CC BY
28
НАУКА И ОБЩЕСТВО
2017.04.001. АЛЕКСЕЕВА И.Ю., АРШИНОВ В.И. ИНФОРМАЦИОННОЕ ОБЩЕСТВО И НБИКС-РЕВОЛЮЦИЯ / Рос. акад. наук. Ин-т философии. - М.: ИФ РАН, 2016. - 196 с.
Ключевые слова: информационное общество; НБИКС-конвергенция; информационная этика; информационная культура; сложностное мышление; социогуманитарные технологии.
Авторы книги И.Ю. Алексеева и В.И. Аршинов - ведущие отечественные ученые в области философии науки и техники. Они отмечают, что в последние годы аббревиатура НБИКС становится знакомой все более широкому кругу читателей, интересующихся общими и специальными вопросами научно-технического развития. Эта аббревиатура используется, когда речь идет о конвергентном развитии нано-, био-, инфо-, когнитивных и социогуманитар-ных наук и технологий, способном привести к таким изменениям в жизни человека и в самом человеке, которые в настоящее время кажутся скорее фантастикой, чем реальностью будущего.
Однако нередко социогуманитарные технологии остаются за рамками рассмотрения, и тогда говорят о феномене НБИК, открывающем возможности атомно-молекулярного конструирования материалов и устройств с заранее заданными свойствами (в том числе гибридных материалов и устройств, состоящих из органических и неорганических субстанций), воспроизведения систем живой природы, управления биологическими процессами на молекулярном уровне, познания тайн работы мозга, создания «сильного» искусственного интеллекта и других достижений в области естествознания и техники. Но, как отмечают авторы, для решения существенной части таких задач необходимы знания о человеке, которые могут быть получены не только с помощью нейронаук, физиологии и
биологии, но и с участием психологии, философии, социологии, лингвистики и других гуманитарных дисциплин.
По мнению авторов, в настоящее время можно говорить лишь о начале осмысления феномена НБИК-конвергенции и ее последствий для человека и общества с позиций социально-гуманитарных наук. Новая технологическая революция открывает возможности для полноценного участия гуманитариев в конвергенции знаний и технологий, в том числе за счет развития «технологической компоненты» социально-гуманитарного знания. Такое развитие будет означать серьезные изменения в характере самого гуманитарного знания, стимулировать интегративные процессы в областях, где специализация достигла к настоящему времени весьма высокой степени. Гуманитарные подходы необходимы для осмысления настоящего в соотнесении с прошлым и будущим, анализа изменений в ценностных системах, сопоставления и конструирования смыслов.
Не следует понимать конвергенцию только как интеграцию знаний, и далеко не всегда она требуется. Более уместно говорить о конвергентном развитии разных областей знания в том смысле, что происходящее в одних областях способствует осознанию вопросов, актуальных для других областей, возникновению в этих областях аналогичных методов и подходов.
Для развития социогуманитарной составляющей НБИКС важна живая проектно-ориентированная совместная деятельность, которая наиболее адекватна трансдисциплинарной методологии становления конвергентных технологий как процесса, сопряженного с развитием социогуманитарного знания и возникновением новой «трансформативной антропологии». Это поле социогуманитарных технологий, в фокусе которых находится исследование процессов порождения новых смыслов в широком спектре интерсубъективных взаимодействий, когда происходит перенос и трансформация знаний от индивида к индивиду, от организации к организации, от артефакта к индивиду, а также исследование процессов коммуникативного переноса знаний в пространстве и времени с целью минимизации соответствующих временных и энергетических затрат. По сути, речь идет о повышении эффективности имеющихся и конструировании новых креативных коммуникативных интерфейсов в
синергетической системе «человек - рекурсивная сложность среды -человек».
Рассматривая с позиции философии сложности проблемы НБИКС-конвергенции и опыт «информационализма», авторы отмечают, что последний весьма полезен в осмыслении проблематики конвергенции науки и технологий. При этом, они подчеркивают, что их подход гораздо шире ставшего уже традиционным радикального варианта «информационализма» М. Кастельса, где «дух информационализма» сопоставляется с веберовским «духом капитализма», а собственно «информационализм» трактуется как принципиально «новая культурно-институциональная конфигурация, лежащая в основе организационных форм экономической жизни» (с. 9). Они принимают во внимание разноплановые исследования и проекты, концентрирующиеся на процессах «компьютеризации» и «информатизации» общества.
В первой главе «Информационное общество как будущее и настоящее» авторы выделяют следующие характеристики информационного общества (ИО): высокий уровень развития компьютерной техники и ИТ-технологий, мощная информационная инфраструктура; увеличение возможностей доступа к информации и распространения информации для все более широкого круга людей; информация и знания становятся стратегическим ресурсом общества, сопоставимым по значению с ресурсами природными, людскими и финансовыми.
