CC BY
13
и разделяет представление, что риторические приемы, входящие в процесс научного познания, являются также вопросительными (задающими проблему), доказательными и объяснительными факторами научной истины. Вероятно, отмечает автор, что этот вид эпистемологии сделает обоснованные изменения и улучшения традиционной эпистемологии, которая расценивает научную теорию как описание действительности. Эту новую, лежащую между традиционной и релятивистской эпистемологией, он называет контекстной эпистемологией (с. 67).
Р. С. Гранин
2017.04.013. ЮЖНИЧ С. ИСТОРИЯ ИСТОРИИ ФИЗИКИ. JUZNIC S. History of history of physics // Acta Baltica historiae et philosophiae scientiarum. - Königstein, 2016. - Vol. 4, N 2. - P. 5-30.
Ключевые слова: физика; история физики; история истории физики; иезуиты; Руджер Бошкович; методология; военные конфликты; революционные потрясения.
Статья американского историка и философа науки словенского происхождения Станислава Южнича (PhD) посвящена новой историко-философской дисциплине истории истории физики. Он пишет, что двенадцать десятилетий современной академической истории физики произвели достаточно материала для исследования истории физики, фокусом которых стали исследования мнений и методов историков физики. Достижения историков физики сравниваются автором с достижениями предмета их исследования - физиками, при этом отмечается определенная корреляция, так как группы историков-исследователей взаимодействуют с представителями групп физиков. Причем в некоторых случаях один и тот же человек, начиная как ученый, позже может переходить к изучению истории своей дисциплины. Отмечаются также некоторые разногласия между группами историков и физиков, связанные с их компетентностью в предмете изучения.
История истории физики оказывается полезной, по словам автора, при исследовании научной мысли иезуитов. Многие иезуитские ученые, весьма известные в свое время, были позднее вычеркнуты из исторических обзоров их оппонентами в эпоху Просвещения (кроме наиболее выдающихся из них: Руджера
Бошковича, Афанасия Кирхера и Христофора Клавия). Со второй половины XIX в. иезуитское руководство формировало специальные группы физиков и историков, которые должны были изучить научное наследие своих ученых сотоварищей. В результате было составлено значительное число ценных и полезных биографий и библиографий, что делает их интересным предметом исследования по истории истории физики как одних из наиболее изученных научно-ориентированных и распространенных по всему миру материалов, среди которых особенно выделяются биографии иезуитов, действовавших в Китае. В целом история истории физики должна переопределить цели исследователей, приведя их к международному сотрудничеству.
Потребность в новом ответвлении исторических исследований в гуманитарных науках, отмечает Станислав Южнич, давно назрела. Новая наука - это метанаука об истории физики, она бросает вызов привычной классификации так же, как история физики предмету своего исследования - физике. Ее методология является по необходимости междисциплинарной. Предложенная новая дисциплина должна объяснить, как представления об истории физики развивались исторически, с целью объяснить эти изменения и их динамику во времени и пространстве отдельных научных институций. Ее область исследования - это историки физики, их работы, а также их коммуникации между собой и с физиками. Метод, который при этом используется - это исторический нарратив, а также историко-компаративистский метод, использующийся для сравнения между собой научных подходов историков физики как функции их времени, географии, их Alma mater, научных предшественников, научных учреждений, в которых они работают, и, возможно, изменения их собственных подходов к истории физики в процессе исследования (с. 6).
Одним из самых поразительных открытий по истории истории физики, пишет С. Южнич, является то, что военные конфликты имеют катастрофические последствия для развития истории физики, так как ни одна сторона конфликта не нуждается в услугах историков физики, кроме как для пропаганды. Однако те же войны оказываются плодотворными для физиков, главным образом тех, которые были вовлечены в технологии производства оружия или в психиатрически-физиологические исследования узников концлаге-
рей и жертв холокоста. Но отрезвление приходило слишком быстро для «сверхчеловеков» и слишком поздно для их жертв, так как спустя некоторое время после установления мира физические результаты, полученные в ходе войн, оказывались незначительными. Войны связаны также с физическим уничтожением физиков: так лучший сотрудник Резерфорда - Генри Мозли (1887-1915), как и многие другие, был убит во время Первой мировой войны. Никто не делает серьезную науку с оружием в руках, за исключением производителей вооружения, и каждый военный конфликт разрушает местные экономические системы следующего за ним мирного времени. Принцип послевоенной стагнации в физике относится к Тридцатилетней войне (1618-1648), Войне за испанское наследство (1701-1714), Наполеоновским войнам, Франко-прусской войне (1870-1871), Первой и Второй мировым войнам. Огромные военные усилия исчерпывали или даже приводили к недееспособности следующие поколения и наука приходила в застой. Во всех этих случаях [прикладная] физика процветала во время боевых действий и переживала спад после них, так же как и история физики, исчезающая во время войн и процветающая впоследствии в пропагандистских усилиях по популяризации науки.
