CC BY
35
97.03.022. ФЕТИСОВ В .П. ФИЛОСОФИЯ МОРАЛИ: Тоска по русскому аристократизму. - Воронеж, 1995. - 119 с.
В качестве задачи данной книги автор указывает стремление показать, что только философское понимание основных этических проблем дает возможность ощутить те неприступные вершины, которых достигает аристократический дух, выражая в концентрированном виде природу и судьбу страны. Он отмечает, что в России основным признаком благородства является нравственность. И хотя нравственность играет важную роль и в жизни других народов, именно у русских она ставится выше политики, науки, искусства и даже религии. В ХХ в. по религиозности русского народа нанесен такой удар, от которого без предварительного нравственного оздоровления никак не оправиться. Многие моральные оценки и нормы могут быть отсталыми по сравнению с культурными странами, но склонность к нравственным исканиям у русских все равно будет сильнее. Таков характер русского народа, и , как считает автор, его лучшие представители (аристократы) полнее других выражают этот существенный признак. Главная черта подлинного русского аристократизма - это готовность поставить нравственность выше и дороже всего в жизни.
Нередко мораль трактуется как совокупность норм и принципов, регулирующих поведение человека в обществе и контролируемых совестью и общественным мнением. Главный недостаток данного определения заключается в том, что оно напрочь закрывает дорогу к различию между собственно моральным и аморальным, нравственным и безнравственным. Регулировать взаимоотношения людей в обществе можно и на основе безнравственных действий. У карьеристов, жуликов, грабителей тоже есть принципы, по которым они регулируют свои отношения. Однако назвать бандитскую "мораль" моралью можно только в переносном смысле. Сторонникам подобного понимания морали , смешавшим воедино нравственное и безнравственное, остается лишь утверждать, что мораль должна быть разная у каждого народа, социальной группы и т.д., теряя тем самым надежду на раскрытие ее
всеобщего содержания. В указанном выше определении не хватает одного важного признака, отделяющего мораль от ее противоположности. Таким признаком является направленность моральных норм на сотрудничество, взаимопомощь и спасение, а не на разрушение, уничтожение и гибель людей, так чтобы это спасение и сотрудничество одних не осуществлялось за счет унижения и гибели других. Несмотря на наличие всеобщих, объективных критериев, мораль не сводится к готовым нормам и принципам, каковыми бывают только воинские приказы и юридические нормы. Нравственная норма, имея объективный характер, всякий раз должна еще и твориться самим субъектом. В морали есть нечто настолько важное для бытия, что не позволяет рассматривать ее только лишь как одно из свойств общества или личности. Она выражает специфику самой человечности. Поэтому с позиций философии мораль определяется как способность поступать по-человечески в любой ситуации и вопреки любым обстоятельствам.
Одна из "вечных" для этики проблем связана с выяснением места и роли критериев полезности и долженствования в морали. Выделяют даже два направления в этике: ценностное, подчеркивающее в качестве главного критерия нравственного поступка его полезность, и нормативное, считающее таковым соблюдение долга. Если к первому направлению обычно относят философию Демокрита, Эпикура, Спинозы, французских материалистов XVIII в., современных утилитаристов, то ко второму - конфуцианство, стоицизм, христианство, учения Платона и Канта, современную деонтологию. С точки зрения автора, мудрость философов проявлялась не в том, чтобы, выделив один критерий, забыть о другом, а в том, чтобы найти лучшие способы их соединения и уберечь от абсолютизации чего-то одного. Абсолютизация категории полезности заставляет человека все больше нарушать существующие моральные нормы, а в конце концов приучает оправдывать научными и практическими расчетами любое безнравственное действие. Блестящая критика подобных попыток выведения морали из соображений полезности была предпринята И. Кантом. Этику Кант считает не наукой о том, как мы должны сделать себя счастливыми, а о том, как мы должны
стать достойными счастья. Человек обладает разумом не только для того, чтобы принимать в расчет свое благо, но и для более высокой цели -принимать в соображение также и то, что есть доброе и злое само по себе, о чем может судить один лишь чистый, лишенный всякого чувственного интереса разум. Философия Канта - необходимое подспорье на пути к аристократическому пониманию нравственности. Например,
экологические проблемы не решить, заботясь о личном выживании. Следует еще научиться заботиться о природе самой по себе, безотносительно к собственной выгоде.
