Оба поэта в ранний период творчества были очарованы личностью Байрона и ощущали духовное родство с английским романтиком.
Л.В. Круглова соотносит известную «гейневскую иронию», с помощью которой он пытался преодолеть в себе романтизм, с ироничностью мышления Лермонтова.
Несмотря на то что исследователи творчества Лермонтова не исключают возможности знакомства поэта с произведениями Гейне уже в ранние годы, по мнению автора статьи, о следах воздействия немецкого лирика на художественное сознание русского поэта можно говорить только в зрелый период, точнее, с осени 1839 г. (в это время Гейне неоднократно появлялся на страницах «Отечественных записок», где печатался и Лермонтов).
Подвергая анализу переводы Лермонтова двух стихотворений Гейне «Sie liebten sich beide...» и «Fichtenbaum», Л.В. Круглова обращает внимание на глубокую созвучность темы несчастной любви основным мотивам творчества Лермонтова, полагая, что сохранившиеся редакции «Сосны» и «Они любили друг друга.» «позволяют увидеть процесс постепенного подчинения гейневских текстов собственно лермонтовским поэтическим целям, которые привели к серьезным сдвигам в семантике образов, усилению драматического звучания, снятию эротического начала и появлению нового типа героя - сильной, одинокой, отвергнутой личности» (4, с. 176). Устойчивый интерес к отдельным мотивам, тропам, символической образности поэзии Гейне прослеживается в «Утесе», «Сне», «Тамаре», а установленная связь стихотворения Лермонтова «Выхожу один я на дорогу.» с текстом лирической миниатюры Гейне «Der Tod, das ist die kühle Nacht» («Смерть - это прохладная ночь») из «Книги песен» приводит исследовательницу к заключению о том, что «вдохновленный лирической миниатюрой Гейне Лермонтов создал истинно лермонтовскую вещь» (4, с. 177).
К.А. Жулькова
2017.02.026. ПОЛОНСКИЙ В. СТРАТЕГИИ Д.С. МЕРЕЖКОВСКОГО ПО ЗАВОЕВАНИЮ ЛИТЕРАТУРНОГО РЫНКА НА РУБЕЖЕ XIX-XX вв.: РАННИЕ МЕТОДЫ САМОРЕПРЕЗЕНТАЦИИ И ЗАПАДНЫЕ «АГЕНТЫ ВЛИЯНИЯ» // Toronto Slavic quaterly. -
Toronto, 2016. - N 57. - Mode of access: http://sites.utoronto.ca/tsq/57/ Polonsky57.pdf
Ключевые слова: Д.С. Мережковский; саморепрезентация; литературный рынок; мифологизация.
Доктор филол. наук В. В. Полонский (ИМЛИ) обращается к рассмотрению важнейшего, но остававшегося до сих пор за пределами научного внимания феномена биографии Д.С. Мережковского (1865-1941) - его последовательным усилиям по формированию своего международного реноме и завоеванию европейского литературного рынка на рубеже XIX-XX вв. В этой стратегии, замечает исследователь, «скрещиваются несколько векторов саморепрезентации раннего Мережковского, которые в своей совокупности демонстрируют одну доминантную черту: сочетание деятельного профетизма, религиозно-философского проповедничества с ничуть не менее деятельным и цепким, очень цепким практицизмом».
Поскольку культурной столицей Европы был в то время Париж, целью Мережковского становится налаживание контактов с ведущими французскими издательствами и периодикой. Посредниками ему зачастую служат живущие в Европе критики, переводчики и политики, по большей части русского или польско-литовского происхождения: Станислав Ржевуский, Сергей Перский, Илья Гальперин-Каминский. Особую роль в популяризации творчества писателя на Западе сыграл друг и адепт «новой церкви» Мережковских российский дипломат польско-литовского происхождения граф М.Э. Прозор.
Потребность в освоении европейских пространств возникает к 1900-м годам у Мережковского в связи с осознанием себя глашатаем «неорелигиозной» истины, для которой косная и плененная позитивизмом 80-х годов Россия представляется ему слишком тесной. Оживление интереса к русской литературе во Франции, где в 1899 г. вышел перевод романа Л.Н. Толстого «Воскресение», планам Мережковского весьма благоприятствовало.
