CC BY
39
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ
ЛИТЕРАТУРА
РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ СЕРИЯ 7
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
2
издается с 1973 г.
•ыходит 4 раза в год индекс РЖ 1 индекс серии 1,7 рефераты 96.02.001-96.02.019
МОСКВА 1996
шел своею дорогой один и независим...”: (Человек и техника в художественном мире А. Платонова)” (М. Рыжкова, Москва), “Польские судьбы Андрея Платонова”(В. и Р. Сливовские, Польша).
Публикацию материалов из семейства архива писателя предваряет статья “В художественной мастерской Платонова” (Н Корниенко, Москва). Далее помещены: статья Платонова “Невозможно”, очерк “Страна бедняков. (Очерки Черноземной области)” (публикации М. А. Платоновой; подготовка текстов и примечания Н. Корниенко), рассказ писателя “Масло розы” (публикация М. А. Платоновой; вступительная статья и подготовка текста Н. Корниенко).
В. Н. Сченснович
96 02007. ТВОРЧЕСКОЕ НАСЛЕДИЕ ЕВГЕНИЯ ЗАМЯТИНА: ВЗГЛЯД ИЗ СЕГОДНЯ: Научные доклады, статьи, очерки, заметки, тезисы: В 2-х ч. Под ред. Поляковой Л. В.— Тамбов: Изд-во ТГПИ, 1994 Ч. 1 304 с.; Ч. 2 270 с.
В начале декабря 1994 г. в Тамбове состоялись юбилейные вторые международные Замятинские чтения, посвященные 110-летию выдающегося русского писателя. В них приняли участие ученые из Швейцарии и Кореи, США и Франции, из Украины, Белоруссии, Казахстана. Москва и Санкт-Петербург, Уфа и Магадан, Саратов и Уссурийск, Йошкар-Ола и Петрозаводск, Воронеж и Пермь, Саране и Ижевск, Чебоксары и Орел, Тюмень и Ставрополь, научно-исследовательские институты, университеты и пединституты этих и многих других российских городов — такова география научного форума. По его итогам и издан труд в двух частях “Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Научные доклады, статьи, очерки, заметки, тезисы”, на страницах которого известные и молодые ученые анализируют особенности творческого пути и судьбы одного из оригинальнейших художников XX столетия, неповторимость и выразительность его авторского почерка, оценивают вклад “словопоклонника” и мастера в историй русской и мировой литературы. Представлен широкий спектр оценок и точек зрения, иногда взаимоисключающих. В них — естественное отражение сложности и неоднозначности открытий столь уникального художника, каким был и остается для нас Евгений Замятин.
В первую часть вошли объемный научный очерк Л. В. Поляковой (Тамбов) “Евгений Замятин: творческий путь. Анализ и оценки. Вместо предисловия” и ряд статей, докладов историко-литературного и литературно-теоретического характера. Вторая часть объединяет статьи, написанные на стыке литературоведения, герменевтики, лингвистики и методики преподавания литературы в вузе и школе, а также проблемные заметки и тезисы.
Л. В. Полякова углубляется в уже известные факты творческой биографии писателя и подробнее останавливается на тех, которые, по ее мнению, являются “узловыми” в его эволюции. К определяющим и концептуальным исследователь относит не только художественные произведения “Уездное”, “Мы”, “Рассказ о самом главном” и “Атиллу”, но и статьи “Они правы”, “Завтра”, “Я боюсь”, “Рай”, заметку “О лакеях”. Беря за основу замятинское “Лакей” — непременно сплав из раба и рабовладельца, Л. Полякова в этом контексте рассматривает и повесть “Уездное”, и роман “Мы”. “Барыба Замятина, — пишет она, — не символ захолустья, как трактовала этот образ критика предоктябрьских лет два и послеоктябрьских лет... Барыба — это символ лакейского духа, независимо от того, где, на каком географическом и интеллектуальном пространстве он взращен” (ч. I, с. 24).
