CC BY
552
РОСС®ДОКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУI НАУЧНиИ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ
НАУКИ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА
РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ СЕРИЯ 5
ИСТОРИЯ
2
издается с 1973 г.
выходит 4 раза в год
индекс РЖ 2
индекс серии 2.5
рефераты 97.02.001-97.02.041
МОСКВА 1997
ее как отдельный элемент общероссийского регионального аграрного реформирования. Его уральский вариант отличали особенности, связанные с самобытным характером горнозаводской промышленности. Однако более эффективными аграрные преобразования могли бы быть только в случае реформирования самой горнозаводской промышленности. Тем не менее сколько-нибудь продуманных вариантов ее буржуазной перестройки так и не было выработано (с.210-211).
О.В.Большакова
97.02.009. ЗИМА В.Ф. ГОЛОД В СССР 1946-1947 гг.: ПРОИСХОЖДЕНИЕ И ПОСЛЕДСТВИЯ / РАН. Ин-т росс, истории. - М., 1996. - 265 с.
В монографии впервые на новом, ранее недоступном для исследователей материале секретных документов из фондов партийных и государственных архивов СССР, писем, воспоминаний очевидцев и жалоб трудящихся, а также художественной литературы и публицистики раскрываются причины, масштабы и последствия голода 1946-1947 гг. в Советском Союзе. Хронологические рамки исследования - 1945-1953 гг. Книга состоит из введения, восьми глав и заключения, разделена на четыре части.
Во введении дается краткий исторический и историографический очерк проблемы голода в России и характеристика источниковой базы.
Часть первая "Причины голода" освещает состояние сельского хозяйства после войны, уровень жизни народа, а также аграрную политику советского руководства. За годы войны пострадали все сферы народного хозяйства, но наиболее ощутимые удары были нанесены аграрному сектору. В 1946 г. в целом трудовые ресурсы составляли 50-60% от их потребности. Техническое оснащение сельского хозяйства было прекращено в начале войны, колхозы перешли на использование ручного инвентаря и конного тягла. Ухудшение агротехники, а также сокращение посевных площадей
привели к падению урожайности: в 1945 г. валовая продукция сельского хозяйства составляла 60% от уровня 1940 г. (с.12-13).
Сельское хозяйство СССР нуждалось не просто в огромной помощи, а в совершенно ином подходе к нему со стороны государства. Требовалась аграрная реформа, однако в силу объективных и субъективных обстоятельств правительство видело единственный выход в административно-политическом усилении принудительных мер. Автор указывает на необходимость учитывать внешние причины событий 1946-1947 гг.: разрыв отношений СССР с бывшими союзниками по войне, общее обострение международной обстановки в связи с началом "холодной войны" еще больше закрепляли в нашей стране приоритет промышленности, а значит, дальнейший развал сельского хозяйства и латание бюджета за счет налогообложения народа (с.16-17). Основные статьи послевоенного бюджета составляли расходы на военно-промышленный комплекс.
Засуха, разразившаяся весной и летом 1946 г. в Центральном Черноземье, на Украине, в Молдавии, а также частично на Среднем и Нижнем Поволжье, нанесла дополнительный урон сельскому хозяйству: в ее эпицентре урожайность снизилась до 2,4-2,7 ц с га. Однако в среднем по стране сокращение урожайности находилось в рамках допустимого и не давало оснований для чрезвычайщины. Тем не менее в разгар лета в правительственных кругах был разработан план строгого режима экономии хлеба, что на практике означало стремление любой ценой сохранить имевшиеся государственные резервы зерна, взяв по возможности весь хлеб из колхозов и совхозов по обязательным поставкам и закупкам (с.20).
Определяющую роль в подготовке продразверстку сыграло постановление Совмина СССР и ЦК ВКП(б) от 14 июля 19/16 г. "О хлебозаготовках", чрезвычайно увеличившее размер плановых поставок. По "инициативе" Алтайского и Краснодарского крайкомов ВКП(б) в октябре колхозам и совхозам было навязано социалистическое соревнование за досрочное -выполнение и перевыполнение плана хлебозаготовок из урожая 1946 г. Ежедневные 17*
первостраничные публикации обязательств оказывали психологическое давление на людей, пишет автор (с.23). Однако вопреки мощному пропагандистскому давлению и административному подхлестыванию заготовительная кампания не давала ожидаемых результатов. ЦК ВКП(б) было установлено, что во многих колхозах и совхозах большое количество намолоченного зерна своевременно не сдавалось государству и некоторыми председателями и директорами намеренно придерживалось с тем, чтобы переждать острый период и "укрыть хлеб от государства". Это квалифицировалось как антигосударственная практика и саботаж (с.24).
