CC BY
34
фию и теологию. У него философ не верит, а Бог не философствует. Для Хайдеггера теология позитивная наука, и как таковая она абсолютно отличается от философии.
Насколько известно автору, Хайдеггер не ответил Штайн на ее критику и нигде не высказался открыто по поводу ее философских взглядов. Однажды, впрочем, он отклонил работу Штайн «Что такое философия? Разговор между Гуссерлем и Фомой Аквин-ским» для «Husserl Jahrbuch», и та вместо целого текста публиковала ее в фрагментах. Автор статьи высказывает гипотезу, что Хайдеггер считал мысль Штайн больше теологической, чем философской.
Однако важно заметить, что Хайдеггер изучал теологию, и она была отправным пунктом для его ранних курсов лекций. Штайн же, напротив, начинала с чистой философии и пришла к теологии позже.
В самом конце автор задается вопросом: действительно ли в философии Хайдеггера нет места для Бога? Может, его философия без Бога ведет к Богу? Эти вопросы, однако, завершает автор свою статью, здесь рассмотрены быть не могут.
Ю.В. Пущаев
2017.02.039. ВИЛГАС М. ФЕНОМЕНОЛОГИЯ ХАННЫ АРЕНДТ: СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ И ЭТИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ.
WIELGUS M. Arendt's phenomenology: Social-political thought and ethical life // Dialogue and universalism: Journal of the international society for universal dialogue. - Warszawa, 2015. - Vol. 25, N 3. -P. 115-125.
Ключевые слова: феноменология; феномен; Х. Арендт; М. Хайдеггер; Эйхман; банальность зла; этика.
Ханна Арендт училась у Мартина Хайдеггера с 1924 по 1926 г., поэтому не удивительно, что его идеи сильно повлияли на ее творчество. Хотя Арендт не занималась онтологией и рассматривала себя скорее как политического исследователя, а не философа, ее работа носит отчетливо феноменологический характер. Ее методы близки к феноменологии, как она представлена в «Бытии и времени», в двух аспектах: 1) она тоже рассматривает феномены как то,
что само представляет и показывает себя, и 2) критически разбирает и отбрасывает те концептуальные схемы, которые затемняют и скрывают такие феномены. Таким образом, исследуя социальные, политические и этические феномены, Арендт привносит феноменологию в практическую философию.
Хайдеггер в «Бытии и времени» понимает феноменологию как метод философского исследования, который не имеет специфического объекта изучения. Согласно смыслу греческих слов «феномен» и «логос», феноменология у Хайдеггера - это то, что «дает увидеть то, что себя кажет, из него самого так, как оно себя от самого себя кажет»1. Феноменология пытается рассматривать вещи так, как они представляют себя. И автор статьи утверждает, что Арендт использует именно этот метод применительно к социальным и политическим феноменам.
Она показывает это на примере того, что Арендт называла банальностью зла и того, как она толковала это явление, разбирая знаменитый суд над эсэсовцем Эйхманом в Иерусалиме в 1962 году. В то время как обвинение говорило об Эйхмане как о садисте-извращенце, Ханна Арендт увидела его «чудовищно, устрашающе нормальным»2. Ведь нормальным его признали и психиатры, сочтя его чуть ли не образцовым мужем, сыном и отцом. Себя Эйхман подавал как сторонника кантианской этики, который не позволял, чтобы собственные эмоции мешали выполнению его профессионального долга. И хотя его так называемые рабочие обязанности имели ужасные последствия и отдавали явной склонностью к садизму, Арендт посчитала, что «Эйхман не был сознательным и полным ненависти чудовищным убийцей» (с. 119).
Отсутствие у него злого умысла противоречит традиционному пониманию зла. Выходило, что либо он не был зол, либо его зло следует понимать иначе, чем оно понимается традиционно. Ханна Арендт выбрала второй вариант. Она посчитала, что Эйхман на деле был сознательным носителем зла, но в ином, нетрадиционном понимании зла. Не желая сознательно причинить зло, он послал на смерть множество людей. Эйхмановское зло было бездумным (thoghtless). И так как это зло не попадало под традиционную руб-
1 Хайдеггер М. Бытие и время. - М.: Ad Marginem, 1997. - С. 34.
2
Arendt H. Eichmann in Jerusalem. - New York: Penguin Boks, 2006. - P. 206.
рику, Арендт была вынуждена рассматривать зло новым образом, вне прежних привычных концептуальных рамок. «Это был иной тип зла в случае с Эйхманом: не злой и садистической, но обыденной или банальной личности (banal nature)» (с. 119).
Таким образом, феномен банального зла сам показывает себя, и Арендт, в отличие от обвинения, не пыталась втиснуть Эйх-мана в привычные рамки. Арендт указывала на новый феномен, феномен банальности зла, который прежние концептуальные рамки традиционного понимания зла могут затемнить, скрыть. Таким образом, подход Арендт в данном случае является феноменологическим в двух вышеуказанных смыслах. Она указывает на феномен, который показывает себя, и описывает его в его собственных терминах, сам по себе, без того, чтобы его заслонило и скрыло традиционное понимание.
