CC BY
160
типа толерантности», в других - к введению политики ассимиляции (с. 24).
Материалы сборника позволяют С. Бергеру и А. Миллеру сделать ряд заключений. Во-первых, нации возникают внутри империй в ситуации межимперского соперничества; во-вторых, на-циестроительство следует анализировать в имперском контексте, что справедливо как для сепаратистских национальных движений на периферии, так и для националистических проектов в метрополии. Наконец, именно нациестроительство в метрополии являлось на деле одним из основных инструментов усиления конкурентоспособности империй (с. 30).
О.В. Большакова
ДРЕВНИЙ МИР
2017.03.007. МЕЖЕРИЦКИЙ Я.Ю. «ВОССТАНОВЛЕННАЯ РЕСПУБЛИКА» ИМПЕРАТОРА АВГУСТА. - М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2016. - 992 с. - Библиогр.: с. 901968.
Ключевые слова: император Август; Поздняя республика; Ранняя империя; «принципат» Августа.
Монография д-ра ист. наук, профессора Я.Ю. Межерицкого посвящена проблеме интерпретации созданного императором Августом государственного строя римской державы, реконструкции идеологии проекта «восстановления республики» и его реализации в разных областях общественной жизни: от регулирования властных отношений - до политики в области культуры. Книга состоит из десяти глав и заключения.
В первой главе «Мифы и реалии Августова века» представлен общий взгляд автора на рассматриваемую эпоху. Период жизни Гая Юлия Цезаря Октавиана (63 г. до н.э. - 14 г. н.э.) по глубине связанных с его именем преобразований имеет мало равных в истории. Переход в относительно короткий по историческим меркам срок от Республики к Империи в литературе часто описывается как «римская революция». Созданный им политический режим получил в исторической науке название «принципата». Однако, как отмечает автор, такое определение римской государственности во
времена Августа было неизвестно. Оно является научной конструкцией XIX в. Аутентичным для изучаемого периода, т.е. присутствующим в источниках эпохи Августа, было понятие «восстановленная республика» (res publica restituta). Это определение, как показывает в дальнейшем автор, отвечало представлениям римских граждан и замыслу самого императора.
Обращаясь к проблеме методологии изучения источников, Я.Ю. Межерицкий подчеркивает необходимость дифференцированного подхода к первоисточникам, т.е. к текстам, созданным современниками и участниками событий, и вторичным источникам, литературным памятникам послеавгустовой эпохи, написанным на основе сочинений современников событий. Следует учитывать, что информативные в плане передачи фактического материалы несинхронные сочинения отражали менталитет своей эпохи, непроизвольно перенося его смыслы в эпоху изображаемую, искажая тем самым мотивацию поступков и образ мыслей людей, которые жили и действовали в ином политическом и культурном контексте.
Задача, таким образом, состоит в восстановлении первоначальных смыслов путем проверки поздних сообщений посредством хотя и фрагментарных, но синхронных первоисточников. К числу последних, помимо произведений писателей и поэтов «Августова века», относятся надписи, включая самый выдающийся эпиграфический памятник того времени - «Деяния божественного Августа» (Res gestae divi Augusti), а также монеты, памятники искусства и архитектуры, отражающие реставрационно-республиканскую идеологию «принципата».
Вторая глава «Интерпретация принципата и "восстановленной республики"», как отмечает Я.Ю. Межерицкий, представляет собой не столько традиционную историографию, сколько панораму идей, под влиянием которых сформировалось авторское видение данной проблемы. В современной науке, пишет он, подход к ней определяют в основном две противоположные концепции. Первая из них, условно «монархически-прагматическая» (или теория «фасада»), делает акцент на фактически неограниченном влиянии принцепса, а соблюдение им конституционных республиканских рамок и сохранение республиканских институтов рассматривает как мимикрию, призванную затушевать монархическую сущность
режима. В крайнем варианте этой концепции принципат Августа определяется как военная диктатура (с. 75).
Вторая концепция, условно «республиканская» и «конституционалистская», напротив, рассматривает «республиканизм» как важный элемент режима Августа и подчеркивает преемственность институтов Республики и Империи, не отрицая, впрочем, факта особого положения принцепса в Римском государстве (с. 90).
Немало исследователей приходят к выводу о невозможности вообще охарактеризовать режим Августа в современных государственно-правовых или политологических терминах и оказываются вынужденными констатировать его «противоречивость» и «парадоксальность».