10 ноября 1946 г. Совет Министров СССР и ЦК ВКП(б) приняли новое постановление "Об обязательном плане закупок ржи, пшеницы из урожая 1946 г.". Как самое важное на тот момент, оно было подписано от имени Совмина СССР Сталиным, от имени ЦК -Ждановым и предлагало новое задание по сдаче зерна колхозам, колхозникам и единоличникам. Был восстановлен хлебозакупочный аппарат в системе Центросоюза. Правительство выделило для продажи колхозам, колхозникам и единоличникам, сдавшим государству хлеб по плану обязательных закупок, промышленные товары (в высоких сельских ценах). Промтовары продавались на сумму 60 руб. за каждые 10 руб., полученных от продажи продовольственной продукции государству (закупочные цены были установлены еще в 1928 г. и не превышали 10 коп. за 1 кг пшеницы, 5коп. за 1 кг картофеля, 25 коп. - за 1 кг говядины и 2 руб. за 1 тыс. шт. яиц) (с.27).
Заготовки длились до конца января 1947 г. при всеобщей мобилизации партийно-советских структур и органов МВД и МГБ. По опубликованным данным ЦСУ, план закупки хлеба удалось выполнить только на 85%. Было заготовлено 17,5 млн. т зерновых культур, что составляло 44% от валового сбора (приблизительно вдвое меньше, чем в 1940 г.). В сравнении с 1945 г. заготовки были на 2,5 млн. т меньше, а процент изъятия из валового сбора - выше.
Однако, указывает автор, есть основания предполагать, что итоговая цифра была занижена, так как секретным постановлением Совмина СССР N 2319 от 17 октября 1946 г. было создано дополнительно 3 тыс. глубинных пунктов для ускоренной приемки зерна. Всего в первой половине 1947 г. в СССР насчитывалось 28,6 тыс. глубинных пунктов хранения зерна. На 1 февраля 1947 г. в неприкосновенном госрезерве было 10 млн. т хлеба, т.е. на 1,9 млн. т больше, чем год назад (на внутренние нужды государства в 1946 г. было выделено 11,6 млн. т) (с.29).
Промахи в проведении заготовительной кампании 1946 г. были по-своему учтены правительством, пишет автор. Решением февральского Пленума ЦК в МТС была введена должность заместителя директора по политической части. Партийными органами на эту работы были отобраны тысячи коммунистов. Постановлением ЦК от 3 февраля 1947 г. виновником провала заготовок было объявлено ЦСУ, якобы неправильно занизившее урожай зерновых 1946 г., что позволило руководителям ряда областей и республик оправдывать невыполнение плана и предъявлять претензии на оказание помощи продовольствием, фуражом и семенами. Было образовано Главное управление государственной инспекции по определению урожайности при Госплане СССР. Независимыми от местной администрации инспекторами 420 межрайонных инспекций секретариат ЦК поименно утвердил демобилизованных из Советской Армии политработников. Принятые меры, указывает автор, обостряли противостояние государства не только с колхозами и совхозами, но и со всей провинцией в целом (с.31).
Несмотря на предварительные организационно-политические маневры, голод внес свои коррективы в посевные и уборочные работы. Число нетрудоспособных удвоилось, а применение ручного труда возросло. В силу этого посевные площади уменьшились, а к моменту поспевания хлебов в очагах голода некому было их убирать.
Тем не менее с 1 июня 1947 г. "Правда" и другие газеты последовательно и настойчиво публиковали письма Сталину от колхозников и даже крестьян-единоличников с обязательством досрочно выполнить план хлебозаготовок к 30-й годовщине Великого Октября. План 1947 г. был построен с явным желанием наверстать упущенное, а развернутое вскоре социалистическое соревнование за его перевыполнение толкало местных руководителей к сдаче продовольственного и семенного зерна (с.ЗЗ).