Автор очерка “Евгений Замятин: творческий путь... ” полемизирует с распространенным подходом к роману “Мы” как антисоциалистическому, антикоммунистическому или антитоталитарному. Большое внимание уделяется решению проблемы отношения Замятина к революции в России и к революционной идее вообще, роман анализируется в контексте творчества писателя, его предшественников и современников, определяется жанр “Мы” как экспериментального философско-сатирического романа, романа идей. В нем — иллюзии про-странственности, массовости героев, энергии и глубины чувств, эпо-пейности событий. На деле же в произведении нет ни масс, ни личностей, ни пространства. Все статично. Единично. Поверхностно. В масштабе замятинской иллюзии — размах и иллюзии самой революции, поставившей ребром вопрос не только о статусе государства, но и о статусе гуманизма. Страдающая, сопротивляющаяся душа прозаика творила роман-эмблему, антиутопию машиноравного счастья, создавала взамен иную — художественную утопию универсальной несвободы, где гротеск, сарказм доведены до крайних выражений, где торжествует лишь одна форма разрешения трагизма — Ирония. “Это смех человека, умеющего смеяться от нестерпимой боли и сквозь нестерпимую боль” (слова Замятина о неореалистах) (ч. I, с. 61).
Л. Полякова проводит многочисленные параллели между творчеством Замятина и открытиями Достоевского, Салтыкова-Щедрина, Н. А. Бердяева, поэзией А. Блока, Маяковского, Пролеткульта и прозой русских неореалистов. Говоря же о заявлении Бунина в “Окаянных днях”: “Опротивел человек!’’— в связи с послеоктябрьским творчеством Замятина Л. Полякова подчеркивает: “Такого, с восклицательными знаками, как у Бунина, разочарования в человеке у Замятина не было. Наоборот, было сострадание, борьба за освобождение от духовного рабства. Однако и возвышение человека, веры в его возможности прозе Замятина послеоктябрьских лет явно не хватало. Замятин в пору
немыслимого вселенского раскола чаще всего апеллировал к каким-то абстрактным силам, которые, по его мнению, должны были обеспечить всеобщую земную гармонию, обращался ко всем вместе и ни к кому в отдельности. Такая проза будила мысли о необходимости перемен, порождала всеобщую скорбь о несовершенстве мира, но не готовность его преобразовать”(ч. I, с. 63).
Первый раздел первого тома книги “Творческое наследие Евгения Замятина: взляд из сегодня... ” и целый ряд отдельных заметок и тезисов посвящены роману “Мы”, который исследуется учеными в разных аспектах. А. Н. Сабат (Дорогобыч) в статье “Мастерство создания портрета в романе Е. Замятина “Мы" раскрывает роль портретных описаний — метких авторских характеристик — в целостном облике героев и героинь романа. Анализируя целый ряд образов — Благодетеля, государства, массы нумеров, главного героя Д-503, его возлюбленной 1-330, поэта 11-13, агента-шпиона 8-4711, подруги главного героя 0-90 и некоторых других, автор статьи утверждает, что портрет, являясь компонентом целостной единой художественной системы, функционирует в общей цепи идеологических и художественноизобразительных средств воздействия на читателя.
Г. П. Баран (Дорогобыч) сопоставляет исторические условия возникновения жанров утопии и антиутопии, их признаки, классификацию и функции, обращается к произведениях Томаса Мора, Джованни Кампанеллы, Дж. Свифта, Г. Уэллса, показывая естественность и своевременность возникновения творения Замятина. На примере романа “Мы”обосновываются характернейшие черты антиутопии как жанра литературы.
С. В. Бесчетникова (Горловка) в статье “Об одном из источников романа — антиутопии Е. Замятина “Мы” проводит анализ поэзии А. Гастева и романов А. Богданова “Красная звезда” и “Инженер Мэн-ни” и приходит в выводу, что роман “Мы” возник именно как результат полемики с романами-утопистами А. Богданова, пролеткультовскими идеями коллективизма, космизма, техницизма, с культом коммунистической идеи. Автор констатирует, что в самом названии романа “Мы”, в выборе его главного персонажа, в изображении стеклянного города, в некоторых сюжетных ходах заключен полемический “заряд” по отношению к роману А. Богданова.
