в Индию Терезы Мэй в ноябре 2016 г. были заключены контракты на 1 млрд фунтов.
Конечно, Индия не склонна недооценивать значение Великобритании, однако в политической сфере между странами налицо расхождение: «Стратегическое партнерство между Великобританией и Индией, продекларированное на высшем политическом уровне, уже в 2011 г. воспринималось индийской стороной лишь как малозначительное. К 2016 г., судя по всему, положение дел не только не улучшилось, но даже ухудшилось» (023, с. 187).
Во всяком случае, в конце 2016 г. некоторые индийские газеты напечатали статьи, в которых обосновывалась мысль, что стратегически бывшая метрополия не имеет серьезного значения для Индии.
Для Великобритании, безусловно, характерно «ощущение все возрастающей важности торговых отношений с Индией», однако возникает вопрос: «В какой степени подобные настроения свойственны Индии?» (с. 188), - заключает Скотт.
К.Б. Демидов
КУЛЬТУРА
2017.03.024. БОРОВОЙ Э. РОБЕРТ БЕЛЛА В ПОИСКАХ ОБ-ЩИННОСТИ И СОВРЕМЕННОЙ МОРАЛИ В ЯПОНОВЕДЕНИИ. BOROVOY A. Robert Bellah's search for community and ethical modernity in Japan studies // J. of Asian studies. - Cambridge, 2016. -Vol. 75, N 2. - Р. 467-494.
Ключевые слова: японоведение; Роберт Белла; теория модернизации.
Преподаватель Принстонского университета (США) Эми Боровой исследует работы американского классика японоведения Роберта Белла в контексте парадигмы модернизации.
Парадигма модернизации, чрезвычайно популярная в середине ХХ в., связывала воедино уровень социального и экономического развития обществ. Наибольшим влиянием исследователи, которые рассматривали страны Третьего мира с позиций этой парадигмы, пользовались в годы после окончания Второй мировой войны. Япония в силу особенностей своего развития чрезвычайно
привлекала ученых как объект подобных исследований: во второй половине XIX в. страна пережила наиболее успешный среди стран Азии опыт модернизации, а послевоенная оккупация 1945-1952 гг. рассматривалась как широкомасштабный социальный эксперимент, который способствовал форсированной модернизации и привел к невиданному росту экономики в 1950-1960-е годы.
Часть исследователей усматривали при этом причину успешной модернизации не только во влиянии западных стран, но и в особенностях японской культуры и религии, и истории страны на более ранних этапах. Роберт Белла, находившийся под сильным влиянием идей Макса Вебера и Толкотта Парсонса, в 1958 г. издал книгу «Религия эпохи Токугава: культурные корни современной Японии»1. В ней он проводил параллели между религиозно-духовными и культурными изменениями в Европе после Реформации, обобщенными в «Протестантской этике и духе капитализма» Макса Вебера, и религиозными течениями в Японии ХУШ-Х1Х вв. По мнению Белла, в этот период идеи экономической рациональности, эффективности, планирования в Японии получили широкое распространение, чему способствовали «функциональные аналоги» протестантской этики - буддизм, неоконфуцианство, а также синто, сыгравшее не последнюю роль в эпоху реставрации Мэйдзи.
Однако в отличие от подхода Вебера и классического вебе-рианства в фокусе внимания Белла оказались не столько торговцы и горожане эпохи Эдо (1603-1867), сколько самурайское сословие с культом преданности господину, стремлением к поддержанию социальной иерархии, идеями самопожертвования. В этих качествах, преломленных в японском национальном характере, Белла искал истоки эффективности японской модернизации. Иными словами, по мнению американского японоведа, не жажда прибыли лежала в основе японского стремления к рациональности, а социально-политические установки.
Корни подобной рационализации, в представлении Белла, уходили еще глубже - в историческое прошлое Японии. В Х1-Х11 вв. появились новые, народные течения буддизма - школы Нитирэн и Дзёдо-синсю, которые делали упор не на магико-ритуальную сто-
1 Bellah R. Tokugawa religion: cultural roots of Japanese modernity. - N.Y.: Free Press, 1957.
рону религиозной практики, а на индивидуальное достижение религиозных целей посредством мирской активности. Позднее большую роль стали играть идеи неоконфуцианства, главное влияние которых сводилось к превалированию социально-иерархических и политических ценностей над экономическим задачами: первые стали управлять вторыми.
Хотя богатство было вполне достижимо в эпоху Токугава (Эдо), однако занятия, приносящие прибыль, жестко регламентировались и ограничивались, а кроме того, богатство не трансформировалось в повышенный социальный статус. Торговцы занимали низшую ступень в общественной иерархии вне зависимости от своего богатства и достигнутого уровня жизни.
Хотя основной прослойкой населения, сформулировавшей идею рациональности, по мнению Белла, были самураи, центральное место в его исследовании занимает фигура Исида Байгана (1685-1744), крестьянина, который стал купцом в Киото, а также автором популярного религиозно-этического учения сингаку («учение о сердце»). В представлении Байгана, не только самураи были достойны уважения из-за их следования предначертанному свыше пути (яп. до: от кит. дао) и служения господину. Торговцы также, если честно и самоотверженно вели дела, служили государству в целом, следуя собственному «пути».
