CC BY
20
ВЛАСТЬ
2018.04.0010. ДЕ СЕН ПЕРЬЕ Л. САУДОВСКАЯ АРАВИЯ: ДВОРЦОВЫЕ РЕВОЛЮЦИИ. МУХАММАД ИБН САЛМАН - ФАВОРИТ, ПРЕВРАТИВШИЙСЯ В НАСЛЕДНОГО ПРИНЦА. DE SAINT PERIER L. Arabie Saoudite: Revolutions de palais. Mohammed Ibn Salman, le favori devenu prince heritier // Jeune Afrique. - P., 2017. - N 2966. - P. 12-16.
Ключевые слова: Саудовская Аравия; абсолютистская революция; либерализация.
Корреспондент «Jeune Afrique» рассматривает события в Саудовской Аравии 4 и 5 ноября 2017 г., когда по приказу наследного принца Мухаммада ибн Салмана были арестованы ключевые фигуры в деловой и политической жизни страны; им были предъявлены обвинения в коррупции и отмывании денег.
Среди наиболее видных фигурантов: 1) Аль-Валид ибн Та-лал, двоюродный брат марокканского принца Хишама, который в свою очередь является двоюродным братом короля Мухаммада VI. Аль-Валид ибн Талал, чье состояние по данным Форбс составляет 16 млрд долл., ведет мировую экономическую активность посредством принадлежащей ему «Kingdom Holding Company»; владелец туристической сети «Four Seasons»; акционер «City Bank». Некоторые виды деятельности Аль-Валида ибн Талала вызывают вопросы. Так, принадлежащий ему фонд «Alwaleed Philantropies» пытался участвовать в проекте по электрификации Африки, однако проект так никогда и не приобрел ясных очертаний; подобная судьба ждала и запущенную им компанию «Zephyr African Management», занимавшуюся инвестициями в африканские экономики; 2) саудовский и эфиопский бизнесмен Мухаммад Хусайн аль-Амуди, обладающий состоянием в 10,3 млрд долл. и весьма разносторонними интересами (отели, шахты, промышленные и сельско-хозяйственные предприятия). Его репутация также оказалась подмоченной, на сей раз в Марокко, где он приобрел у государства за бесценок крупное предприятие по очистке нефти, которое, имея долги в несколько миллиардов евро, было ликвидировано в судебном порядке; 3) шейх Салах Абдаллах Камал (состояние - 2,1 млрд долл.) - глава одного из наиболее могущественных саудовских конгломератов «Dallah al-
Baraka» (исламский банкинг, туризм, недвижимость); 4) Бакр бин Ладен (состояние - 3 млрд долл.), основатель «Saudi Binladen Group» [с. 16].
По сути дела, речь идет о тайной операции, проводившейся с соблюдением строжайшей конспирации - о том, что задумал Му-хаммад ибн Салман, было известно лишь немногим посвященным. «Не прошло и недели после международного инвестиционного форума, проходившего под эгидой наследного принца, как грянули события, объявленные «жизненным этапом в деле создания общественного пространства, которое могло бы соответствовать нормам справедливости и предоставить равные возможности для всех желающих» [с. 14]. На деле проводившиеся незадолго до этого аресты интеллектуалов либерального направления свидетельствуют о прямо противоположных тенденциях.
Ссылаясь на Дж. Бэхоута (J. Bahout) из фонда Карнеги, автор отмечает, что наследный принц просто устраняет возможность какой-либо оппозиции в самых ее основах. Об этом недвусмысленно говорит арест Бин Ладена и высылка ливанского магната аль-Хари-ри. Нейтрализуя руководителей наиболее успешных компаний, принц не только прибирает к рукам их активы, но и лишает оппозицию возможной финансовой подпитки. Медиа также были приведены к покорности - такие империи как Rotana, MBC, ART находятся теперь под контролем Мухаммада ибн Салмана. Однако на возможную силовую поддержку оппозиция все еще может рассчитывать - принц Митаб, руководитель элитных подразделений Национальной гвардии - последнего бастиона противников клана Салмана (после нейтрализации Ибн Найефа, возглавлявшего полицию) все еще на свободе; более того, его даже включили в состав своего рода временного правительства страны.
Мухаммад ибн Салман всячески пытался представить предпринятые им действия как очищение страны от коррупции и освободиться от какого-либо подозрения в политической подоплеке событий. Однако на деле он преследует иные цели: «Подобное укрощение деловых кругов, подававшееся как необходимый шаг для воплощения программы либерализации, на деле было необходимо лишь для реконструкции автократического правления. Это - абсолютистская революция в действии, а Ибн Салману она нужна, чтобы воссесть на престол, который до него занимали осторожные
старцы. Автократии суждено прийти на смену культуре компромисса - касалось ли то родства, религии или общества в целом -которая была дотоле свойственна Саудитам» [с. 14].
