Владимирской, Тульской, Нижегородской, Самарской областей. Всего опрошено 2500 человек. В исследовании частично использованы данные опроса 140 экспертов из числа государственных служащих федерального и регионального уровня, а также статистические данные о характере почты, пришедшей в адрес Президента РФ и его администрации, Государственной Думы Федерального Собрания РФ в 1994-1996 гг.
Конфликты являются видимой частью противоречивых человеческих отношений, разнонаправленных потребностей. Это
позволяет рассматривать конфликт как ценность, и прежде всего -для власть предержащих, так как он сигнализирует о неблагополучии в обществе, указывает на определенные проблемы, помогая лучше сформулировать цели политики. Известный конфликтолог Ральф Дарендорф справедливо заметил, что человеческая свобода вообще и свобода политического выборам в частности “существует лишь в мире регулируемого конфликта” (цит. по: 036, с. 148). А потому только непрерывный процесс выявления и регулирования конфликта может считаться одним из главных условий нормального развития общества.
В своем исследовании авторы опирались на понимание государственной службы как практического участия граждан в осуществлении целей и функций государства с помощью исполнения государственной должности. Цель - выяснить уровень доверия граждан к аппарату исполнительной и законодательной власти федерального и регионального уровня, “градус” готовности к сотрудничеству с ним и степень авторитета этого аппарата в глазах населения, определить источники и масштабы отчуждения россиян от государственной службы и причины возникновения конфликтов между ними, сформулировать некоторые предложения по совершенствованию этой сферы отношений в русле демократизации. К сожалению, уровень доверия населения к органам власти и управления имеет устойчивую тенденцию к падению. В 1996 г. более 40% граждан не доверяли ни одному из государственных и общественных институтов, а 15% не смогли (или не захотели) ответить на этот вопрос. Самый низкой рейтинг доверия имеют: администрация Президента; организации бизнесменов и предпринимателей; политические партии; Федеральное Собрание (Государственная Дума и Совет Федерации); правительство; правоохранительные органы.
Об имидже госслужащих в сознании населения можно судить по ответам на вопрос: “Как Вы думаете, в какой степени государственные служащие в нынешних российских условиях выполняют следующие функции?” 80% населения видят свои взаимоотношения с госслужащими или в негативном свете, или не имеют о них представления вообще. Граждане полагают, что одним из фундаментальных источников их конфликтов с госслужащими является общий социально-экономический кризис в стране, резкое
снижение уровня социальной защищенности. Согласно статистике, представленной Управлением Президента РФ по работе с обращениями граждан за 1996 г., больше всего в почте писем с требованием обеспечить законность и правопорядок в стране (18,3%), на втором месте - проблемы экономики и политики (17,1%), на третьем (11,7%) - жалобы социального характера - на задержку зарплаты, пенсий, стипендий, социальных пособий, на состояние здравоохранения, образования и культуры (036, с. 152). Совпадает с этими данными и мнение экспертов - государственных чиновников разного уровня.
Вторым крупным источником конфликтности между гражданами и госслужащими является конфликт разнонаправленных интересов тех и других. На вопрос “Чьи интересы сегодня защищают госслужащие в первую очередь7” Получены следующие ответы: интересы своего руководства (13%); интересы своего ведомства (12%); свои личные интересы (5%); затруднились ответить - 23%. Сами государственные служащие, выступившие в качестве экспертов, на первое место (около половины опрошенных) поставили интересы государства, далее -интересы граждан и интересы государства одновременно. На второе место поставили интересы своего ведомства, лишь 1% ответил, что чиновники обеспечивают свои личные интересы.
Авторы сочли целесообразным вычленить не только источники, но и непосредственные причины, порождающие недоверие граждан к органам власти, и разбили их на несколько групп. Первую группу причин они условно назвали “техническими”, когда органы государственной службы в силу обстоятельств не могут разъяснить гражданам цели и мотивы деятельности органов власти. Вторая группа - причины культурно-исторического типа, основная суть которых заключается в особенностях формирования политической культуры России, извечное стремление русского народа почти на генетическом уровне противостоять власти. Третья группа - причины организационного характера, связанные с неумением чиновников организовать практическое выполнение принимаемых политическими лидерами и руководителями решений. Четвертая группа - причины, которые определяют стиль и методы работы органов госслужбы - стремление к закрытости, подавление гласности и т.д. Пятая группа - причины социального характера,
обусловленные тем, что госслужба в основном работает “на себя” и в угоду своему руководству, отодвигая на второй план реальные потребности общества и граждан.