В.И. Аршинов и И.Ю. Алексеева также подчеркивают, что со времени появления первых проектов ИО и до наших дней с развитием информационно-коммуникационных технологий нередко связывают ожидания реализации тех или иных социальных идеалов. Однако на деле прогресс в информационно-технологической сфере отнюдь не гарантирует общественного и нравственного прогресса. Предоставляя людям и сообществам новые возможности, информационные технологии несут и новые риски, порождая новые, порой весьма сложные проблемы социокультурного характера.
Впервые в достаточно отчетливом виде идея ИО была сформулирована в 60-х годах XX столетия. Изобретение самого термина «информационное общество» приписывается профессору Токийского технологического института Ю. Хаяши. В «японском плане» ИО определялось как такое общество, в котором процесс компью-
теризации даст людям доступ к надежным источникам информации, избавит их от рутинной работы, обеспечит высокий уровень автоматизации производства.
Как отмечают авторы, разнородность представлений об ИО была характерна уже для ранних представлений, сформулированных японскими авторами. Японский вариант концепции ИО разрабатывался прежде всего для решения задач социально-экономического развития в Японии. Это обстоятельство обусловило его в известном смысле ограниченный и прикладной характер. Однако в 1970-е годы идея ИО становится популярной в США и странах Западной Европы и приобретает черты универсалистской идеологии.
Выражению «ИО» соответствует не научное понятие, а сложный познавательно-ориентировочный комплекс, включающий исследовательские и проектные составляющие, концепции разного плана и масштаба, множество трактовок, значительная часть которых создается ad hoc (т.е. для конкретного случая, конкретных обстоятельств и цели), а также прогнозы, предсказания и оценки, тесно переплетенные с надеждами, опасениями и вкусовыми предпочтениями.
Авторы рассматривают конвергенцию идеи ИО и постиндустриализма, обращаясь к работам создателя концепции постиндустриального общества Д. Белла. Вариант такой конвергенции представлен в работе Д. Белла «Социальные рамки информационного общества»1, где ИО - новое название для постиндустриального общества с одним отличием - признанием большого значения конвергенции электронно-вычислительной техники с техникой средств связи.
Рассматривая вопросы культуры информационной эпохи, авторы опираются на концепцию культуры как системы надбиологи-ческих программ человеческой деятельности, поведения и общения В.С. Стёпина. В такой теоретической перспективе электронная культура видится как немыслимая без программирования в узком смысле (создания компьютерных программ), но и как порождающая с беспрецедентной скоростью все новые и новые программы деятельности, поведения и общения людей.
1 Белл Д. Социальные рамки информационного общества // Новая технократическая волна на Западе. - М.: Прогресс, 1986. - С. 330-342.
Важное место в рассматриваемой проблематике занимают этические вопросы создания и использования компьютерных систем, обсуждение которых началось в середине 1970-х годов в США. Заметную роль в этих дискуссиях сыграли выступления Дж. Вейценбаума, считавшего, что многие проблемы развития вычислительной техники, обычно воспринимаемые в качестве технических, математических или эпистемологических, имеют на самом деле этическую природу. Он стремился привлечь внимание к вопросам этической регуляции технического прогресса, касающимся прежде всего этически допустимых пределов применения компьютеров и уподобления человека машине. По мнению Дж. Вейцен-баума, никто не обладает правом доверить компьютеру принятие решений в тех сферах, которые связаны с межличностными отношениями, пониманием и любовью.
В середине 1980-х годов стало очевидным, что рефлексия над этическими аспектами развития электронно-вычислительной техники уже не ограничивается разрозненными обсуждениями отдельных проблем, но приобретает черты формирующегося интеллектуального направления. Оформление философской составляющей компьютерной этики (КЭ) ознаменовалось выходом в свет в 1985 г. специального выпуска журнала «Метафилософия», где были отражены результаты предметного самоопределения компьютерной этики, представлен круг относящихся к данной области проблем и основные теоретические и практические подходы.
Уже в XX в. расширение круга непрофессиональных пользователей и развитие сетей привело к тому, что в поле зрения КЭ оказались новые типы субъектов этически релевантного поведения. К сфере КЭ стали относить этику электронной переписки, вопросы доступа к порнографии, поведение в форумах и чатах, проблемы качества интернет-сайтов и др.
В начале XXI в. достаточно отчетливо проявилась тенденция рассматривать КЭ как часть более широкого направления - этики информационной (ЭИ). При этом к числу фундаментальных тем ЭИ были отнесены этические вопросы производства информации, сбора информации и ее каталогизации, этические аспекты доступа и распространения информации.
Одной из ключевых тем развития ИО является равенство в доступе к ИК-технологиям, которое становится одним из важней-
ших аспектов равенства как социальной ценности. В то же время информация нередко требует защиты от несанкционированного доступа, а также правильной оценки качества информационного продукта. Например, большое количество сцен насилия в американских фильмах, которые оказываются в прокате в разных странах мира, не означает, что ценности насилия определяют аксиологические ориентиры американского общества. Кроме того, существует большой комплекс вопросов, связанных с информационно-психологической безопасностью - способностью противостоять угрозам сознанию человека, его психическому и нравственному здоровью. Как отмечают авторы, успехи в этой области выглядят весьма скромно на фоне растущих технологических возможностей ИК-сферы.
