CC BY
32
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ
НАУКИ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА
РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ СЕРИЯ 3
-
2
издается с 1991 г. выходит 4 раза в год индекс РЖ 2 индекс серии 2,3 рефераты 96.02.001-96.02.029
Юн 51
МОСКВА 1996
/ /
Основная эпистемологическая проблема стандартной версии копенгагенской интерпретации связана с отрицанием реальности измеримых свойств, зависящих от наблюдателя. В эволюционной интерпретации указанное отрицание не порождает эпистемологических проблем. Здесь зависимость от наблюдателя понимается как естественное следствие и выражение того факта, что внешний мир не может давать ответы в духе космологии млекопитающих, если вопросы не поставлены в таком же духе. Сопоставление квантового и других сенсорных модусов ведет к переформулировке боровского принципа дополнительности пространственно-временного и причинного представлений. В эволюционной формулировке он звучит так: "Микромир причинен в квантовом модусе и вероятностен в модусе млекопитающих" (с. 324).
"Общая идея этого эссе, — заключает автор, — необязательно останется навсегда экспериментально непроверяемой. Коль скоро мы заменяем культурологические понятия "классический" или "контринтуитивный" ссылкой на модусы восприятия, предлагаемая выше интерпретация квантовой теории измерения в принципе может быть подвергнута экспериментальной проверке. Однако эта проверка возможна не в рамках физики, а в рамках других отраслей естествознания — нейрофизиологии и/или компьютерного моделирования когнитивных и перцептуальных процессов и/или в исследованиях аналогий между искусственным информационными сетями и ансамблем нейронов мозга" (с. 325).
А. И. Панченко
96.02.012. БАЖАНОВ В. А. ПРЕРВАННЫЙ ПОЛЕТ: История "университетской" философии и логики в России.— М.: Изд-во МГУ, 1995 .— 107 с.
Автор воспроизводит концептуальную и социальную историю "университетской" философии и логики в России (XIX — середина XX вв.), опираясь в основном на мыслителей Казани и Поволжья. Казань в этот период была одним из крупнейших культурных и научных центров России. При этом автором используется архивный материал, до сих пор не введенный в научный оборот.
В Казани жили и работали многие крупные мыслители того времени. Среди них "была такая звезда первой величины в логической мысли человечества, как профессор кафедры философии Казанского университета Николай Александрович Васильев (1880-1940), впервые последовательно разработавший неаристотелеву логику и в настоящее время общепризнанно считающийся родоначальником неклассической логики, оригинальный философ, психолог, историк, литературовед, поэт и искусный переводчик" (с. 10-11). В Казани работали А. С. Луб-
-кии (1770-1815), арх. Гавриил (В. Н. Воскресенский, 1795-1868), Арх. Феодор (А. М. Бухарев, 1824-1917), А. П. "Владимирский (1821-1895), М. М. Зефиров (1825-1889), М. М. Троицкий (1835-1899), В. А. Снегирев (1841-1889), А. И. Смирнов (1838-1902), Е. А. Бобров (1867-1933), А. Д. Гуляев (1870-1930), И. И. Ягодинский (1868-?), В. Н. Ивановский (1867-1939), А. О. Маковельский (1884-1968). В Казани жил В. И. Несмелое (1863-1937) — один из крупнейших представителей религиозно-антропологического направления в философии. Наконец, именно в Казанском университете впервые в России в 1888 г. приват-доцентом П. С. Порецким (1846-1907) был прочитан курс математической логики.
"К сожалению, до сих пор на университетскую философию (и, стало быть, логику) обращали мало внимания" (с. 12).
Университет в Казани был открыт в 1804 г. Это был третий в России университет (после Московского; 1755 г.) и Дерптсхого (Юрьевского, ныне Тартуского; 1802 г.). А в 1805 г. университет был открыт и в Харькове. Именно университету Казань обязана тем, что стала крупнейшим культурным и просветительским центром России.
Однако судьба российских университетов была непростой. "Изменения социальных ориентаций и политики отражались и на отношении к образованию" (с. 16).