Примечательно, что Мухаммад ибн Салман нарушает герон-тократические традиции королевства. Мухаммаду ибн Салману был 31 год в январе 2015 г., когда короновался его отец. Едва ли кто-либо предполагал, что спустя 29 месяцев, в июне 2017 г. он будет провозглашен единственным наследником престола. Впрочем, опыт управления государством у наследника внушительный. Так, с 2011 г. он занимал пост министра обороны; в 2014 был назначен госсекретарем; в 2015 вновь стал министром обороны.
Мухаммад ибн Салман обладает дипломом юриста, полученным в одном из университетов Саудовской Аравии; что немаловажно, он никогда не учился на Западе и к тому же прослыл ярым приверженцем бедуинских традиций. Возможно, здесь сказалось влияние его матери Фахды, третьей жены короля Салмана, происходящей из клана вождей племени Аджман.
О сложности конструкции, положенной в основу «дворцовой революции», свидетельствуют, по-видимому, совершенно не связанные с ней обстоятельства - яростные риторические нападки ко-толевства на Иран, а также его широкомасштабные дипломатические маневры на Ближнем Востоке, приветствуемые США. По мнению Дж. Бэхоута, Мухаммад ибн Салман проявляет заинтересованность к разжиганию региональных конфликтов с целью гальванизации саудовского национализма. «Слишком уверенный в поддержке США и израильском пособничестве, он убедил себя в том, что война смогла бы укрепить его власть» [с. 14].
Таким образом, «дворцовая революция» - не просто смена управленческой парадигмы; она увязывает с проблематикой всего региона национальные судьбы Саудовской Аравии. Автор задается вопросом: «Не стремится ли Мухаммад ибн Салман втянуть США и Израиль в ведомую королевством войну против ливанской Хез-боллы, равно как и против проиранских кругов в Сирии и Ливане? Однако, как показывают йеменские события, сама СА воевать не умеет, а Израиль не отличается склонностью воевать вместо других» [с. 14].
Не стоит, однако, недооценивать тех, кто может бросить вызов наследному принцу: «Противниками Ибн Салмана выступают
непримиримые оппозиционеры, которые, объединившись, вполне смогли бы поставить под угрозу стабильность власти и государства... Таким образом, устраняя все препятствия на своем пути, амбициозный правитель вполне может породить новое оппозиционное движение» [с. 14].
К.Б. Демидов
2018.04.011. ДЭЙЗИ М., ЗЕДЕРМАН М. ИСЛАМИСТСКАЯ ОППОЗИЦИЯ НА РАССТОЯНИИ: МОБИЛИЗАЦИЯ ТУНИСЦЕВ И ЕГИПТЯН ВО ФРАНЦИИ (1990-2016).
DAZEY M., ZEDERMAN M. Opposition islamiste a distance: mobilisations tunisiennes et égyptiennes en France // Revue française de science politique. - P., 2017. - Vol. 67, N 5. - P. 837-857.
Ключевые слова: исламизм; эмиграция; мобилизация; exopolitie.
М. Дэйзи (Кэмбридж) и М. Зедерман (Лондонский университет), исследуя особенности политической мобилизации тунисских и египетских переселенцев во Франции, задаются вопросом о структуре данного политического пространства и правилах, управляющих поведением действующих лиц.
Авторы предлагают рассматривать данное поведение как своего рода приспособительную реакцию к абсолютно новой и непривычной для них среде, которая осознается в терминах «double absence» (двойное отсутствие - и на собственной родине, и во французском политическом поле): «Мы считаем, что. их активность может быть правильным образом истолкована, если понимать ее как попытку освободиться от предлагаемой им роли послушных членов некоего анклава. Позиция, которую они отстаивают, подвергается во Франции двойному давлению: во-первых, по причине репрессий, которыми даже на отдалении им угрожают авторитарные режимы покинутых ими стран; во-вторых, из-за того подозрения, имеющего отношение к вопросам государственной безопасности, с которым принято взирать на досье политического ислама в том государстве, где им пришлось обосноваться» [с. 840]. Автоматически подозреваемые в склонности к исламизму и, следовательно, деятельности подрывного характера, данные переселенцы тем вернее оказываются в рядах адептов политического ислама, что