В попытке ответить на вопрос, как соотносятся между собой общество знаний, постиндустриальное общество и информационное общество, авторы указывают на необходимость прояснения смысла каждого из упомянутых понятий в том или ином контексте. В частности, содержание современных дискуссий по проблемам общества знаний дает основание утверждать, что во многих случаях речь идет о «ребрендинге» достаточно давно обсуждаемой тематики ИО - проблемы «когнитивного» разрыва, связанной с неравенством в доступе к знаниям, которая имеет очевидное сходство с так называемым цифровым разрывом, обусловленным неравенством доступа к информационным технологиям.
Во второй главе «НБИКС-революция и будущее человека» В. И. Аршинов и И. Ю. Алексеева отмечают, что мышление, изначально принимающее онтологию мира, в которой существуют отчетливо различимые (старые и новые) пути-траектории, между которыми можно выбирать, а тем самым и направлять развитие человеческой цивилизации, - это мышление прошедшей эпохи классической рациональности, но никак не современной эпохи по-стнеклассической науки и соответствующего ей типа постнеклас-сического мышления (В.С. Стёпин), ядром которого является парадигма инновационной синергетической сложности. В парадигме сложного мышления знание, говоря словами М. Кастельса, «воздействует на само знание». И в этом синергийном взаимодействии рождается новое знание. Сказанное относится к новой области исследований, которая сейчас формируется в непосредственном со-
пряжении с развитием комплекса современных высоких технологий, ядром которого является прежде всего его нанотехнологиче-ский кластер.
Как отмечают авторы, ведущиеся сегодня дебаты по поводу конвергирующих технологий стали по сути форумом для исследований будущего в контексте становления современной нанотехно-науки. При этом саму нанотехнологию авторы предлагают рассматривать как своего рода метатехнологию, технологию «второго порядка», технологию технологий, открывающую путь для возникновения целого веера новых возможностей человека и окружающего мира. Рассматривая ее социальные последствия, авторы указывают на изменение форм коммуникации и формирование новых интерфейсов и виртуальной реальности, изменение технологических цепочек труда и, как следствие, переворот в способе производства материальных благ в ранее невиданных исторически беспрецедентных масштабах. Анализ социальных последствий нанотехнологий важен и для понимания контуров будущего общества.
Одной из важных проблем развития нанотехнологической цивилизации является проблема культурной идентификации человека при открывающейся перспективе слияния с машиной. Это проблема определения технологических границ, за которыми исчезает человеческий способ существования и сама человечность как культурная ценность. Социокультурные перспективы развития на-нотехнологий просматриваются в формировании нового образа жизни, феномене «практического бессмертия» и кардинальном изменении смысла человеческой жизни. Практическое бессмертие есть разрыв биологического времени, уход от цикличности и отказ от смерти. Например, если нанороботы смогут ремонтировать ДНК и тем самым останавливать биологическое время в текущем физическом, то человек оказывается уже не виртуально, а реально присутствующим в этом разрыве между остановленным биологическим и текущим физическим временем. В будущем это может изменить образ жизни человека, поставив его в зависимость от технологических процедур «ремонта» и восстановления тела. Но такое бессмертие может быть использовано и как инструмент власти.
Проблема дальнейшего развития нанотехнологий в значительной степени является мировоззренческой проблемой: возможно, человечество стоит на пороге новой цивилизации, культурные
установки которой должны отличаться беспрецедентной конструктивностью, антропностью, релятивностью и мировоззренческим горизонтом. Поскольку нанотехнологии раскрываются с точки зрения их возможностей в создании новой цивилизации с присущим ей новым набором ценностей и идеалов, они, по мнению авторов, должны рассматриваться не только (и не столько) в качестве еще одной из высоких технологий, но как качественно новая трансдисциплинарная и транстехнологическая сфера креативно-конструктивной человеческой деятельности. В эпоху нанотехнологий, подчеркивают авторы, человек вступает в синергетическую коэволюцию с самим собой.
Понятие «сложность» естественным образом присуще синергетике. Сложностное мышление - ее основной атрибут, который делает возможным движение в сложности, выбор из множества альтернатив между хаосом и порядком. Движение в сложности предполагает новую оптику, новый инструментарий видения и одновременно построения этого «нового пути» в сложности, присутствие Субъекта-наблюдателя, способного не только различать, но и конструировать пути, заглядывать в будущее, видеть ростки будущего в настоящем. Кроме того, этот Субъект должен обладать способностью принимать решения, распознавая риски, и коммуници-ровать, одновременно осознавая свое присутствие внутри сложного мира, где, пользуясь высказыванием Н. Бора о «подвешенности в языке», можно сказать о «подвешенности в сложности» (с. 154). Понимание этого, по убеждению авторов, неизбежно приводит к выводу о том, что «нового пути» в форме некой классической траектории движения в светлое будущее изначально не существует. А потому формирование нового технологического уклада, обеспечивающего выживание и развитие человека и человечества в XX в., с необходимостью предполагает развитие социогуманитарных технологий.
Е.Г. Гребенщикова