Аналитики в качестве основных причин отчуждения граждан от власти чаще всего называют причины культурно-исторические, связанные с особенностями проявления политической культуры россиян. Это отчуждение рассматривается ими как пролонгация негативного отношения граждан к партийно-бюрократической системе, существовавшей в СССР.
Однако, считают авторы, есть основания говорить о существенных и принципиальных сдвигах в массовом политическом сознании в направлении формулирования требований к реформируемому обществу.
Глубокий и всесторонний анализ конфликтных ситуаций на территории Российской Федерации невозможен вне рассмотрения общеполитической обстановки, сложившейся на территории СССР, особенно в последний период его существования. В СССР существовала иерархия национально-территориальных образований: союзная республика, автономная республика, автономная область, автономный округ, - что воспринималось населением ряда образований как официальное закрепление неравенства титульных народов этих территорий. С распадом СССР эта проблема обострилась и в Российской Федерации. Этнополитические процессы и конфликты, имевшие и имеющие место в Татарстане, Чечне и т.д., -наглядная демонстрация стремления титульных наций познать статус собственной территории. Статусная проблема в Российской Федерации стала одной из важнейших.
После подписания Федеративного Договора 1992 г. и принятия Конституции 1993 г. фактическое юридическое закрепление получила самостоятельность национальных регионов (в том числе и бюджетном). Таким образом, стало воспроизводиться то же противоречие, которое сложилось ранее в СССР: политика
центрального руководства ведет к тому, что национальные республики имеют преимущественные права перед собственно русскими территориями. Прежде всего это проявляется в первоочередной дотационной поддержке национальных регионов и в дисбалансе, возникающем из-за несоответствия ряда республиканских конституции Основному закону РФ. Если в
Белгородской, Челябинском и Ярославской областях доля трансфертов в общих налоговых поступлениях ниже 2%, то в Кабардино-Балкарии - 39, в Ингушетии -90%. Большинство национальных образований I? составе Российской Федерации находятся на дотации государства Перечисленные социально-экономические причины способны вызвать противодействие, во-первых, между национальными субъектами РФ и Центром, во-вторых, - между русскими субъектами и Центром, в-третьих, негативное отношение русских субъектов к национальным И наконец, в-четвертых, между национальностями как таковыми” (033, с. 193).
В настоящее время уровень социально-экономического, культурного и политического развития этнических общностей свидетельствует о том, что в большинстве случаев речь идет о детонации неблагоприятного развития в существующей социально-экономической системе в целом. В качестве такого детонирующего механизма выступает суверенизация, готовящая почву для
конфликтогенного потенциала. В условиях курса на суверенизацию этнополитические трения провоцируются перманентными трениями между регионами и федеральной властью. “Заказчиком”
этнополитических конфликтов, как правило, выступает элита, но ее борьба никогда не обходится без эксплуатации массовых настроений, т.е. без использования собственно этнического фактора.
В.Галактионов выделяет три основных исторических источника возникновения этнополитических конфликтов на территории бывшего СССР и нынешней РФ. Во-первых, эхо исторического насилия (произвольное изменение национальных границ, депортация, искусственное расселение этнических
общностей и т.д.), во-вторых, серьезные диспропорции в развитии общества, обнаруженные в годы перестройки, в-третьих, последствия разрушения политической и экономической целостности государства.
Автору представляется, что путь, способный обеспечить национальное и гражданское согласие в обществе, лежит в разработке модели консенсусной демократии. Для создания демократии подобного типа нужен определенный механизм, основанный на законе, понимаемом как согласие социальных и этнических групп и слоев, как процесс совместного принятия того или иного
нормативного акта. Одновременно необходимым является наличие структурированной системы организации претворения принимаемых законов в действительности.