Философия в университетах (в Казани философский факультет существует с 1835 г.) обычно преподавалась в виде умственной философии (логики), естественной философии (физики) и философии божественной (метафизики). В 1849 г. резко ужесточаются университетские порядки, что было вызвано целью минимизировать влияние французской революции 1848 г. на университетское сообщество.
Философские факультеты всюду были закрыты. Их разделили на историко-филологические и физико-математические (что вопреки первоначальному замыслу сыграло впоследствии положительную роль в их развитии). Преподавание философии было ограничено логикой и психологией. Высочайшим повелением Государя Императора (1850 г.) чтение логики и психологии возлагалось на профессоров богословия или законоучителей, назначенных к этой должности. Их преподавание было поставлено под надзор св. Синода.
Через 10 лет, когда стали сказываться пробелы в образовании студентов и было признано, что студенты лишены возможности изучать исторический ход развития духа человеческого, поэнаваггь законы его во всей его целостности и совокупности, преподавание философских курсов было возобновлено. Но уже требовалось определенное время для развертывания этих курсов. Только после 1863 г., когда был введен в действие новый Устав университетов, положение начинает выправляться. Именно тогда заметен отток ученых из духовных академий
в университеты. Преподавание логики, психологии и философии было отделено от богословия.
Традиционно в России "университетская" философия занималась не только собственно философскими исследованиями в современном понимании, но и логикой, психологией и педагогикой. Данное обстоятельство накладывало заметный отпечаток на характер, в частности, логических исследований. Например, А. С. Лубкин трактовал "логику как антропологическую науку, демонстрирующую способы управления разумными способностями и позволяющую здраво и основательно судить о вещах" (цит по: с. 35). Лишь где-то к концу XIX в. утвердилось понимание, что логика независима от науки о человеке (В. А. Снегерев, И. И. Ягодинский, В.Н. Майков).
А. И. Введенский разделял "логику открытий" и "логику проверки", отождествлял современную логику только с логикой проверки.
Часто в предмет логики включалось изучение методов и принципов наук по той причине, что "логика изучает те виды деятельности, которые ведут к истине" (цит по: с. 37; М. М. Троицкий).
В конце XIX в. из традиционного направления в логике стало выделяться математическое. Так, В. А. Снегирев в 1880 г. подразделял логику на формальную, к которой от относил труды И. Канта и У. Джевонса, В. Н. Карпова и А. Е. Светилина, на логику метафизическую (труды Гегеля и К. Фишера) и на "новейшую немецкую логику" (труды Ф. А. Тренделенбурга, Ф. Ибервега, Г. Лотце). Таким образом здесь еще есть смешение разных направлений. Но уже П. С. Порецкий в 1882 г. утверждал, что "математическая логика по предмету есть логика, а по методу математика" (цит по: с. 40). Интерес к математической логике был и со стороны традиционных логиков. "По крайней мере ими стали осознаваться самоценность математической логики и необходимость знакомства с ее идеями" (с. 40). Стали рассматриваться вопросы взаимосвязи логики и математики (П. Э. Лейкфельд, Ф. Линде). Были попытки применения математики к гуманитарным, в том числе философским, дисциплинам (Н. А. Шапошников),
Водораздел между двумя направлениями в логике — математическим и традиционным — проходил по вопросу об истолковании природы отношения человека к логическим реалиям. Традиционное направление принимало идеологию психологизма, т. е. рассматривало логику как часть психологии или тесно связанную с психологией дисциплину. Математическое направление подчеркивало полную независимость логики от психологии (А. И. Введенский).
Антропологизм и психологизм в логике препятствовал ее формализации и математизации, принятию новой логической парадигмы. Тем не менее в эвристическом смысле психологизм оказался достаточно эф-
10 Зак 699
фективным в развитии логики. Это особенно четко видно на примере Н. А. Васильева. "Придерживаясь установок психологизма и, более того, отталкиваясь от центральных положений доктрины психологизма и рассуждая "психологически", Н. А. Васильев впервые обрисовал контуры неаристотелевой парадигмы логики, создал неклассическую логику" (с. 48). Это не покажется невероятным только при допущении, что уже в недрах психологического подхода к логике крылась потенциальная возможность ревизии аристотелевской парадигмы. Этот вопрос заслуживает особого рассмотрения (с. 54).