Таким образом, отмечает автор, задача определения макроструктуры и характера римской государственности периода Ранней империи остается актуальной, и решить ее невозможно без понимания идеологии и замысла проекта «восстановления республики», без изучения его генезиса.
В третьей главе «Римская республика: безальтернативный кризис и конкуренция альтернатив» анализируются характерные особенности римской civitas, сыгравшие важную роль в формировании идеологии res publica restituta и преодолении неизбежной катастрофы. Специфическими чертами Римского государства, обусловленными главным образом фактором постоянной военной угрозы, были ограниченность полномочий народных собраний, сильная исполнительная власть высших магистратов и авторитет сената. Последний занимал в этой системе особое место как в силу наличия традиционных полномочий, определяя своим авторитетом выбор политического курса, так и благодаря своему составу, включавшему бывших и действующих магистратов, избранных народом и, следовательно, признанных «лучшими» коллективом граждан. Народ, таким образом, играл важную роль в «конституировании и репродуцировании» аристократии как политического класса (с. 136).
Однако римская civitas представляла собой государство, организация которого была рассчитана на достижение консенсуса в относительно однородном и сравнительно небольшом коллективе общины. Резкий рост числа римских граждан после Союзнической войны 91-88 гг. до н.э., а еще в большей мере - поток богатств, хлынувший в Рим и Италию благодаря успешным завоевательным
войнам, вели к перерождению civitas. В рамках новой общности, которую, с точки зрения автора, правильнее назвать quasi civitas, происходила девальвация прежних полисных ценностей, а власть «лучших» постепенно выродилась в олигархию - господство узкого круга богатых и знатных. Победители-императоры, опираясь на преданные им профессиональные армии, в основном состоявшие из люмпенизированных крестьян, «освобождались» от контроля общинных традиций, ставя собственное достоинство, влияние и богатство выше общественного блага (с. 146).
Рим вступил в состояние, которое Цицерон и его современники обозначали формулой «утраченная республика» (res publica amissa). Она означала утрату традиционного порядка вследствие измены интересам civitas и моральной деградации, вызванной забвением «нравов предков» (mos maiorum), идея об органичной связи которых с истинной res publica лежала в основе самосознания правящего класса. Соответственно, комплекс идей, связанных с «республикой», с ее утратой и необходимостью восстановления, активно обсуждался в римском обществе эпохи гражданских войн. Сторонниками идеи восстановления были и «республиканцы», и цезарианцы, но ее практическая реализация представлялась им по-разному.
Цицерон - ведущий идеолог «республиканцев» - единственное спасение видел в восстановлении сенатской республики на основе concordia ordinem, «согласия сословий» (сенаторов и всадников), и свободной конкуренции между представителями нобилитета, что и означало в понимании оптиматов «свободную республику» (res publica libera). Однако в массовом сознании римских граждан, испытывавших страшную усталость от гражданских войн, «восстановление республики» ассоциировалось прежде всего с восстановлением законности и порядка. Практическая непригодность сенатской «свободной республики», породившей эти войны, была очевидна. Впрочем, после разгрома «республиканцев» в битве при Филиппах в 42 г. до н.э. реализовать проект оптиматов было вряд ли возможно.
Проектом, учитывающим «республиканский менталитет» римского гражданства и ориентированным на реставрацию res publica как воплощение традиционных ценностей римской civitas, стала программа «восстановления республики», осуществленная
Октавианом. В отличие от «Res publica libera», девиза заговорщи-ков-цезареубийц, выражавшего узкоклассовые интересы нобилитета, «Res publica restituta» стала лозунгом надпартийным, отражающим интересы широких слоев свободного населения Рима и Италии (с. 199-201).
Предпосылки возникновения этого проекта, психологические и теоретические основы связанного с ним комплекса представлений, рассматриваются в четвертой главе «"Возвращение республики": идеи, замысел, осуществление». Чтобы раскрыть замысел преобразований и определить сущность заново устроенного Римского государства, автор подробно анализирует ключевое для римлян понятие res publica. Это словосочетание, пишет он, часто и не вполне корректно переводится как «государство». Для римлян res publica, как противоположное res privata, было идентично (согласно Цицерону) res populi и означало «достояние народа». Оно охватывало всю сферу его интересов, материальных и духовных ценностей, государственных институтов, правовых норм и обычаев. Собственно «государством» был populus Romanus, который являлся носителем суверенитета и государственно-правовым субъектом, в отличие от «республики», которая была объектом, собственностью коллектива римских граждан (res publica populi Romani Quiritium). Тождественным ему является понятие civitas (совокупность граждан - cives), обозначающее общину-государство, аналог греческого polis (с. 222-228).