Немалые трудности возникают и у тех, кто пытается свести мораль к неукоснительному выполнению нормы, безотносительно к ее полезности или вредности. Во-первых, норма не представляет собой нечто застывшее. С изменением обстоятельств появляются и новые нравственные нормы, а некоторые утрачивают свой смысл. Творческое отношение к нормам предполагает критический пересмотр существующих норм. Только те из них достойны называться нравственными, которые, в конечном счете, способствуют утверждению Добра, Истины. И во-вторых, совершенная бескорыстность поступка не означает его бесполезности. Философское понимание долга исходит из сознания противоречия между миром, каков он есть, и каким субъект хотел его видеть в идеале. Увиденное философом идеальное состояние -не пустая мечта, хотя оно и не достижимо. Благородный человек старается, насколько это возможно, исключить из реальной действительности все, что не соответствует идеалу. Если реальная жизнь этого мира не признается нормальной, то нравственной нормой должен быть отказ от многих вещей, чуждых бытию подлинному. И наоборот, всякое, хотя бы незначительное привнесение в жизнь свободного, милосердного начала дает моральное удовлетворение. Оно как бы подвигает нелепую действительность к идеальному состоянию. Именно поэтому любое исполнение долга есть подвиг. Нравственное благородство предполагает не только неудовлетворенность наличным бытием и не только способность очертить контуры идеального, но и мужество для приближения первого ко второму.
В зависимости от разной степени понимания места и роли критериев полезности и долженствования возможны три различных подхода к пониманию самой нравственности. Первый - утилитарнодогматический, где нравственным считается либо принесение пользы, либо следование нормам. Второй подход - диалектический, где уже не всякое принесение пользы считается нравственным, а только то, которое укладывается в существующие моральные нормы, не нарушает установленных моральных запретов. Третий подход - аристократический - связан с философским пониманием противоречия между бытием эмпирическим и идеально-должным. Стремление к недосягаемой подлинности, радость от хотя бы частичного соприкосновения с ней и глубокая скорбь от осознания недостижимости идеала порождают качественно новое отношение к себе и миру. Способность фиксировать отклонения сущего от должного , отказ подчиниться чужому бытию и неукротимое стремление приблизить реальное к идеальному позволяют не только отойти от крайностей утилитаризма и догматизма, но и преодолеть беспомощность диалектики в ситуациях, когда и нормы неизвестны, и благо недостижимо.
Противопоставление добра и зла имеет свое основание в противоречивости всех вещей и явлений. Как отмечали еще древнегреческие мыслители , само возникновение и уничтожение вещей -суть всеобщие условия бытия. Когда виновником разрушения или сохранения оказывается чья-то воля, говорят о морально добром или морально злом поступке. Традиционно зло считалось чем-то "внешним" по отношению к нравственности. Оно было не явлением, в преодолении которого только и может осуществиться нравственность, а явлением, которое преодолевает и с которым борется уже готовая нравственность. Однако в творчестве Паскаля, Шопенгауэра, Кьеркегора, Достоевского, Ницше, Розанова и ряда других мыслителей происходит процесс постепенного переосмысления общепринятых романтических взглядов на взаимодействие добра и зла, подчеркивается более тесная и сложная связь между обеими характеристиками, обращается внимание на значимость тех факторов, которые традиционно исключались из морали.
Добро и зло переплетены и взаимосвязаны в каждом человеке, в каждом поступке и каждом историческом событии. Собираясь понять что-то в нравственности, надо быть готовым ко встрече со злом, а убедившись во взаимосвязи добра и зла, надо отважиться противопоставить коварной действительности свое идеальное видение мира. Нравственным будет такой способ разрешения противоречия, в ходе которого удается, вопреки природной диалектике, требующей равнозначности добра и зла, восторжествовать духу, утверждающему невозможное, с точки зрения естественных закономерностей, подчинение зла добру. Как считают сторонники этики ненасилия, в каждом человеке есть и доброе, и злое начало. Поэтому при встрече со злом нужно понять человека и, опираясь на его добрые качества, найти приемлемое для двух сторон решение. Предшествующий конфликт не должен стать препятствием для последующего содружества. А тот, кто оправдывает насилие благими целями, лжет, поскольку цель должна присутствовать в каждом акте деятельности.