В статье “Особенности искусства характеротворения в романе — антиутопии Е. Замятина “Мы” С. Бесчетникова пишет, что художественный характер представляет собой органическое единство кон-кретно-исторического типа сознания и авторской трактовки нравственно-эстетической концепции человеческого существования. По отношению к реальному человеческому типу он выступает как качественно новое образование, подчиненное основной идее художественно-
го произведения. На конкретном материале автор исследования показывает, что человеческие характеры раскрываются в ситуации разрешения конфликта между личностью и государством; по законам жанра они лишены психологической многомерности и глубины, что полностью соответствует стилю произведения и авторскому замыслу. Рассматривается авторская позиция в романе (писатель предельно объективно повествует об уродливой социальной системе, не допуская негативных оценок), которая раскрывается через гротескный принцип типизации изображения жизни, позволяющий взглянуть на мир по-новому.
В работе М. Ф. Пьяных (Санкт-Петербург) “Мы” Е. Замятина в контексте русской литературы революционной эпохи 1917-1921 годов” содержится анализ русской литературы эпохи революции, даны основные направления поэтики Пастернака, Блока, Маяковского и других русских поэтов. При этом особое внимание ученый обращает на любовную тематику их творчества, говорит о роли великого чувства в романе Замятина “Мы”, подчеркивая, что именно в любви у Д-503 раскрывается его одухотворенная сущность. Центральная часть статьи посвящена исследованиям истории литературных взаимодействий А. Блока и Замятина, родству взглядов обоих писателей, их теплому творческому общению, личной дружбе. М. Пьяных говорит о близости концепции “Мы” произведениям Блока в разработке проблем цивилизации, природной стихии и культуры. В заключительном разделе работы повествуется о синтетизме как направлении художественного творчества Е. Замятина.
В статье “Роман Е. Замятина “Мы” и “Туннель” Б. Келлермана: “конец Ренессанса” Л. В. Полякова приводит слова Замятина: “Русскому человеку нужны были, должно быть, особенно крепкие ребра и особенно толстая шея, чтобы не быть раздавленным тяжестью того небывалого груза, который история бросила на его плечи... Он переносит такие удары, он целым и чуть помятым выходит из таких переделок, которые пустили бы ко дну всякий другой, более красиво одетый, более европейский корабль”. И далее пишет: “Хорошо осознавая российскую специфику, Замятин, как сейсмограф, улавливал прежде всего грядущие общемировые катаклизмы, воплощал свои предвидения в сложные и оригинальные художественные формы” (ч. I, с. 152). Исследователь ставит роман “Мы” в связь с технократической антиутопией немецкого классика и напоминает о том, что еще в 1914 г. Замятин опубликовал рецензию на роман Келлермана “Туннель”, и в ней, вероятно, — начало раздумий автора “Мы” о глобальном технократизме и “облагодетельствовании” мировых властителей.
Оба писателя выражали сходные мысли о строительстве нового миропорядка, новой жизни для людей не одного государства, а всей
Земли. Интеграл и туннель — художественные символы средств эксплуатации огромных человеческих масс, превращения их в рабов и роботов в процессе гомогенизации, низведения человечества к однородности. Автором романа “Мы” своевременно поддержана и на другом художественном уровне разрешена антимондиалистическая направленность произведения современника-немца, написавшего в “Туннеле” яркий портрет некоего Самуила Вольфзона, “снедаемого честолюбием”, жаждой власти. Келлермановские промышленные магнаты в романе Замятина, по утверждению автора статьи, объединены в собирательном образе Благодетеля с его стремлением держать в Едином государстве — на Земле — единый, им создаваемый распорядок, обеспечивать жизнь, как в квадрате, у которого все углы равны. Литературные герои “Мы” и “Туннеля” живут с осознанием того, что творят новую эпоху. На самом же деле — они рабы ложных идей, жертвы коварных замыслов сильных мира сего.