Необходимо также иметь в виду, пишет автор, что у римлян эпохи Республики и начала Империи слово res publica не ассоциировалось с формой государства, противоположной монархии. Оно могло относиться к различным государственным формам, но не к любым, а только к тем, при которых соблюдался принцип приоритета интересов коллектива граждан как целого. И пока этот принцип действовал, civitas, независимо от того, была ли она монархией, аристократией или демократией, оставалась res publica. Нарушение этого принципа вследствие перерождения указанных «правильных» форм правления в «извращенные», к которым относились любые тирании (будь то одного человека, группы лиц или толпы), вело к «утрате республики». Ее спасителем, согласно Цицерону, могла стать лишь весьма незаурядная личность, выдающийся гра-
жданин, который на период выхода из кризиса должен был взять на себя функции правителя (rector reí publicae) (с. 237-240).
По мнению Я.Ю. Межерицкого, нет оснований видеть в Цицероне идейного предтечу принципата и монархии, но сформулированные им идеи нашли применение при создании Октавианом-Августом нового Римского государства. Получивший прекрасное образование и воспитанный в соответствии с «нравами предков», он сумел ввести процесс стихийного выбора в пользу «республики» в русло сознательной и всем понятной политики.
Важнейший шаг в реанимации res publica был сделан 13 января 27 г. до н.э., когда Октавиан отказался от верховной власти и заявил о возвращении «республики» сенату и римскому народу. Под restitutio rei publicae имелось в виду сложение сыном Цезаря чрезвычайных полномочий, связанных с триумвирской властью (triumviralis potestas). Впрочем, консульский imperium и общепризнанный статус princeps civitatis и попечителя rei publicae надежно обеспечивали Октавиану место устроителя государственных дел, не противореча в то же время республиканско-реставрационной идеологии. Нововведением можно считать лишь почетное имя Август, но и оно не было явным вызовом традиции, поскольку изначально не заключало в себе монархического смысла, закрепившегося за ним в последующие столетия (с. 293).
Сохранившиеся свидетельства показывают, что урегулирование 27 г. до н.э. было принято большинством граждан с энтузиазмом именно как восстановление res publica, несмотря на то что государственное управление фактически сосредоточилось в руках одного человека. И это, как подчеркивает автор, отнюдь не было всеобщим заблуждением. Провозглашая «восстановление республики», Октавиан имел в виду не сенатскую олигархическую res publica libera, а «республику» в том фундаментальном смысле (res populi), который соответствовал желаниям и интересам римского народа. В этом плане суть установленного Августом в Риме и Италии порядка не противоречила его названию.
Пятая глава «"Восстановленная республика" и ее смешанная конституция» посвящена изучению основных черт созданного Ок-тавианом-Августом режима, общепринятое название которого -«принципат» - является производным от princeps - термина, обозначающего правителя в эпоху Ранней империи. Однако конкрет-
ные примеры употребления терминов princeps и principatus, пишет автор, показывают, что принципат обозначал не форму государственного устройства, а «первенствование» конкретного лица в государстве, его особый статус. Statio principis сам по себе не давал каких-либо исключительных «конституционных» полномочий, но предполагал признанный моральный авторитет и обязывал заботиться о благополучии римского народа, войске и провинциях римского народа.
К числу достоинств статуса принцепса относилась его неотя-гощенность монархическими ассоциациями. Формально принцепс в качестве princeps senatus был лишь «первым гражданином» и, таким образом, вполне вписывался в контекст «республиканской» идеологии. Преимуществом было также отсутствие четких государственно-правовых характеристик, вследствие чего понятие princeps могло вбирать в себя дополнительные оттенки и атрибуты власти (с. 300-301).
Ключевая роль Августа в государстве основывалась не на какой-либо отдельной должности, а на его auctoritas, благодаря которой он мог при необходимости получать от сената и народа любые полномочия. Но ни одно из его полномочий, взятое по отдельности (будь то tribunicia potestas, или imperium proconsulare, или imperium maius), не выходило за рамки известных прецедентов эпохи Республики.