Общество: оппозиция, протествые движения
За сравнительно короткий (по историческим меркам) промежуток времени массовые ориентации и представления в российском обществе претерпели существенные изменения. А.В.Кинсбургский и М.Н.Тополов (035) различают следующие основные этапы в их развитии
1989-1991 гг. - невиданный по сравнению с предшествующими годами подъем общественно-политической активности масс, особенно среди интеллигенции в крупных городах: митинги, демонстрации, пикеты, забастовки и другие массовые действия.
1992-1993 г. - постепенное вызревание и проявление ориентации на насильственные, в том числе вооруженные, способы борьбы с властью.
1994-1996 гг. - преобладание мнений, что самой эффективной формой политического протеста служит голосование на выборах за оппозицию.
1997 г. - относительное разочарование во всех указанных формах выражения социального недовольства и способах давления на власть, затухание протестной активности масс.
Кульминацией развития протестной активности послужили трагические события октября 1993 г. в Москве, которым предшествовал роспуск Верховного Совета и Съезда народных депутатов. Эти события подтолкнули политически активную часть населения к переориентации с митинговой формы выражения протеста к выражению недовольства с помощью голосования за оппозицию. Формой “протест ного голосования” явилась неожиданно массовая поддержка избирателями кандидатов от ЛДПР. Социологические опросы зафиксировали некоторый спад (по сравнению с первой половинои 1992 г.) социально-психологической напряженности, что авторы объясняют тем, “что в обществе включились и начали “работать” адаптационные механизмы, частично снимающие социальное напряжение и “выпускающие пар” социального недовольства” (035, с. 281). Однако последующие
исследования показали, что “достигнутый” уровень социальной неудовлетворенности сохраняется: по данным ВЦИОМ, социальнопсихологическую напряженность в последние годы испытывает от трети до половины всех россиян. За последние три года доля “потенциальных протестантов” в целом по России составляет 10-20% (035, с. 282).
На парламентских выборах 1995 г. оппозиционные настроения россиян выразились в следующих формах: 1) отказ от голосования и голосование “против всех”; 2) поддержка “негативной”,, “деструктивной” оппозиции - ЛДПР, отчасти КПРФ; 3) поддержку “позитивной”, “конструктивной” оппозиции - “Яблоко”, отчасти КПРФ. Не участвовали в выборах 37% избирателей (035, с. 282).
Более точно оценить уровень “протестного голосования можно в ситуации президентских выборов 1996 г. Он равнялся более одной трети от общего числа избирателей. В ходе опроса службы Vox Populi (VP) среди избирателей, склонных к протестному голосованию, относительное большинство составили люди с образованием ниже среднего, лица пенсионного возраста, жители малых городов и сельских населенных пунктов, а также рабочие и руководители сельского хозяйства. Относительное большинство тех, кто был намерен голосовать против действующего президента, принадлежит к электорату КПРФ (035, с. 284). После завершения парламентских и президентских выборов протестный потенциал проявился в результатах выборов глав администраций Краснодарского, Ставропольского края, Курской, Орловской,, Тульской областей. Однако и эта форма протеста “превратилась в хорошо управляемые и органичные элементы сложившейся структуры власти и управления” (035, с. 285).
В связи с этим на извечный вопрос о том, насколько сейчас вероятен стихийный “русский бунт, бессмысленный и беспощадный”, авторы отвечают отрицательно. К настоящему моменту в России закончился определенный цикл в развитии массовых ориентаций и действий протеста, форм общественно-политической активности вообще, который последовательно включал в себя этапы подъема, кризиса, спада и депрессии” (035, с. 286).
Демократизация:ретроспектива и перспективы
Несмотря на то, что наше общество за это столетие значительно изменилось, “сегодня поразительным образом актуализируются дооктябрьские политические, идеологические, символико-культурные сюжеты и комбинации”, - отмечает А.Н.Самарин (038, с. 322). Обращение к возрождению подзабытых исторических образов реформизма, которые содействовали или могут содействовать решению задач модернизации, он отчасти объясняет элементами “здоровом защитной реакции на излишне ускоренные для жизни одного или нескольких поколений” или слишком болезненные социальные изменения (там же). Чем больше в отечественной истории предлагалось или внедрялось властями радикально-революционых новшеств, тем активнее давал о себе знать консервативный синдром. “Революционеры могут вынашивать самые радикальные идеи о переделе человека и общества, но им приходится строить новый порядок, используя тот человеческий материал, который сформировался в прошлом. По этой причине, рано или поздно, они сами отдаются во власть минувшего”, - именно к такому выводу приходит Р.Пайпс, исследуя инварианты русской истории последних столетий (Цит. по: 038, с. 323).