Любовь - это особый тип человеческих отношений, отличающихся солидарностью и согласием участвующих в нем людей и сопровождающихся сильным половым влечением. На протяжении всей истории философии любовь принимается не как один из аффектов сложной человеческой психики, а как более глубокий принцип бытия. Как это ни парадоксально, но такие явления, как брак , любовь и половой акт, в жизни редко совпадают. И нравственный идеал вовсе не в их совмещении, как это многим может показаться, а в подчинении каждого более благородным нравственным принципам. Через любовь раскрывается тайна о человеке. Любящий прозревает любимого через оболочку природного мира, через кору, лежащую на всяком лице.
Любовь к Богу проявляется в том, что человек радуется, восхищается этим совершенным существом, благоговеет перед ним и опасается как бы его чем-то не оскорбить. Отсюда три богословские добродетели - вера, надежда, любовь. Любовь к ближнему - такое расположение души, по которому человек, считая всех людей детьми одного отца - Бога, желает и делает всем только благо. А. Шопенгауэр
называл любовью индивидуализированный половой инстинкт, который, после любви к жизни, является самой могучей и деятельной из всех пружин бытия. Конечная цель всех любовных треволнений, согласно Шопенгауэру, - создание следующего поколения. Подобно тому, как существование грядущих личностей обусловлено половым инстинктом вообще, так их сущность зависит от индивидуального выбора субъекта при удовлетворении этого инстинкта, то есть от половой любви. Воля к жизни требует для сохранения жизни в будущем соединения таких индивидуумов, от которых появилось бы качественное потомство. Влюбленным кажется, что они, стремясь друг к другу, удовлетворяют свое желание, на самом же деле воля к жизни пользуется ими как средством, желая объективироваться в совершенно определенном индивидууме, который может произойти только от этого отца и от этой матери. Стремление будущего индивидуума войти в бытие представляется в явлении как высокая , всем другим пренебрегающая страсть будущих родителей друг к другу. На самом же деле совокупление с этой женщиной не дает данному индивиду ничего больше, чем с любой другой, Зато оно нужно тому индивиду, который родится. Перед силой гения рода отступают все препятствия и все интересы, касающиеся только индивидуумов. Во имя любви, ради соединения с любимым они готовы на любые жертвы. А когда цели рода , казавшиеся ценными для индивидов, удовлетворяются, индивидуумы с изумлением видят, что воля рода их обманула. "Вот почему браки по любви обыкновенно
несчастливы: в них настоящее поколение приносится в жертву блага поколений грядущих, а в браках по расчету и по выбору родителей, наоборот, в них забота направлена на благо текущего поколения, в ущерб поколению грядущему" (с.52).
Как ни велика роль любви, было бы ошибочно ее абсолютизировать. Нравственно-философское отношение к любви предполагает контроль над ней со стороны нравственных норм, религиозных убеждений. И если благородный человек может сказать: "Нравственность есть любовь", то "любовь есть нравственность" он не скажет никогда. Любовь выражает сопричастность человека не только
другому человеку, но всей природе, бытию вообще. Настоящая любовь всегда событие , так как это стремление к совместному бытию. Благодаря сопричастности бытию , любящий и любимый переходят на новый "бытийственный" уровень общения. В отличие от других видов общения, здесь человек адресует себя другому не частично, а целиком и надеется на адекватное взаимное принятие и отдачу. Вот почему влюбленным обычно ничего не нужно - ни слов, ни обмена услугами, - лишь бы быть вместе.
Благополучие любого цивилизованного народа определяется взаимодействием двух факторов - экономического и нравственного. Первый побуждает искать наиболее выгодные и эффективные способы удовлетворения жизненных потребностей. Второй заставляет соотносить экономическую выгоду с возможными моральными издержками. Однако на практике взаимодействие морали и экономики может приобретать весьма причудливые и даже уродливые формы, вплоть до отрыва одного от другого. Автор выделяет следующие четыре правила нравственной экономики. Первое из них - правило равенства и справедливости -распространяется на любую экономику и подразумевает равенство возможностей - в образовании для способных, в доступе к системе капитализма (через приобретение акций, открытие малого бизнеса и т.п.), а также равенство перед законом. Второе правило - одухотворение и совершенствование природы в ходе экономической деятельности: хозяйственную деятельность нельзя понимать только как наиболее эффективное обеспечение промышленными и продовольственными товарами. Третье правило нравственной экономики - правило воздержания и ограничения: экономика становится нравственной потому, что, будучи экономией средств, она есть проявление общего нравственного принципа воздержания и самоограничения: без
ограничения потребностей нет нравственной экономики. Четвертое правило - правило соизмерения своего труда с трудом всеобщим -определяет , бежишь ли ты от труда, желая при этом большей выгоды, или берешь на себя трудное и ответственное дело, предпринимая что-либо.