Заготовки 1947 г. состояли из зерна, взятого у колхозов, совхозов, единоличных хозяйств и остатка прошлого года, что составило 31,1 млн. т, из которых 12,1 млн. т было отправлено в резерв и на экспорт. В 1948 г. в закромах государства имелось 23,8 млн. т зерна, что было на 2,8 млн. т больше, чем в 1940 г. Таким образом, в голодное время Советский Союз располагал достаточными запасами хлеба, пополнение которых проводилось за счет изъятия в колхозах и совхозах и сокращения рыночных фондов для городов. Поступление зерна на внутренний рынок в 1947 г. по сравнению с 1946 г. сократилось в 1,7 раза. В результате хлеба выпекали в 3 раза меньше, чем в 1940 г. (с.34).
Кампания "продразверстки" разворачивалась на фоне общего чрезвычайно низкого жизненного уровня советских людей: значительная часть трудящихся получала на руки зарплату в размере, недостаточном для оплаты стоимости нормированного питания (по низким "карточным" ценам) и жилья. Колхозники оказались в самом тяжелом положении, будучи отрезанными от централизованного государственного снабжения. Послевоенные государственные займы, которые автор квалифицирует как крупный денежный налог, а также неэквивалентный обмен денежных знаков в 1947 г. сделали всех рядовых граждан намного беднее. Отмена карточной системы в 1947 г. сопровождалась повышением цен на продукты питания в среднем в 3 раза: при установлении единых государственных розничных цен пайковые цены были приближены к коммерческим. "Легенда о послевоенном снижении цен" как о великом благе не выдерживает
критики, пишет автор. Снижение цен всегда сопровождалось понижением расценок для рабочих и служащих, увеличением подписки на госзаем (с.62). В целом все эти мероприятия советского правительства не остановили, а ускорили наступление голода, способствовали его расползанию по территории страны.
Однако опасность голода не распространялась на партийно-советскую номенклатуру и приближенный к ней хозяйственный, военный, научный и культурный актив, которые составляли не более 5% населения. Многочисленной армии лиц, их обслуживавших, тоже не грозил голод. Даже самые мелкие управленцы имели гарантированный паек, дополнительное питание по группам, спискам и пр. "Микояновский паек" 1933 г., состоявший из 20 наименований продуктов питания, сократился незначительно (с.56). Совершенно незащищенными оказались беднейшие слои, составлявшие более половины населения, в первую очередь, многодетные, семьи погибших и пропавших без вести, инвалидов войны и труда, проживавшие в сельской местности и снятые с карточного снабжения (с.64).
География голода, пишет автор во второй части монографии ("Рукотворный голсл"), была в целом традиционной, схожей с 1932-1933 гг. Абсолютный, т.е. близкий к голодомору, с поеданием людьми травы, трупов павших животных и пр., разразился в некоторых зерновых районах Черноземного Центра, Средней и Нижней Волги, Северного Кавказа, юга Украины и Молдавии. Слабее воздействие голода отмечалось в соседних с ними регионах Белоруссии, Центральной, Западной и Восточной России. В других местах наблюдался скрытый голод с постоянным недоеданием, где в основном спасались картофелем (с.95).
Первыми приняли удар сельские жители, составлявшие большинство населения и лишенные нормированного обеспечения хлебом. Несмотря на строгий кордон, воздвигнутый между селом и городом паспортной системой, голодавшие заполняли города. Многие и там не находили пропитания, просили подаяния,
окончательно ослабевали, болели и умирали. Голод коснулся и крупных промышленных центров - так, на предприятиях Ленинграда заболеваемость дистрофией и авитаминозом составляла более 30%. Назначавшееся усиленное питание ни по количеству, ни по составу (соевые колбаса, кефир и пр.) не являлось достаточным для излечения (с.76). Голод и вызванные им миграции населения способствовали распространению таких заболеваний, как сыпной и возвратный тиф, возросло число психических расстройств, вновь распространилась септическая ангина, вызванная отравлением перезимовавшим под снегом зерном (с.85-95).