В целом, отмечает автор, новая государственность не была типичной монархией. «С государственно-правовой точки зрения, -полагает он, - это была сохранившая преемственность с Римской республикой смешанная конституция» (с. 355). «Принципат», т.е. первенство одного гражданина, был только компонентом, хотя фактически и главным, в новой «смешанной конституции» Августа, которая преподносилась как наилучшее устройство «восстановленной республики» (optima forma rei publicae, novus optimus status). Однако формально носителем суверенитета и источником государственной власти продолжал считаться populus Romanus, а сенат оставался хранителем традиций и воплощением государственной мудрости.
Поскольку «принципат» имел персональный характер, он по сути своей не мог передаваться по наследству. Поэтому не было и династической политики в буквальном смысле. Переход власти к
Тиберию в 14 г. н. э. был обеспечен благодаря уже занимаемому им исключительному месту в государстве в силу не только уже имевшихся у него властных полномочий, но также собственных заслуг в качестве самого видного на тот момент полководца империи (с. 365).
Последующими шагами в легитимации римских принцепсов становилась присяга преторианской гвардии и легионов. Желательной была также аккламация народного собрания. В целом весь комплекс мероприятий на языке политических символов того времени должен был обозначать делегирование власти сувереном, т.е. римским народом (включая сенат и армию), принцепсу и императору (с. 484).
Перерождение государственной власти происходило постепенно, по мере развития в обществе глубинных процессов, преображавших смысл, казалось бы, давно известных понятий и прерогатив. Традиционные политические институты «республики» (народные собрания, сенат, магистратуры) продолжали функционировать, со временем утрачивая свои компетенции и существуя еще столетие спустя в качестве неких атавизмов.
В главах У1-1Х рассматриваются отдельные аспекты идеологии Августова режима. Ее реставрационная направленность, как показывает автор в шестой главе «Древние мифы для нового века», особенно очевидна в мероприятиях по возрождению древней религии, старинных нравов и семьи. При этом даже явные нововведения вписывались в идеологию «нравов предков». Отправным пунктом и идейной основой реформ Августа в этой сфере была мифологизированная история Города - «римский миф», являвшийся органичной частью самосознания народа. За ним стояли ценности и представления, формировавшиеся в течение столетий. Поскольку римляне желали возвращения к «республике», т.е. к такому состоянию общества и государства, когда на первом месте стояли интересы всего гражданского коллектива, то в таких условиях опора на, казалось бы, утопические и имевшие мало общего с реальностью настроения и идеи была единственно безошибочным курсом. Поэтому после окончания гражданских войн мероприятия, связанные с возрождением традиционной религии, стали частью политики «восстановления республики».
Примечательно однако, пишет автор, что если каждое мероприятие в отдельности не содержало в себе ничего (или почти ничего) противоречащего традиции, то их совокупный эффект оказался впечатляющим: вдобавок к различным «материальным» и социально-политическим еще и религиозные рычаги воздействия на общество оказались в одних руках. «В центре государственной религии стали боги - покровители правителя, а объединяющим символом империи - его культ» (с. 416).
В седьмой главе рассматриваются вопросы, связанные с самопрезентацией нового режима. Кроме пропаганды в ней речь идет и о более «мягких» способах влияния на общественное мнение. Выделяются вербальные (выступления и тексты) и невербальные (произведения искусства, постройки, церемонии, зрелища) методы. В качестве важнейшего документа, непосредственно отразившего политическое мировоззрение Августа и идеологию его правления, анализируются «Res geste divi Augusti». Анализируются также идеологические и политические аспекты изображений императора. В целом, отмечает Я.Ю. Межерицкий, самопрезентация основателя принципата отражает как равнение на «республиканскую» традицию, так и возвеличивание собственной персоны и ее заслуг. При этом современники Августа не воспринимали это как вызов традиции и проявление тирании, поскольку стремление прославиться, выделиться, завоевать популярность находилось в русле римской аристократической политической культуры эпохи Поздней республики (с. 641).
Одной из наиболее впечатляющих сторон деятельности Августа являются мероприятия по благоустройству Рима и превращению его в беломраморную столицу империи. Как показывает автор в восьмой главе «Строительная политика и монументальная пропаганда», эта деятельность принцепса и его сподвижников имела как утилитарные, так и политические цели. Здесь, как и в других сферах, прослеживается эволюция идеологии режима. Так, если мавзолей, задуманный в контексте борьбы с Марком Антонием, превратился в памятник династии, то одной из задач форума Августа было вписать принцепса в череду славных мужей республики -творцов римского величия.