Роман “Мы” Л. В. Полякова рассматривает и в контексте идей книги Н. Бердяева “Смысл истории”, в аспекте поставленных им проблем истощения и конца Ренессанса как явления, ознаменовавшего собой расцвет гуманизма. Порабощение личности человека машиной и средой, растворение ее в огромных человеческих массах философ расценивает как ступень всемирной трагической истории, которая сама есть внутреннее раскрытие Апокалипсиса. “Роман “Мы”, как, впрочем, и “Туннель” Келлермана, думается, следует рассматривать в ряду произведений Камю, Сартра, Л. Андреева, Кафки, Ф. Сологуба и других писателей, чье творчество критика так или иначе связывает с эстетикой экзистенциализма” (ч. 1, с. 159).
А. В. Харчевников (Магадан) в докладе “Функциональная роль литературно-классических и фольклорно-мифологических реминисценций в создании эстетико-философской концепции эпохи в романах Е. И. Замятина “Мы” и А. П. Платонова “Чевенгур” говорит о родственности стиля двух романов, которая проявилась в тяготении Замятина и А. Платонова к образному орнаменту, фольклорности и мифотворчеству, синтезу условного и символического, ярко выраженной функциональности аллюзий, реминисценций; в употреблении скрытых цитат из европейской и русской классики в их творческом переосмыслении, проекции на социально-историческую ситуацию первых десятилетий XX в. Ученый подчеркивает, что “Мы” и “Чевенгур” были трагически отмечены неприятием, несправедливой критикой, забвением современников, вплоть до запоздалого возвращения отечественному читателю на исходе века. В основной части исследования внимание читателя акцентируется на реминисценциях (результатах невольного заимствования автором отдельного образа, мотива, стилистического приема). А. Харчевников, подробно рассматривая источники реминис-
денций и аллюзий, фрагменты романов “Весы” и “Братья Карамазовы” Ф. М. Достоевского, “Серебряный голубь” А. Белого, приходит к выводу, новаторское переосмысление сложнейшей системы классических реминисценций, аллюзий на вечные доктрины, понятия мировой культуры, искусства слова, фольклора позволило двум писателям пророческого дарования — Замятину и Платонову — создать шедевры классической литературы, предвосхитив многое из трагического будущего.
Роману “Мы” посвящены также заметки и тезисы, вошедшие во вторую часть двухтомника: “Роман Е. Замятина “Мы”: образ дома в литературном контексте эпохи” (Н. II. Комлик, Елец); “Роман Е. Замятина “Мы” как отклик на литературную ситуацию 1920-х годов” (О. К. Крамарь, Елец); “Стеклянный мир Евгения Замятина” (Е. П. Порошенкова, Борисоглебск); “Антиутопия Е. Замятина “Мы” и русская литература второй половины XIX века” (И. Ш. Юнусова, Бирск); “Структура псевдокарнавала в романе Е. Замятина “Мы” (Б. А. Ланина, Москва); “Проблема эстетического идеала в романе Е. Замятина “Мы” (С. Н. Шошура, Николаев); “Роман Евгения Замятина “Мы” в контексте антитоталитарного романа XX века” (Г. В Чудинова, Луганск); “Метафора в романе Замятина “Мы” (Т. И. Голубчик, Саранск) и другие.