Автор выделяет следующие принципы морального кодекса предпринимателя: 1) обязательное содействие благу общества при
извлечении пользы для себя - ни одно дело, несмотря на его "прибыльность", не может быть начато предпринимателем, если оно наносит вред обществу; 2) подчинение экономической деятельности возвышенным духовным мотивам - и деньги, и продукты нужны для усовершенствования жизни и упорядочения всей природы; 3)
осуществление хозяйственной и предпринимательской деятельности в рамках установленных законов - законы могут быть несовершенными , и нужно бороться за их изменение, но пока они сохраняют силу - они неприкосновенны; 4) честность и порядочность при заключении сделок и в общении с компаньонами, клиентами и конкурентами - без этих качеств деловые связи становятся невозможными; 5) оказание
благотворительной помощи нуждающимся - размеры помощи должны увеличиваться с увеличением дохода; 6) обеспечение достойного существования всем наемным работникам - служащие фирмы должны знать, что администрация о них заботится; 7) разумное ограничение собственных потребностей, употребление богатства только для необходимых и полезных целей - человек, мечтающий о роскоши, не способен организовать прибыльное хозяйство.
У политики и у морали есть несовместимые черты. Политика, даже временно отступая и чем-то жертвуя, в конечном счете нацелена на успех. Мораль, даже обернувшаяся радостью и счастьем, в глубине своей бескорыстна. Политика, даже в самых демократических выражениях, озабочена вопросом о сохранении власти. Мораль, даже вызывая всеобщее поклонение, улетучивается, как только начинает управлять. Политика, даже в борьбе за права и свободу, опирается на необходимые законы. Мораль и перед лицом безусловной необходимости демонстрирует свободу человеческого духа. Философ прекрасно чувствует неизбежность нарушения нравственных принципов при обращении к политике и потому всячески избегает ее. Но в то же время он, лучше других понимая разницу между действительным бытием и должным, не может остаться в стороне и отказаться от возможности как-
то воздействовать на политическую жизнь, с тем чтобы привести действительность в большее соответствие должному. Нравственность всегда связана с противостоянием злу и искушениями. В нравственности политика эти искушения умножаются. Например, быть нравственным в семье - нелегкое испытание, которое не все выдерживают. А пытаться противостоять злу в политике еще труднее, и на это способны лишь немногие. Поэтому путь политической деятельности не должен привлекать многих - пусть ею занимаются те, кому люди доверяют. В процессе реформ первоначально чистые идеалы добра и справедливости начинают осуждаться как "абстрактные", а вводимый "конкретный гуманизм" и борьба за реальное благополучие размывают границы между нравственным и безнравственным. В результате многие творцы и инициаторы перемен разочаровываются, часть из них постепенно развращаются аморальной практикой и властью.
По мнению автора, к восприятию смерти в той или иной мере подготовлен тот, кто считает ее естественным концом индивида на фоне общего продолжения рода, и тот, кто верит в сверхъестественное спасение личности после смерти. Материалистический подход к соотношению жизни и смерти устраивает многих честных людей, понявших и смирившихся с тем, что индивид, как и все живое, должен погибнуть, что жизнь без смерти невозможна, потому что жизнь это и есть постепенное отмирание одних свойств и обретение других. Что же касается верующего человека, то он не боится смерти - для него она не абсолютна. Это всего лишь Успенье, а мертвый - только усопший, который идет к Богу. Естественнонаучное мировоззрение учит людей жить со смертью, находя разумные основания для продолжения жизни. Мораль в этом случае производна от науки и оправдывает то, что целесообразно с научной точки зрения. Религиозное восприятие позволяет надеяться на жизнь без смерти, утверждая бессмертие души. Мораль здесь обусловлена Божественным началом. На долю нравственности выпадает самая неблагодарная задача - научить жить смертью, преображая жизнь нравственно переживаемым опытом смерти.