Согласно Н. А. Васильеву, логические законы и принципы определяются прежде всего природой познаваемых объектов, они зависят от характерного для них опыта, в которой включен субъект, т. е. они эмпиричны. "Соотнося генезис логических законов с некоторой "воображаемой" реальностью и связывая их интерпретацию с особенностями психической организации соответствующих познающих субъектов, Н. А. Васильев настойчиво проводил мысль о примате онтологического аспекта логики" (с. 49). Изменяя онтологию, можно получать различные "воображаемые" логики. Аристотелеву логику H.A. Васильев называл логикой двух "измерений", поскольку в ней допустимы только два качественно различных суждения. Но мыслимы логики и к измерений. В них не будет действовать закон (не) противоречия, а закон исключенного третьего должен быть заменен на закон исключенного четверного и т. д.
Вопреки общему настроению психологистов, Н. А. Васильев связывал будущее логики с процессом ее математизации.
Психологизм, характерный для логиков России, в Казани дополнялся и в определенной мере развивался в традиции эмпиризма. Эта традиция во многом питалась интересом к философии Канта (А. С. Луб-кнн, А. И. Смирнов, В. А. Снегирев М. М. Троицкий и др.) "Не разделяя основоположений теории познания Канта, между тем они были в целом солидарны с кантовским видением статуса логики как отдельной самостоятельной части философии" (с. 58), в отличие от последователей Гегеля и Шеллинга, которые были склонны подчинять логику философии.
Н. И. Лобачевский, как и другие казанские мыслители, по-видимому, симпатизировал эпмиризму: "Он строил свою "воображаемую" геометрию, исходя не из абстрактных понятий, а из конкретного эмпирического факта — соприкосновения тел" (с. 59).
Логиков и философов России очень интересовал вопрос взаимоотношения дедукции и индукции (М. М. Троицкий, С. Глаголев). Так, С. Глаголев утверждал, что дедукцию нельзя считать методом заключений от общего к частному, что ее специфической чертой является необходимость вывода из оснований. "Акцент на положении о прину-
дительности дедеуктивных умозаключений был не вполне обычен для размышлений строго в русле традиционной логики" (с. 62).
В работе Б. А. Боброва была поставлена новая для традиционного изложения логики проблема природы научных абстракций.
В России переводились и издавались наиболее видные труды зарубежных ученых (Дж. Милля, У. С. Джевонса, Л. Кутюра, X. Зигварта, Б. Рассела, Г. Кантора, А. Пуанкаре » др.).
Жизнь в Императорском Казанском университете в начале XX в. текла вполне размеренно и респектабельно. Университет живо откликался на события в культурной и научной жизни России и мира. Научная жизнь находила отражение в общедоступных периодических журналах.
Все смешалось в конце 1917 г. Октябрьский переворот привел к резкому ухудшению положения высшей школы. Профессора и преподаватели просто бедствовали, хотя занятия не прекращались. В 1922 г. на Запад поплыли "философские" пароходы, вынужденными пассажирами на которых были и казанские ученые (А. А. Овчинников, И. А. Стратонов, Г. Я. Трошин). Историко-филологические факультеты были закрыты.
Фактически последними логическими и философскими работами, опубликованными казанцами, были короткие рецензии К. И. Сотони-на на логические сочинения Н. О. Лосскогои С. И. Поварнина, а последним всплеском — тезисы, конечно же, не состоявшегося доклада Н. А. Васильева на V Международном философском конгрессе в Неаполе в 1924 г. "Итак, логическая и философская мысль Казани и Поволжья перестала не то что биться — даже существовать. Полет логико-философской мысли, который обещал быть еще более высоким, был прерван"(с. 78).
Л. А. Боброва
ю*