И в сегодняшнем вяло текущем реформизме А.Самарин видит большое сходство одновременно с брежневским и с дореволюционным периодом. Сближают их во многом келейноавторитарные и консервативно-бюрократические политические методы. Номенклатурно-демократический мутант, как его обозначил Ю.Буртин, декорирован в современные цивилизованные одежды, однако его психология очень мало изменилась в сравнении с социалистическим прошлым. Да и класс, политически и экономически господствующий в стране, остался тем же самым. Он вкусил благ свободы, в том числе экономической. И “если духовной и политической свободой все принадлежащие к нему еще могут пожертвовать в случае прямой угрозы своим общим интересам, то уж с обретенной наконец собственностью не расстанутся никогда”, -убежден А. Самарин (038, с. 325). “Пролетарский” госсоциализм сменился “буржуазным” этатизмом, по “гуманности” своей мало отличающимся от предшественника. Отсюда и “мера их авторитарности вряд ли будет в корне отличаться до тех пор, пока
частнохозяйственный капиталйзм не станет преобладающим и устоявшимся укладом, пока госраспределение не заменится подлинным рынком, пока демократия не сможет опереться на средний класс и не станет действенной” (038, с. 327).
Минусы сегодняшнего дня, считает автор, - это в основном минусы непоследовательного и недостаточно компетентного авторитарного правления, наступившего после периода потрясений. За тот же или меньший срок Китай в Азии, Польша, Чехия и Словакия в Восточной Европе (страны с несопоставимо меныяими ресурсами) успешно осуществили рыночные преобразования и демонстрируют уверенный рост, в то время как российская экономика стагнирует, а в социальном смысле общество испытывает предельные напряжения. “Таким образом, создается почва для более глубокого сдвига в сторону пропопулистского авторитаризма, который может прийти к власти под флагом национального спасения от номенклатурного геноцида” (038, с. 329).
Однако общество вовсе не заинтересовано в очередном крахе власти. Вместе с обвалом режима может рухнуть и общероссийская государственность, открыв дорогу новому валу сепаратизма и всеобщей анархии. Поэтому предпочтительнее эволюция нынешней российской элиты, тем более что в ее составе немало способных сил и личностей. Такая эволюция самопроизвольно не совершится, она возможна лишь при давлении со стороны общественного мнения и конкурирующих социальных и политических групп. Наиболее влиятельна сегодня региональная элита, имеющая более низкую * профессиональную компетент НОСТЪ И Ои1 некультурный уровень.
“В России нет политической элиты в нормативном смысле -элиты, отвечающей своему предопределению, есть лишь ее деморализованный, “аномичьый” (в веберовском смысле) эрзац, некий функциональный суррогат, который утратил всяческие представления о должном и дозволенном, о национальных интересах страны” (038, с. 336). В то время как в других областях деятельности, культуры, науки элитные группы, вполне соответствующие мировым образцам, в нашем обществе есть. Создание новой авторитетной группы - дело длительного времени. Г.П.Федотов когда-то заметил, что это будет самая первостепенная и сложная задача в посттоталитарной России. В текущей сшуапии внеполитические профессиональные элиты обязаны оказывать поентьное воздействие
на российских политиков в моральном аспекте. Очищению элиты могло бы содействовать активное участие в политической жизни виднейших и пользующихся моральным авторитетом интеллектуалов, которые уклонились от этой роли, ссылаясь на свой политический дилетантизм или заявляя о своем отвращении к номенклатурной субкультуре и ее методам.