Преобразования эпохи Мэйдзи (1868-1911), вопреки распространенному в западной историографии мнению, не были торжеством либеральных ценностей. Напротив, правом на участие в общественно-политической жизни страны наделялся не индивид как носитель прав и свобод, а японский народ в целом, сплоченный идеей «тела-государства» (яп. кокутай). Идея поддержания социальной иерархии поэтому оказалась как никогда востребованной. Через возрождение традиционных ценностей сформировалась гражданская мораль и сложилась общеяпонская культура.
В целом Белла чрезвычайно одобрительно смотрел на японскую общественную модель. Он называл ее «капитализмом с этическими ограничениями» (с. 469). Известно, что он находился и под определенным личным влиянием японского философа Вацудзи
Тэцуро (1889-1960), который сформулировал идеологию кокутай1, модель идеального государства и общества, основанных на органическом единстве граждан и четкой культурной идентичности как средства их сплочения.
Вацудзи в своих эссе 1920-1930-х годов критиковал американские идеи либерализма, отмечая, что они разобщают общество, делают индивида эгоистичным. Вацудзи писал о том, что японский путь развития в ХХ в. может стать лучшей, морально совершенной версией модерности, уходящей корнями в буддийские и другие древние духовные традиции.
После войны идеи Вацудзи вполне предсказуемо были подвергнуты критике и во многом забыты, однако в 1965 г. Белла опубликовал эссе в «Journal of Asian Studies», в котором благосклонно отзывается об этом мыслителе и отдает ему должное. Белла отвергал обвинение Вацудзи в поощрении милитаризма. Хотя его работы были подняты на щит японскими милитаристами, сам философ первоначально придерживался идей демократии, был настроен до определенной степени космополитично и не выступал за внешнюю экспансию.
В наибольшей степени Белла привлекала идея Вацудзи о том, что для японцев аналогом христианского бога является нация, общность людей. И в отличие от трансцендентного божества монотеистических религий, пребывание в сплоченном человеческом коллективе делает приобщение к абсолюту значительно проще для отдельного верующего.
Взгляды Белла были подвергнуты критике как со стороны историков, так и с позиции идеологов модернизации. Первые вполне разумно обвиняли его в редукционизме, в том, что он весьма односторонне рассматривал сложные комплексные явления, сводя их к традиционным социальным установкам. Между тем, отмечает Боровой, Белла никогда не утверждал, что капитализм зародился в Японии самостоятельно. Он признавал, что экономический обмен не выделился в этой стране в самостоятельную сферу общественной жизни, и это может служить объяснением, почему его исследования не выходили за рамки чисто культурологической тематики.
1 Многие из идей кокутай были озвучены задолго до Вацудзи, но именно его трактовка данной концепции легла в основу государственной идеологии эпохи милитаризма. - Прим. реф.
Более того, Белла совершенно точно описал характер реставрации Мэйдзи, отвергнув классово-социологическое определение марксистской историографии, согласно которому сутью Мэйдзи было свержение феодального режима торговцами. Напротив, Белла утверждал, что основной движущей силой реставрации было сред-неранговое самурайство, которое выступало не за свержение, а наоборот - укрепление вассальной системы. Кроме того, пишет Боровой, несомненная заслуга Белла состоит в том, что он в своих исследованиях отвергал европоцентризм, существенно расширив географическое исследование модерности.
В более позднем эссе Белла писал, что эпоха Мэйдзи стала временем наиболее полного воплощения принципа неразделимости религии, гражданского долга, семьи и общества. В идеологии этого периода император представлял собой одновременно и божество, и главу государства, но при этом он был главным потомком божеств, от которых произошли все японцы. Поэтому подданные должны были испытывать по отношению к императору не только религиозный трепет и чувство граждансого долга, но и сыновнюю почтительность. Идеи мэйдзийской идеологии, по мнению Белла, предвосхитили ученые школы Мито предшествующей эпохи, прежде всего Аидзава Сэйсисай (1782-1863), которые призывали к единству духовного пути и практики управления.
Белла не занимался исследованием современной ему Японии, однако его теоретические изыскания в области истории этой страны привели его к размышлениям о настоящем и будущем США. Он стал известен именно благодаря последним публикациям, которые увидели свет в 1980-х. В этот период Япония часто рассматривалась американскими мыслителями в качестве идеальной общественной модели, что было во много связано с одновременным снижением влияния США после войны во Вьетнаме и непрекращающимся экономическим бумом в Японии. Белла всерьез беспокоила разобщенность американского общества, и он предложил создать в США «гражданскую религию», которая бы не отсылала к какому-нибудь конкретному религиозному учению, но при этом служила бы сплочению граждан вокруг общих идеалов и моральных ценностей. Образцом реализации такой «гражданской религии» для Белла были именно культурная традиция и духовный мир современной Японии.
А.А. Новикова