Голод сопровождался небывалым ростом преступности. Типология правонарушений 1946-1947 гг. имеет свои особенности. Отдельную группу "правонарушителей" составляли председатели колхозов, осужденные за выдачу зерна колхозникам в качестве оплаты труда, а также за утайку зерна от государства. В целом в 1946-1948 гг. количество осужденных председателей колхозов составило 21 285 человек, что по численности равно общему количеству председателей колхозов Белоруссии, Казахстана и Грузии вместе взятых (с.105). Из среды рядовых колхозников и рабочих совхозов на долю женщин и детей приходилось более 50% мелких краж колосьев и зерна. По указам от 4 июня 1947 г. они получали 7-10 лет ИТЛ. Возросло число вооруженных ограблений в городе и деревне. Среди лиц, ответственных за хранение и распределение продовольствия, увеличилась спекуляция продуктами питания и продовольственными карточками. Хищения государственных запасов зерна достигали огромных масштабов. Всеми силами стремясь остановить рост голодной преступности, правительство наращивало мощь карательных мер. В результате 1946-1949 г. дали самые крупные пополнения ГУЛАГа женщинами и детьми. Спад преступности начался лишь с улучшением материального положения трудящихся в 50-е годы (с.128).
В третьей части монографии автор рассматривает государственную и зарубежную помощь пострадавшим, а также
влияние голода на демографическую ситуацию в СССР. "Непризнание факта голода в стране, - пишет он, - позволяло правительству пренебрегать организацией необходимой продовольственной помощи" (с. 129). Многочисленные ходатайства руководства республик, краев и областей о помощи продовольствием, как правило, оставлялись без внимания или удовлетворялись далеко не полностью. Помощь голодавшим выделялась в виде продссуды с процентами - обычной (10%) или льготной (2 %), которые нужно было вернуть из очередного урожая. Иногда после отказа Министерства заготовок самые настойчивые запросы удовлетворялись Сталиным лично. Автор указывает, что, читая газеты и слушая радио, люди думали, что голодают только у них в колхозе, районе, а все остальные советские граждане живут все лучше и лучше. Они спешили сообщить о постигших их бедах в центральные органы власти. Непрерывный поток прошений со всех концов страны вынудил Совмин СССР 3 июля 1947 г. принять секретное постановление, разрешившее отпустить из госрезерва в порядке единовременной 2%-ной продссуды 61 620 т зерна с требованием возместить все к 15 сентября. Однако в список распределения попали далеко не все области, испытывавшие трудности с хлебом (с. 134).
Наибольшее число постановлений союзного правительства было принято по помощи Молдавии, что автор связывает с проходившими там в феврале 1947 г. выборами в Верховный Совет республики и визитом туда А.Н.Косыгина. Однако, как и в других регионах, помощь тем не менее была запоздавшей и недостаточной. В отличие от дореволюционных голодов и первого советского голода 1921 г., в 1933 и 1947 гг. из-за строгой секретности власти не позволяли общественности заниматься организацией помощи голодающим. Само же государство экономило на помощи: так, по постановлениям Совмина СССР больные дистрофией в России должны были получить по ссуде всего 150 тыс. т ржи и пшеницы, в то время как реальная потребность по самым низким нормам была в 4-5 18-1740
раз больше. Для Украины и Белоруссии как нельзя кстати пришлась помощь из-за рубежа, предоставленная Администрацией Помощи восстановления ООН (ЮНРРА) и состоявшая из продуктов питания, семян и промтоваров. Бывшие в оккупации области России и Молдавия не были включены в заявку (с.145,178).
Анализируя демографическую обстановку в СССР в 1946-1948г., автор указывает, что "наметившийся в 1945 г. процесс стабилизации естественного движения населения был смят голодом". По его подсчетам, за этот период от голода умерло более 1 млн. человек, переболели вследствие голодания дизентерией, диспепсией, пневмонией, септической ангиной и др. около 4 млн. человек, среди которых было еще около полумиллиона умерших. Была почти полностью нивелирована первая послевоенная компенсаторная волна рождаемости (с.170-171). Послевоенный голод имел тяжелый демографический шлейф. Общее состояние народонаселения СССР по типу возрастных структур определялось как очен > старое, убывающее, с малочисленными детскими когортами и перекосом общей численности в женскую сторону. В 1951 г. на 1000 мужчин приходилось 1270 женщин (с.178).
В четвертой части монографии исследуется аграрная политика советского режима в 1947-1952 гт. и реакция сельского населения на действия властей.