Арендт также критикует современную юридическую систему, которая подразумевает, что сознательное желание зла необходимо для совершения преступления. Между тем Арендт доказывает, что «Эйхман виновен, потому что он играл центральную роль в предприятии, открытой целью которого была стереть с лица Земли целые народы» (цит. по: с. 120). Это является геноцидом вне зависимости от того, сознавал Эйхман или нет свою вовлеченность в него. Ведь иначе, если сознательное намерение совершить зло необходимо, чтобы признать что-либо преступлением, то носителей банального зла невозможно будет подвергнуть юридическому суду. В этой критике юридической системы тоже находил выражение ее феноменологический подход. Ведь здесь Арендт также анализирует феномен виновности, который сам показывает себя, и движется при этом вне привычных концептуальных рамок, его скрывающих.
Кроме того, автор статьи аргументирует, что феноменоло-гичность Арендт помимо вышеописанного сказывается и в том, что она считает феноменологичным по природе само мышление. Это, в свою очередь, имеет важные последствия для этики. Мышление по Арендт активно, поэтому оно запрашивает мыслителя, чтобы наблюдать феномены и обходить скрывающие их предубеждения.
Чтобы доказать этот свой последний тезис, автор статьи разбирает эссе Арендт «Личная ответственность при диктатуре», где та анализирует обстоятельства прихода нацистов к власти. Огромное количество людей всех слоев общества, пишет в нем Арендт,
практически подавляющее большинство населения Германии тогда было настолько впечатлено успехами нацистов, что решило им повиноваться, просто подчиняясь установленным ими преступным законам, вводившим насилие в публичную сферу и жизнь страны. Они повиновались новым законам просто потому, что это законы. Презумпция правильности действий нового правительства и его диктата была крайне вредна в тех обстоятельствах. «Придерживаясь этой презумпции, большинство людей уже не могло независимо оценить и истолковать моральный смысл своих действий и поступков» (с. 122). Арендт относит эту нехватку морального суждения к нехватке или недостатку (lack) мышления. Люди просто привыкли повиноваться законам, не обращая при этом внимания на их моральное значение, и продолжили делать это и в новой, радикально изменившейся ситуации. Поскольку они не думали, они не заметили изменившихся условий и не вышли за прежние концептуальные рамки, к которым они привыкли (презумпция моральной правильности всегдашнего повиновения законам).
Однако в противовес бездумности большинства некоторые люди все-таки думали феноменологически применительно к новой ситуации. Некоторые даже сопротивлялись режиму и боролись с ним. Это были герои и святые, но их было очень мало. Однако были и другие, пусть не святые и не герои, кто просто не соглашался с режимом и не повиновался его законам. Они решили не быть причастными действиям правительства, потому что понимали их несправедливость и неправильность. Они воздерживались от таких действий, потому что иначе не могли быть в согласии с собственной совестью. У таких «не-участников», как говорит Арендт, «сознание не функционировало в автоматическом режиме» (цит. по: с. 123). Они сознавали проблемы, связанные со следованием традиционным моральным правилам (повиновение любым законам). Эти сомневающиеся скептики думали, и их мысль в новой ситуации была феноменологической. Ведь они видели, что в новой ситуации соучастие в действиях правительства и в текущей политической жизни означает соучастие в убийствах невиновных людей. Таким образом, относительно них тоже действительны две вышеуказанные характеристики феноменологического мышления. Они 1) видели феномены, как они показывали себя и (2) вышли за привычные концептуальные рамки, которые скрывали эти феномены.
Впрочем, феноменология имеет непосредственное значение для этической жизни и не ограничивается только политическим контекстом. В целом, внимательно рассматривая обстоятельства нашей жизни и наши наличные этические предпосылки, мы сможем лучше понять наш мир, наши действия и самих себя. Это может дать возможность для сознающего себя и осмысленного действия.
Ю.В. Пущаев
2017.02.040. ДИ ЧЕЗАРЕ Д. ХАЙДЕГГЕР, ЕВРЕИ, ШОА. DI CESARE D. Heidegger, die Juden, die Shoah. - Frankfurt a.M.: Vi-torio Klostermann, 2016. - 440 S.
Ключевые слова: М. Хайдеггер; «Черные тетради»; метафизический антисемитизм; немецкая философия; национал-социализм; метафизика и еврейство; дискуссия о «Черныхтетрадях».
Предисловие референта
В ожесточенной дискуссии о «Черных тетрадях», ведущейся в западной философской науке с начала их публикаций издательством «Клостерманн» в 2014 г.1 и посвященной исключительно одному вопросу, а именно предполагаемому «антисемитизму» Хай-деггера, бестселлер итальянского профессора Донателлы ди Чезаре2 занимает одно из центральных мест. В полемике с высказываемыми с 2014 г. радикальными мнениями, согласно которым труды Хайдеггера следует исключить из германского философского наследия (и тем самым лишить современную германскую философию ее важнейшего автора), автор отслеживает «антисемитскую традицию» у Канта, Гегеля и Ницше и полагает, что спорные пассажи Хайдеггера следует рассматривать не изолированно, а в рамках данной традиции. В работе поднимается также вопрос об ответственности философии за трагические события в Европе времен
1 Данную дискуссию РЖ «Философия» отслеживает в каждом номере, начиная с № 2/2016 г.
Донателла ди Чезаре - профессор философии в университете г. Рим (Италия), один из ведущих современных западных специалистов по философскому наследию М. Хайдеггера. Первое издание книги (2014) стало бестселлером европейской философской дискуссии.