Отдельные работы объединяет проблема литературных взаимовлияний, традиций и новаторства. М. А. Самсонова (Санкт-Петербург) в статье “Под гнетом власти роковой... ” (тема “Художник и власть” в творчестве Е. И. Замятина и М. А. Булгакова)” исследует теорию новой литературы, которую Е. Замятин назвал “неореализмом” или “синтетизмом” (“неореализм” —это искомый синтез, соединение лучших достижений реализма и символизма”) (ч. 1, с. 217). При сравнении крупнейших писателей XX в., которых объединили эпоха, общее положение изгоев в литературе и просто человеческая дружба, автор концентрирует внимание читателей на совпадениях и противоречиях в их взглядах. Писательские позиции идентичны в понимании процесса творчества, в восприятии художником окружающего мира, в связанном Праве на свободу слова. При этом в творчестве Замятина и М. Булгакова различия во взглядах наблюдаются при решении проблемы “художник и власть”, а именно: в трактовке вопросов взаимоотношения гения и тирана, борьбы художника с властью, личностных качеств человека власти.
И. Ф. Такиуллина (Бирск) в статье “Другом был Гоголь... ” пишет о Е. Замятине как продолжателе гоголевских традиций. Худож ник вплотную подходит к проблеме соотношения в жизни идеала и всего препятствующего или противоречащего ему. В рассказах “На куличках”, “Мамай”, “Рассказ о самом главном”, “Пещера” ощущает-
ся стремительное движение сорвавшейся и несущейся в неизвестность знаменитой гоголевской птицы-тройки. Эти рассказы пронизаны идеями духовности, труда, взаимопонимания, терпимости, любви, так как Замятин понимает, что только это может спасти Россию. Общим для замятинских героев является: увлеченность, устремленность к светлому, чистому, возвышенному, способность отдаться своему чувству безраздельно, стойкое нежелание мириться с пошлостью, констатирует ученый.
В работе И А. Костылевой (Владимир) “Традиции и новаторство в творчестве Е. Замятина (синтез реализма и экспрессионизма)” представлен взгляд на Замятина как на крупнейшего художника нового направления искусства литературы XX в. — экспрессионизма (неореализма, синтетизма). Впервые на необычайность творчества писателя обратил внимание А, К. Воронский, назвавший его экспериментатором. Многогранный Замятин не укладывается в рамки одного направления, это скорее всего синтез самых разнообразных и порой противоречивых тенденций, где наиболее значительными оказываются реализм и экспрессионизм, отмечает исследователь. Далее в работе анализируются следующие черты нового направления, отмеченные писателем в лекциях по технике художественной прозы: преувеличенновыпуклые, режуще-яркие краски, сказ, лаконизм, недоговоренность, прием умолчания, наличие обобщений—символов и другие. Экспериментаторство художника, особенно ярко проявившееся в годы революции и гражданской войны, характеризуется экспрессионистской “сгущенностью” стиля,: заостренностью образов, гиперболизацией, синтезом реалистических деталей и фантастики, стремлением к абстрагированию, жесткостью сюжетных конструкций, сочетанием рационализма и эмоциональности, временной и пространственной смещенностью.
Основное в статье В. М. Мокрицы (Луцк) “К вопросу о модернизме Е. Замятина” — это модернистская трактовка писательского стиля Замятина. Автор раскрывает цель творчества художника — наглядно убедить в сложности и многозначности мира людей, явлений жизни в целом. Стиль романа “Мы” определяется как своеобразный метафорических (метонимический), суть которого в опредмечивании героя и действия, в сведении их к наглядной детали, рассчитанной на зрительное восприятие: детали действуют вместо героев и образуют скольжение, вихрь, круговорот предметов, которые в конечном итоге, из-за увеличивающейся и расширяющейся смысловой нагрузки, становятся деталями — символами, а текст приобретает многозначность. В работе также указывается источник машинизма, технизации общества будущего в романе — это не только послеоктябрьская Россия, но и Запад — европейские, английские впечатления Замятина.
Проблеме литературных взаимовлияний, традиций и новаторства
посвящены и отдельные заметки, тезисы “Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня”: “Авторская позиция Е. Замятина в критике 20-х годов” (И. А. Ляшенко, Алматы); “К теории психологической драмы: Чехов — Андреев — Замятин” (Е А. Михеичева, Орел); “Е. Замятин и Л. Леонов (к вопросу об эстетических взглядах)” (В. И. Матушкина, Мичуринск); “Антиутопия Е. Замятина “Мы” и роман О. Хаксли “Обезьяна и сущность” (Л. Ф. Окишева, Чебоксары) и другие.