В условиях ярко проявившегося кризиса колхозной системы государство, как и прежде, сделало ставку не на личный интерес человека, а на страх и принуждение. Было проведено так называемое "второе раскулачивание". Указами от 21 февраля и 2 июня 1948 г. в отдаленные и необжитые районы Сибири на восемь лет насильственно (по решению сельских сходов) выселялись колхозники и единоличники, не выполнявшие обязательных заданий. По данным МВД, к 1953 г. по этим указам были направлены на спецпоселение более 33 тыс. человек, со многими последовали члены их семей (с.193). В число сосланных попали несогласные с произволом фронтовики, вдовы, молодежь. Параллелььо велось
налоговое удушение хозяйств, в результате чего в 1952 г. денежные и натуральные отчисления в пользу государства удвоились относительно 1946 г. (с.204). Ответом на непосильные налоги был массовый забой скота и вырубка фруктовых деревьев. Чрезмерность денежного обложения подтверждалась снижением поступлений к предъявленной государством сумме до 30- 50%.
Естественной реакцией на действия властей было бегство людей из деревни. В условиях запрета на выезд это делалось как легальными, так и скрытыми путями. С 1946 по 1953 г. деревню покинули около 10 млн. человек. Хрущевская паспортизация стала формальным закреплением того, что фактически уже произошло в последние годы сталинского правления (с.235).
"Голодная трагедия, развернувшаяся в нашей стране в 1946-1947 гг., - указывает автор в заключении, - являлась следствием политики, выражавшейся в стремлении советского руководства любой ценой продолжить начатую до войны индустриализацию с целью создания более мощного военно-промышленного комплекса" (с.236). Голод 1946-1947 гг. полностью вписывается в разряд рукотворного. Государство располагало достаточными запасами зерна, часть его шла на экспорт (5,7 млн. т за три голодных года), часть - гибла при хранении. Тем не менее правительство продолжало наращивать режим экономии, проводило опустошительные заготовки и "закупки" хлеба, обрекая на голод миллионы сельских семей. Послевоенный голод был последним крупномасштабным бедствием советского времени, хотя локальные и скрытые голодовки продолжались и в дальнейшем в разных регионах Союза.
Для нынешней России, пишет В.Ф.Зима, проблема голода еще не стала достоянием прошлого. Переживаемый кризис затронул все сферы экономики страны и особенно сельское хозяйство. Командная колхозно-совхозная система полностью себя изжила, а новая еще не сформировалась. Возрождение деревни автор видит в использовании современным крестьянством как традиционных (артельных, общинных), так и семейных способов хозяйствования, что возможно 18*
только при главном условии - освобождении деревни от опеки государства и бюрократии, развитии истинной демократии (с.238).
О. В. Большакова
97.02.010. ЯАН Г.Ф. ПАТРИОТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА В РОССИИ В ПЕРИОД ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ.
JAHN H.F. Patriotic culture in Russia during World War I. - Ithaca, London, 1995. - 229 p.
В книге Губертуса Яана - доцента Эрлангенского ун-та (Германия), состоящей из введения, трех глав и заключения, на большом и своеобразном фактическом материале предпринята попытка разобраться в таком феномене исторического процесса, как патриотизм, причем патриотизм масс в условиях первой мировой войны.
Охватить все формы массовой культуры, посредством которых русские люди выражали свои патриотические чувства, в одном томе просто невозможно. Поэтому автор в этой насыщенной иллюстрациями книге решил исключить литературу и "высокие" жанры культуры и сфокусировать внимание на многочисленных так называемых "бытовых" ее проявлениях. Основным источником послужили лубочные картинки, почтовые карточки, карикатуры в газетах и журналах и т.п. К сожалению, сохранились только немногие аудиозаписи и кинокартины.
Термин, который автор употребил в этой книге -патриотическая культура, относится к определенной деятельности людей, занятых в многообразной сфере развлечений, а также реакция на эту деятельность публики и общества в целом. Человек искусства и публика практически сливаются в массовой культуре. Таким образом, искусство и развлечения выявляют не только индивидуальные особенности артиста, но и духовную разноплановость общества. Культура может быть активна и пассивна. Выражая и формируя систему ценностей в определенных