В девятой главе «Метаморфозы идеи "республики" в век Империи» автор предпринимает попытку выявить отношение совре-
менников к происходившим переменам и к самому принцепсу. «Возвращение» республики сенату и народу, отмечает он, не воспринималось жителями Рима и Италии как кардинальное изменение политического строя, но лишь как возвращение к нормальной жизни. Рассматривая вопрос о том, когда в общество пришло осознание совершенного политического переворота, Я.Ю. Межерицкий в качестве важного критерия выделяет время появления «республиканской» оппозиции режиму. Первые симптомы ее зарождения, отмечает он, появились на заключительном этапе правления Августа, а однозначные свидетельства в пользу ее существования относятся лишь к последней трети правления Тиберия.
Проводимая Августом политика «восстановления республики» лишала пищи экстремистские течения оппозиционного «республиканизма» на протяжении практически всего периода его принципата. «Секретом» его успеха, пишет автор, было то, что идеология res publica restituta, насколько это было возможно в новых условиях, соответствовала действительности. Однако сменивший Августа Тиберий был правителем не того уровня. Он не обладал ни пониманием обстановки и кругозором Августа, ни его интуицией и искусством тонкого применения политически механизмов. При нем и других Юлиях-Клавдиях римский плебс получал «хлеб и зрелища», политический класс контролировался с помощью подачек и террора, а сама власть все более зависела от армии. Принадлежавший послеавгустовой эпохе Сенека Младший вместо «восстановленной республики» ясно и безошибочно видел перед собой власть одного (regnum), которую пытался сделать более разумной (с. 746).
В десятой главе подводятся итоги исследования, а также рассматривается начавшийся в период правления Августа процесс интеграции римской quasi civitas с ее «восстановленной республикой» и «империи Римского народа» времени Республики в единое государство - Римскую империю. Особое внимание уделяется вопросу о государственной форме этого нового образования, которое шло на смену стихийно сложившемуся конгломерату стран и племен, оказавшихся по властью (imperium) римского народа в качестве провинций. В 27 г. до н.э. этот imperium populi Romani был делегирован доверенному лицу «восстановленной республики» - первенствующему гражданину, императору Цезарю Августу.
Таким образом, отмечает Я.Ю. Межерицкий, в начавшей формироваться Римской империи присутствовали две государственные формы: «новая смешанная конституция» для Рима и Италии и фактическое единовластие Августа (как уполномоченного римского народа) над «империей Римского народа». Имея в виду два объекта и два способа управления, пишет автор, можно говорить о «двоевластии», но обе власти находились в руках одного человека. В Италии для принцепса Цезаря Августа определяющей была auctoritas principis, в то время как в провинциях для императора Цезаря Августа - imperium. Однако растущая роль провинций направляла тенденцию развития римской государственности в сторону монократии. Тем не менее, полагает исследователь, Ранняя Римская империя так и не стала обычной монархией, сохраняя особую «республиканскую» составляющую в виде представления римлян о государстве как «общественном достоянии». В этом смысле можно говорить о «республиканской монархии» - но не как о форме государства. «Республиканскими» были ценности, унаследованные от гражданской общины (с. 821-822).
А.Е. Медовичев
2017.03.008. ДРОГУЛА Ф.К. КОМАНДУЮЩИЕ И КОМАНДОВАНИЕ В РИМСКОЙ РЕСПУБЛИКЕ И РАННЕЙ ИМПЕРИИ. DROGULA F.K. Commanders and command in the roman Republic and Early empire. - Chapel Hill: The Univ. of North Carolina press, 2015. - 422 p. - Bibliogr.: p. 383-408.
Ключевые слова: Римская республика; Ранняя империя; военное командование; провинция; империя.
Монография Фреда К. Дрогулы, профессора университета Северной Каролины (США), посвящена эволюции концепции провинциального военного командования в Риме в период от Ранней республики до принципата Августа. Рассматриваются связанные с военным руководством ключевые понятия provincia и imperium, определяющие сферу и объем полномочий командующего. Книга состоит из ведения, семи глав и заключения.
Проблема изучения провинциального командования, отмечает во введении автор, осложнена тем, что его происхождение относится к легендарным временам начала Республики, следствием че-