Особенностям пространственно-временного выражения мировоззрения и мироотношения Замятина посвящены научные доклады И. П. Буксы (Хансвилл, США) “Принципы структурирования пространственно-временного континуума в прозе Евгения Замятина” и Т. В. Ивановой (Петрозаводск) “Время и пространство рассказа Е. И. Замятина “Наводнение”.
И. Букса в своей статье подчеркивает, что Е. Замятин — корабель ный архитектор — привнес с собой в русскую литературу особое понимание архитектоники художественного пространства, особое видение художественного бытия. Хронотопы замятинских произведений есть не что иное, как первые подступы к разрушению стереотипов евклидовой геометрии во имя созидания новых многомерных пространств. Писателю удается, перешагнув через реалистические традиции XIX в., представить художественное пространство и время в виде соединения реальных и иррациональных явлений, рационализма и суеверий. И. Букса исследует пространственно-временные хронотопы в “Мы”, в рассказах “Русь”, “Икс”, “Рассказ о самом главном”, “Слово предоставляется товарищу Чурыгину”, в сказках, в повести “Наводнении”, обращая внимание читателя на словесные конструкции, подчеркивающие синкретизм воспринимающего сознания, на восприятие самими героями произведений писателя проблем пространства и времени и на многое другое.
Т. В. Иванова (Петрозаводск) в статье “Время и пространство рас сказа Е. И. Замятина “Наводнение” подчеркивает значение одной из сложнейших взаимосвязей: “время-пространство-человек”, причем художник таким образом организует пространство и время, что читательское восприятие от его неохватности одновременно переключается на локальное конкретное пространство, и создается ощущение бесконечного одиночества человека. В “Наводнении” в предельно заострен ной форме Замятин поставил вопросы жизни и смерти, любви и ненависти, преступления и наказания. Особое внимание в очерке обращено на значение повести в целом для творчества писателя, на способы решения им поставленных в рассказе вопросов, на строгую и стройную архитектонику произведения, на ряд литературных реминисценций, на ассоциативные образы и метафоры повести. Подробно говорит о прока
лирующем образе наводнения, проходящем в развитии все стадии сюжета, об обращении в произведении к Библии, использовании образов вечной книги, проецировании реальных событий на библейскую притчу о сотворении мира. Относительно структурирования в повести времени и пространства автор делает выводы: 1) произведению присущи многомерность и емкость повествования; 2) писателем использованы все виды времени: историческое и внеисторическое, глобальное и бытовое, внутреннее и внешнее; 3) Замятин находит принцип описания протяженности действия; 4) произведению присуще своеобразие кольцевой композиционной структуры. В заключении очерка дан взгляд на структуру пространственно-временных отношений в рассказе как на одно из средств воплощения замятинской философской концепции жизни и человека.
Проблемам пространственно-временного выражения мировоззрения и мироотношения Е. Замятина также посвящены заметка Ю. Э. Михеева “Концепция времени в литературно-теоретическом наследии Е. И. Замятина”, тезисы С. Ю. Толоконниковой (Борисоглебск) “Построение художественного времени в “Рассказе о самом главном” Е. Замятина”.
Особенностям гуманистической философии Е. Замятина посвящена статья Т. В. Филат (Днепропетровск) “Гуманизм ранних произведений Е. Замятина (“Уездное”, “Непутевый”, “Три дня”)”. Автор раскрывает значение ранних произведений в становлении философско-гуманистических взглядов писателя, говорит о высокой оценке, данной этим рассказам (“Уездное”, “Непутевый”, “Три дня”) Воронским, Шкловским. Е. Замятин философские категории “социальное” и “природное” не противопоставляет, а смешивает, трактует человеческую личность как общественно-исторический и биолого-психологический феномен, подчеркивая при этом в ней своеобразное соотношение плотского, духовного и социального. Т. Филат говорит о Замятине как продолжателе традиций социального детерминизма в интерпретации “маленького человека”, присущего русскому классическому реализму.