Отрегулировать все возникающие конфликты интересов, обеспечивая приоритет общесоциальных задач, не допустить социального взрыва может у нас только прочная государственная власть, обособившаяся от породившей ее социальной группы. Преемственность и предсказуемость политического курса в условиях тотального кризиса и острого соперничества за власть могут обеспечить только устойчивые элитные политические группы. “Наследие тоталитарного и более отдаленного авторитарного прошлого далеко не преодолено, и опасность профашистской трансформации номенклатурного государства достаточно реальна, -считает А. Самарин.- В последние пару лет она даже стала медленно нарастать” (038, с. 340).
Положение усугубляется тем, что лишь тончайший слой политической бюрократии, высококвалифицированных управленцев и интеллигенции принимает демократию как реальную ценность. А энергия любого протеста амортизируется массовой инертностью и авторитарной психологией, привычкой воспринимать любую власть как стихийное бедствие, которое следует стойко перенести или переждать. Это также может поощрять неототалитарные силы (038, с. 341).
Автору представляется весьма вероятной последующая институализация нынешней власти в виде двухпартийной политической системы, зачатки которой уже реально просматриваются в диалоге правительства с оппозицией. Партию власти и ядро оппозиции - КПРФ многое объединяет, как в их социально-политическом генезисе, так и в нежелании допустить к власти мобильные социальные силы (“третью силу”). Третьей силой, противостоящей им и ныне и прежде, были и остаются националисты, готовые блокироваться почти с любой правящей партией. Сегодня они находятся во временном блоке с коммунистами. Тем не менее новейший общественный национализм, все более модернизируясь, стал в одном из его ответвлений
(национал-реформистском) реально сближаться с либерализмом. Динамика же изменения политических предпочтений работает на них. “И это, - считает А. Самарин, - самый серьезный факт в политическом развитии страны за последние два-три года” (038, с. 348-349). Пронационалистически ми настроениями охвачено уже около четверти россиян, и эти настроения будут усиливаться вместе с ростом миграции русского населения из ближнего зарубежья.
Другим вариантом двухпартийной модели могло бы стать чередование партии власти с либерально-демократическими структурами типа “Яблоко” и “Демократического выбора России”, носящих чисто интеллигентский характер и не располагающих необходимой массовой поддержкой.
Эволюционное развитие российского общества в начале столетия было во многом сорвано из-за неспособности высшей бюрократии вступить в равноправное партнерство с другими общественными силами, и в частности с тогдашними властителями дум - представителями интеллигенции. Тяжкая вина за этот сры» лежит на обеих сторонах. Из истории, убежден А.Самарин, должен быть извлечен положительный урок.
Принципы и технологии достижения согласия
Эффективной системой согласования интересов различных социальных групп, способом конструктивного разрешения возникающих противоречий, предупреждений открытой формы социальных конфликтов, как свидетельствует опыт стран с развитой рыночной экономикой, является социальное партнерство. Во многих странах идеология и политика “социального партнерства” получила юридическое закрепление прежде всего через нормы трудового права. Формы социального партнерства зависят от особенностей страны, ее истории, традиций, национальной специфики, но главные принципы соответствуют конвенции и рекомендациям Международной организации труда (МОТ).
Социальное партнерство осуществляется в нескольких формах: путем участия в законотворческой деятельности; через консультации, переговоры с целью обсуждения конфликтных ситуаций и достижение компромиссных взаимоприемлемых решений; путем заключения соглашений, коллективных договоров.
Особое значение система социального партнерства приобретает в условиях экономических кризисов, переходных периодов. Достижение компромиссов, согласия в период проведения реформ позволяет осуществить их в соответствии с интересами общества, основных его социальных групп. Система трехсторонних социальнотрудовых отношений, получившая в международной практике название трипартизма, позволяет предупреждать социальные потрясения, создавать социальную основу устойчивого развития экономики.
В российских условиях пока еще отсутствуют прочные экономические основы рыночной экономики, соответствующие рационалистические прагматические установки. Действия многих экономико-политических групп, отдельных крупных предпринимателей ориентированы исключительно на текущую личную выгоду без учета социальных, общенациональных последствий. Отсутствие общественной ответственности укрепляет социально-психологические установки на использование средств и методов полукриминальной системы накопления капитала.