Прикладная технологически-промышленная физика следует тем же взлетам и падениям, что и экспериментальная или теоретическая физика. История истории физики следует разными путями. Существует также огромная разница между историей технологической физики и историей экспериментальной или теоретической физики. Партингтон, Каммингс и Жуань Юань в 1820-е годы или заново Джонс и Бернс в 1850-е годы представили свои работы по истории паровых двигателей, а Брюстер - биографию Ньютона. Несмотря на это, современная им физика и история физических теорий и экспериментов не процветали. Достижения историков техники были явным отголоском предшествующих достижений техники, на которые они реагировали с естественной и ожидаемой задержкой. В случае паровых двигателей, - вероятно, из уважения к патентному праву, изобретателям не нравилось, когда их инновации становились достоянием общественности слишком рано.
В работе А.Т. Григоряна и Б.Н. Фрадлина, опубликованной еще до Русско-японской войны в 1904 г., были собраны все значимые вклады в механику твердого тела, насчитывающие 1003 пози-
ции1. Результаты этой работы подтверждают тезис о корреляции между успехами физики и ее истории, за рядом исключений: Тридцатилетней войны, когда механика твердых тел была в зачаточном состоянии и еще не имелось достаточного количества публикаций для того, чтобы работать с ними; а также за исключением времени после Войны за испанское наследство и перед Французской революцией, когда не было значительных успехов в механике твердого тела. Всплеск количества работ по физике постнаполеоновского периода, стагнация в течение Весны народов (1848-1849) и последующий их рост показывают ту же корреляцию (с. 27). Социальные революции, такие как Весна народов, со спонтанным массовым участием людей в политике мешали исследовать как физику, так и ее историю. Даже выдающиеся физики, например Франсуа Араго, считали себя обязанными участвовать в политике. А математик Эварист Галуа стал жертвой своих радикальных убеждений после июльской революции во Франции 1830 г. С другой стороны, Французская революция 1789 г. принесла на четверть века процветание в исследования физики (особенно в прикладной химии) так же, как и в историю физики, независимо от того факта, что ни в какой другой период история не знала столько физиков и математиков (таких, как: Карно, Лаплас, Монж, Бертолле, Байи), вовлеченных в высокую политику.
В целом, отмечает автор, общий объем исследований по истории физики до ХХ в. (674 работы) резко вырос после Весны народов. Других динамических особенностей он не прослеживает. Намного более трудно, пишет С. Южнич, оценить, сколько новых идей раскрылось в физике и в ее истории в результате военных конфликтов и в результате смешения различных культур, например, во время походов Александра Македонского в Персию, Египет и Индию или наполеоновских экспедиций в Египет и Россию. Плодотворность эллинистического посталександровского периода очевидна. Наполеоновский поход в Египет позволил Шампольону по Розеттскому камню расшифровать иероглифы и вместе с математиком Фурье стать основателем египтологии. Возможно, даже катастрофический наполеоновский поход на Москву повлиял на на-
1 Григорьян А.Т., Фрадлин Б.Н. История механики твердого тела. - М.: Наука, 1982. - С. 216-257.
учные взгляды механика и инженера Понселе, а также физика и инженера Клапейрона (с. 28).
Р. С. Гранин
2017.04.014. МАСОТ-КОНДЕ Ф. ИСТОЛКОВАНИЕ ЭЙНШТЕЙНОВСКОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ НА КВАНТОВУЮ МЕХАНИКУ. MASOT-CONDE F. Understanding Einstein's viewpoint on quantum mechanics // Acta Baltica historiae et philosophiae scientiarum. -Konigstein, 2015. - Vol. 3, N 2. - P. 53-65.
Ключевые слова: Бор; Эйнштейн; квантовая механика; копенгагенская интерпретация; теория де Бройля-Бома; уравнение Шрёдингера; измерение; полнота теории, принцип неопределенности Гейзенберга; скрытые параметры; физическая реальность.
В своей статье адъюнкт-профессор Университета Севильи Фатима Масот-Конде (PhD по физике) защищает эйнштейновскую точку зрения на квантовую механику в свете идеи подобия между математикой и природой. Она подвергает сомнению копенгагенскую интерпретацию, а в качестве альтернативы берет теорию де Бройля-Бома, позволяющую остаться в рамках детерминизма, не разрушая его принципов.
Полемика между Альбертом Эйнштейном и Нильсом Бором о квантовой механике считается классикой. Эйнштейн отклонял квантовую механику из-за ее непредсказуемой сущности, в то время как Бор не испытывал по этому поводу никаких затруднений, признав пределы, наложенные природой на человеческие знания и приняв статистическое описание мира. Со временем истинность квантовой механики стала несомненной. Это, вероятно, означает, что мировоззрение Бора было ближе к истине и следует отказаться от идеи Эйнштейна, что природа работает как детерминистский часовой механизм. С другой стороны, несмотря на успех квантовой теории, некоторые ее выводы и следствия все еще кажутся абсурдными, а мир при этом все больше проявляет свою математическую сущность, что, возможно, делает Эйнштейна не столь уж неправым.
Как пишет автор, известное противостояние между Эйнштейном и Бором на ранних этапах развития квантовой механики можно кратко выразить в двух фразах: эйнштейновской - «Бог не играет в кости» и ответной - «Не наше дело предписывать Богу,