Впервые во французской печати имя Мережковского появляется в 1893 г. в связи с переводом его стихотворения «Смерть» («Если розы тихо осыпаются...»), положенного на музыку П.И. Чайковским. В 1895 г. С. Ржевуский в статье памяти А.Ф. Федотова упоминает Мережковского как наиболее эрудированного
молодого русского писателя, знатока французской литературы, и комплементарно отзывается о его романе «Отступник» (в дальнейших публикациях - «Юлиан Отступник»), а уже в 1896 г. в статье «Русский исторический роман» развертывает настоящую апологию Мережковского, заявляя, что автор этой книги «отныне утвердился как равный среди знаменитых современных писателей не только в России, но и во всей Европе», и называя Мережковского продолжателем традиций, заложенных Г. Флобером в «Саламбо», а также А. Франсом и П. Луисом. В 1900 г. перевод романа был опубликован во французской периодике. Публикацию предваряла заметка о Мережковском, составленная переводчицей - Зинаидой Васильевой, но писатель остался ею недоволен. Он просит М.Э. Прозора составить для готовившегося книжного издания романа новую справку об авторе, посылая ему свою «биографическую заметку», которая ранее была отправлена переводчице, не воспользовавшейся, как считает Мережковкий, должным образом полученным материалом.
Этот текст хранится в парижском фонде Прозора в переводе на французский и до сих пор не был известен исследователям. Считается, что Мережковский до «Автобиографической заметки», написанной для «Русской литературы ХХ в.» под редакцией С.А. Венгерова (1914) и опубликованной писателем в 1913 г. в «Русском слове» и в 1914 г. в 24 томе собственного собрания сочинений, автобиографических текстов принципиально не писал, мотивируя это тем, что лучшая автобиография писателя - его произведения. Так он ответил в 1907 г. на просьбу М.Л. Гофмана для «Книги о русских поэтах последнего десятилетия» - вполне в духе литературной позиции старших символистов с их жизнетворчест-вом. Но как показывает переписка с Прозором, применял Мережковский эту стратегию исключительно в России.
Заметка значительно короче текста, написанного для венгеровского издания, но существенно то, что в ней писатель выражает надежду, что поднятые им в романе философско-религиозные вопросы привлекут более серьезное внимание, чем в России. Это, по мнению В. Полонского, лишний раз подчеркивает, что свою «неорелигиозную» провоповедь Мережковский ориентирует именно на Европу, где зарождается «католическое обновление».
Выход романа «Смерть богов. Юлиан Отступник» в 1900 г. предваряла заметка в газете, анонсировавшая его как «шедевр одного из мэтров новой русской литературы». Однако роман выходит без предисловия Прозора, который превращает текст присланной Мережковским заметки в статью «Ницше в России» и публикует ее в 1901 г. с примечанием: «По поводу недавнего романа Д. Мережковского "Смерть богов", переведенного Жаком Соррезом». Первым из критиков усматривая ницшеанский подтекст в литературе русского модернизма, Прозор выделяет Мережковского как стержневую фигуру новейшей русской литературы.
«Юлиан Отступник» имел успех во Франции и вскоре был переведен второй роман трилогии «Воскресшие боги», а также книга Мережковского «Толстой и Достоевский. Личность и творчество», в предисловии к которой Прозор, перемещая Мережковского из национального контекста в общеевропейский, представляет его как противника отечественных позитивистов и продолжателя И. Тэна, позитивиста западного, подобно которому он в художественных мирах отдельных писателей раскрывает выражение универсалий общечеловеческой эволюции. Прозор не оставлял своего друга и позднее. В 1924 г. на страницах французской периодики он выступил с апологетическим обзором творчества писателя, выразив надежду, что вклад Мережковского в литературу по достоинству оценит Нобелевский комитет.
Т.Г. Юрченко
Зарубежная литература
2017.02.027. ЛЮ СИ, У И. СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ СУДЕБ ТОМА И ЭЛИЗЫ В РОМАНЕ ГАРРИЕТ БИЧЕР-СТОУ «ХИЖИНА ДЯДИ ТОМА».
LIU XI, WU YI. A comparative analysis of causes of Tom's and Eliza's different fates in Uncle Tom's Cabin // Journal of literature and art studies. - N.Y.: David publishing company, 2015. - Vol. 5, N 11. -Mode of access: http://www.davidpublisher.org/Public/uploads/Contri bute/5653be1fd7008.pdf