Противопоставление чиновников предпринимателям традиционно для отечественной специальной литературы. Авторы (037) констатируют содержащийся в массовом сознании преимущественно негативный характер обоих стереотипов предпринимателя и чиновника. Это отрицательное отношение служит исходным психологическим фоном, на котором формируется более конкретное отношение представителей этих групп друг к другу. Те стереотипы и нормы поведения, которыми сейчас руководствуются предприниматели и бюрократия, складывались на протяжении нескольких столетий. Материальное благополучие человека заьисело от благосклонности властей, от получения всевозможных лицензий, льгот и привилегий. До сих пор эта российская традиция живет 1! массовом сознании. Об этом красноречиво говорят данные исследований: 81% всех опрошенных по всероссийской выборке и 60% предпринимателей согласны с тем, что богатые люди получают свой доход, используя служебное положение и связи (037, с. 369).
Три поколения российских чиновников выросли в атмосфере глубоко враждебной частнособственнической инициативы. Неуважение к чужой собственности и правам других людей,
выработанное командно-административной системой, проявилось в 1989-1993 гг., когда часть функционеров превратилась в предпринимателей. Первоначальное накопление опять шло сверху и определялось произволом государственного аппарата.
Сегодня отношения с представителями власти - одна из самых острых проблем для российских предпринимателей. Сами бизнесмены оценивают свои отношения с российскими чиновниками как все более конфликтные. Девять десятых руководителей малых предприятий обращают внимание на наличие чиновничьих вымогательств. По данным другого опроса, 74% предпринимателей чувствуют противодействие со стороны государственных органов. При этом наибольшая степень риска связывается предпринимателями не с конкуренцией, а с давлением государственных монопольных структур. Среди причин возникновения конфликтов указываются такие, как коррупция, неопределенность функций государственных чиновников и требований к предприятиям с их стороны, а также неоднозначность толкования законов, регулирующих предпринимательскую деятельность (037, с. 372). Только каждый шестой (16,6%) из опрошенных предпринимателей надеется, что успешное хозяйствование при принципиальном отказе от дачи взяток должностным лицам возможно, 42,1% руководителей считают, что этого можно добиться с трудом и почти столько же (41,3%) не питают в данном случае никаких надежд. Вышеизложенное позволяет рассматривать предпринимателей и чиновников как две социальные группы, находящиеся в состоянии латентного конфликта (037, с. 373).
Предприниматели - новый слой российского общества, с самого начала своего развития находящийся под пристальным вниманием ученых. Изучение же российских госслужащих только начинается и оно затруднено закрытостью этой социальной группы.
Интегративным взаимоотношениям предпринимателей и государственных служащих препятствует ряд факторов. Во-первых, социальная разнородность тех и других, которая влияет на их ценности. Для бюрократии в целом характерно почти полное отсутствие молодежи до 25 и весьма незначительная доля возрастной группы от 25 до35 лет. В областных и районных администрациях преобладают мужчины в возрасте от 45 до 60 лет. В целом это достаточно консервативная социальная группа. Большинство
чиновников начали свою карьеру еще в советское время. Предприниматели значительно моложе, в основном это мужчины от 30 до 40 лет. Более 80% предпринимателей составляют лица с высшим образованием, в основном - это интеллигенты во втором поколении (71%) (037, с. 374).
Взаимоотношения служащих и предпринимателей осложняются сегодня растущей разницей в их жизненном уровне. По данным Н.П. Шмелева, разница между верхними по доходам 10% российского населения и нижними 10% составляет 20:1 и продолжает увеличиваться, а в странах Европы она находится на уровне 4:1 или 6:1. Более половины всего населения России, пытаясь найти свое место в новых экономических условиях, испытывает “адаптационный синдром”, что поднимает и без того высокий уровень психической напряженности у российских чиновников. Высокий уровень тревожности зафиксирован у 75,8% опрошенных, средний - у 22, а низкий только у 2,2%. Как показали опросы, основными причинами возникновения таких состояний являлись “нестабильность, неуверенность в завтрашнем дне” (82% опрошенных), “низкая компетентность руководства, большие ошибки” (77%), “неудовлетворенность материальным стимулированием” (71%), “психологическая несовместимость” (51%), 67% сказали, что они “сильно устали от стрессов, а 9% считают, что у них практически не осталось сил переносить напряжение (037, с. 375-376). Данные опросов показывают, что 37% чиновников недовольны своей заработной платой, 29% скорее недовольны, чем довольны, и только 16% удовлетворены ее уровнем. Вместе с тем подавляющее большинство опрошенных, 78% на периферии и до 80% в Москве, не намерены уходить с государственной службы (037, с. 377).