Только разум и вера способны наделить нашу жизнь смыслом. Разум - определением первостепенных и жизненно важных задач, вера -соотнесением земной жизни с Божественной. Но аристократу ближе совесть , которая побуждает нарушать жизненно важные законы, диктуемые разумом, и которая не может смириться с настоящим злом во имя торжества абсолютного добра в будущем. Человек, верящий в разум и в Бога, в глубине души убежден ,что смысл жизни есть или должен быть, но его трудно найти. Аристократ, напротив, убежден в том, что смысла нет и не может быть, но это трудно понять из-за множества эмпирических фактов и мистических озарений, свидетельствующих об обратном. Идея прогресса и совершенствования не дает убедительного ответа на вопрос о смысле жизни. Жить для того, чтобы вносить свой вклад в общий технический или нравственный прогресс, или для того, чтобы безгранично развивать духовные силы и способности, - не так уж нравственно, как кажется на первый взгляд. Атеистов здесь можно упрекать в пренебрежении отдельным человеком или народом, в легкомысленной недооценке заслуг прошлого и игнорировании грядущих бедствий. Сознание верующего, видя цель жизни в совершенствовании, должно связывать критерий совершенства не с этой жизнью, а с жизнью божественной, и потому божественный закон ставить выше закона нравственного. Ощущение бессмысленности позволяет понять сущность аристократической морали, которая, с одной стороны, уводит от суровой и пошлой логики повседневности, показывая ее абсурдность, и в то же время не доходит до какого-либо решения и не показывает другой жизни.
Русская аристократия не существует теперь ни в виде особой социальной прослойки, ни в виде отдельных личностей. Жив только дух аристократизма, рассыпавшийся отдельными чертами по индивидам и группам. " Тоска по аристократизму выступает в виде стремления к порядочности, желания хоть в чем-то не подчиниться жестокой и несправедливой жизненной необходимости. Таким людям не нужно возвышать себя - они слишком хорошо знают степень своего несовершенства, но тем дороже для них моменты духовного подъема" (с.106). Совсем другими признаками характеризуются те, кто уже сейчас
жаждет причислить себя к аристократам, совершенно не понимая и не принимая нравственной природы русского аристократизма. Такие вместо тоски по порядочности ослеплены уверенностью в превосходстве. На фоне подлинного аристократизма псевдоаристократизм смешон, как смешон лакей, пытающийся копировать манеры своего господина. И все же вновь появившийся класс имеет некоторое отношение к настоящему аристократизму "Сами они могут быть всего лишь удобрением, на котором среди их детей и внуков, благодаря свободе от необходимости зарабатывать на хлеб... , появятся отдельные действительно аристократические натуры, для которых благородство принципов будет важнее родительского богатства" (с. 108). Псевдоаристократизм в преступном мире связан со сложившимися среди авторитетных русских воров традициями, отличающих их от преступников других стран. Эти традиции включали соблюдение таких законов, как справедливость в разрешении споров, взаимная честность и поддержка, отказ от собственности и от семейной жизни, неучастие в политических спорах и государственных мероприятиях, исключительная храбрость и независимость перед властями и администрацией. Вместе с тем неофициальные законы воровского братства не менее абсурдны, чем законы государства. Вместо того, чтобы остаться свободным рыцарем, пренебрегающим логикой жизни вообще, вор становится рабом другой логики, которая, в конечном счете , диктуется не благородством, а жестоким насилием. Поддерживаемый властями, создающими условия, когда выгоднее воровать, чем работать, нынешний преступный мир, утративший прежние, хоть и иллюзорные, но все же романтические черты, погружает Россию в уголовный беспредел.
Важнее всего для России справиться с самой распространенной формой псевдоаристократизма - пьянством, очень часто возникающим от неудовлетворенной тоски по аристократизму подлинному. Самым главным уроком, извлекаемым из печального опыта алкоголиков, должна явиться наглядная демонстрация крайней формы человеческого безумия, которое давно уже охватило всех нас и к которому мы привыкли и не замечаем. В то же время, несмотря на бросающиеся в глаза неразумность
и аморальность пьянства, алкоголики потенциально - по жажде подлинного общения, отрешенности от жизненных благ, бунту против бессилия разума, глубине социального протеста и т.д. - более
подготовлены к философскому и нравственному восприятию действительности, чем большинство непьющих людей.
О.В.Летов