К проблемам взаимодействия фольклорной и литературной сказок обращена статья Л. И. Калининой (Семипалатинск) “Литературная сказка в творчестве Е. Замятина”, заметки и тезисы П. А. Гончарова (Мичуринск) “Фольклорные мотивы и образность в структуре повести Е. Замятина “Алатырь”, М. В. Антоновой (Орел) “О художественном единстве циклов сказок Е. И. Замятина”.
Особенности уникальной замятинской поэтики исследованы в работе Н. В. Шенцевой (Йошкар-Ола). В очерке “Зрительные” и “звуковые” лейтмотивы в рассказах Е. Замятина” автор на примере трех рассказов — “Дракон”, “Мамай” и “Пещера” —рассматривает значение звуко- и цвето-образов для поэтики Е. Замятина, говорит о лейт-
мотивах, инструментовке, живописи и музыке в прозе художника. При этом особое внимание исследователь уделяет образам-лейтмотивам. В заключительной части работы говорится в целом о позиции Евгения Замятина в революции и литературе.
В рамках вторых международных Замятинских чтений состоялось заседание “круглого стола” на тему “Проблемы периодизации истории русской литературы XX века”. Е. Е. Харланова
96.02.008. ГАЗЕТА “ЗА СВОБОДУ!” И ЛИТЕРАТУРНАЯ ЖИЗНЬ РУССКОЙ ЭМИГРАЦИИ: (Статья)
Первым официальным редактором-издателем газеты был В. А. Злобин, затем — В. Н. Рымер, И. И. Мацеевский, А. Н. Домбровский, Е. С. Шевченко. Девиз газеты — “За Родину и Свободу!”. Ближайшие сотрудники в 1920-1921 гг. — Б. В. Савинков, Д. С. Мережковский, 3. Н. Гиппиус, Д. В. Философов, а также А. А. Дикгоф-Деренталь, А. Л. Бем, В. В. Зеньковский, Леон Козловский (будущий премьер-министр Польши), позднее с 1923 г. А. В. Амфитеатров и М. П. Арцыбашев, оставшийся ведущим публицистом газеты до конца своей жизни. Фактическими редакторами были А. И. Гзовский (июль—декабрь 1920 г.), В. В. Португалов (декабрь 1920 г. — декабрь 1923 г.), затем Философов, привлеченный Савинковым к активной политической работе. После высылки в конце октября 1921 г. из Варшавы большинства членов (во главе с председателем — Савинковым) русского политического (Эвакуационного) комитета, действовавшего в июле 1920 г. — октября 1921 г. как ядро русского антибольшевистского правительства, Философов стал руководителем (с 1921 по 1924 г.) Варшавского отделения конспиративного “Народного Союза Защиты Родины и Свободы” и фактическим руководителем газеты “За Свободу!”. Субсидии на издание газеты предоставлялись Философову польскими правительственными учреждениями. Резкое сокращение субсидий в 1923 г. поставило газету на грань банкротства, и ее существование поддерживалось Философовым путем непрерывных финансовых операций. Постоянный лейтмотив его писем к Савинкову, проживавшему в Париже, — жалобы на нехватку денег. Политической ориентацией газеты оставался антибольшевизм, установка на “активные методы борьбы”, включая террор, а также неприязнь и к либеральной, и к монархической эмиграции. Значение издания определяется и злободневностью поднимавшихся там проблем, и уровнем их осмысления.
1 “ЗА СВОБОДУ!” (“Свобода”. — Варшава, 1920,— 1920, 17 июля—3 нояб.; “За Свободу!" — Варшава, 1920-1932. — 1920, 4 нояб .— 1932, 5 апр.) — ежедневная общественно-политическая газета.