Уровень групповой сплоченности служащих уступает сплоченности представителей частного бизнеса, о чем свидетельствует появление предпринимательских союзов и ассоциаций, проведение Всероссийских съездов малого и среднего бизнеса. Стремление же чиновничества отделить себя от других социальных слоев проявилось в федеральном законе “Об основах государственной службы Российской Федерации от 31 июля 1995 г., где основное внимание уделяется званиям и привилегиям, что
позволяет говорить о том, что в его основе - кастовая модель государственной службы.
Если социальный статус чиновничества понижается за счет усугубления материального неблагополучия, то предприниматели столкнулись с другой формой неравенства - правовой незащищенностью. По данным статистики Министерства юстиции, число судебных разбирательств по делам, возникающим из административно-правовых отношений«только за шесть месяцев 1996 г. выросло на 46,1% (037, с. 379). Государственные служащие склонны компенсировать неравенство посредством отказов и запретов, часто грубого произвола. Другое средство - всевозможные поборы. В.Радаев выделяет три их основные формы: легальные, полулегальные и нелегальные. Легальные включают налоги и обязательные платежи; к полулегальным относятся осуществляемые по инициативе властей отчисления предприятий; нелегальные поборы идут непосредственно в карманы чиновников в виде взяток. Взятка рассматривается как форма восстановления социальной справедливости. Поданным опроса РНИС и НП, 37,5% опрошенных согласны с оправданием чиновничьих взяток, против их оправдания -36,6 (при 24 % воздержавшихся) (037, с. 381).
Между тем предприниматель и чиновник - понятия социополитические: частная инициатива и власть, инновация и порядок немыслимы друг без друга. Их противостояние не фатально. Опыт социально-психологических исследований свидетельствует, что рано или поздно напряженность межгрупповых отношений спадает: восстанавливается баланс позитивного автостереотипа и аутгрупповой толерантности. Это происходит, когда две враждующие группы включены в совместную деятельность, успешность которой выгодна обоим. Именно те факторы, которые, по мнению предпринимателей, лежат в основе их конфликта с властью, оказываются стрессовыми для чиновников. В качестве самых острых факторов стресса 68% опрошенных госслужащих назвали “частые организационные перестройки”, 48 - указали на “нестабильность нормативно-правовой базы деятельности”, 40 - на “текучесть кадров”, 33% - на “межведомственное и внутриведомственное” дублирование” (037, с. 389).
Внутренняя структура бюрократических организаций строится по тем же принципам, по которым действуют руководители частных
предприятий: патернализм, личная преданность, система доверенных “команд”, неформальных отношений. Несмотря на существенные различия, российские предприниматели и чиновники живут в рамках одной авторитарной деловой культуры, выстроенной сверху вниз. На более высоком уровне представительности взаимодействие между чиновниками и предпринимателями носит более тесный и постоянный характер, что способствует его конструктивности. “Ввиду происходящей модернизации управленческого аппарата в ближайшем будущем следует ожидать своеобразного симбиоза западной и азиатской традиций: с одной стороны, сделать
управленческий аппарат максимально рациональным и эффективным, с другой - не обидеть “своих” (037, с. 391). Интегративные взаимоотношения будут развиваться между наиболее приспособленными к происходящим реформам представителям чиновничества и бизнеса. Данные социально-психологических исследований подсказывают путь борьбы с коррупцией. “Вместо того чтобы отдавать сферу отношений предпринимателей и государства на негласный откуп контрольным органам, разумнее узаконить официальное материальное поощрение для тех чиновников, которые помогли разрешить спор с выгодой для обеих сторон” (037, с. 392).
И.Ф.Рековская