CC BY
36
вое коллективное сознание лишь начинает оформляться ... В Египте и Тунисе есть люди, которые никоим образом не соотносят себя с религиозным проектом. Это - не что иное, как возникновение арабского индивидуализма» (с. 36). Во многом такое положение вещей обусловлено кризисом самого ислама, презентуемого как наилучшая религия, однако приводящего страны, где он господствует, к незавидному, часто подчиненному, положению.
Современную арабскую политику едва ли удастся понять, если не принимать во внимание и еще один важный аспект, а именно, отсутствие у многих молодых мужчин права на образ жизни, соответствующий их возрастным потребностям. «Положение женщины в обществе и социальные проблемы вкупе не позволяют молодым людям заводить семью. Возникающая в связи с этим фрустрация абсолютно феноменальна, особенно, если принять во внимание, что молодежь в настоящее время имеет доступ к западной видеопродукции. Помимо поиска приключений и выдвижения к Западу претензий социального характера, джихад - еще и сексуальная революция. Это совершенно недвусмысленно прослеживается в тех заявлениях, которые делают рекруты ДАИШ» (с. 36).
К.Б. Демидов
2017.01.012. ХЭРМОН С.А. ТЕРРОР И ПОВСТАНЧЕСКАЯ АКТИВНОСТЬ В РЕГИОНЕ САХАРЫ И САХЕЛЯ. КОРРУПЦИЯ, КОНТРАБАНДА, ДЖИХАД И ВОЙНА В МАЛИ В 2012-2013 гг. HARMON S.A. Terror and insurgency in the Sahara-Sahel région. Corruption, contraband, jihad and the Mali war of 2012-2013. - Burlington; Farnham: Ashgate publishing limited, 2014. - 296 р.
Ключевые слова: Сахара; Сахель; Мали; Алжир; Нигерия; терроризм; исламизм; джихадизм; контрабанда; коррупция; «Аль-Каида».
Автор (Питтсбургский университет, США) на примере Мали (и шире - региона Сахары и Сахеля) показывает сложность и мно-гослойность процесса возникновения конфликтных ситуаций в современных условиях.
Мали была выбрана автором в качестве фокуса исследования отнюдь не случайно. Эта страна, «.разделенная на темнокожее большинство, проживающее на юге страны и традиционно зани-
мающееся сельским хозяйством, и меньшинство арабизированных или наполовину арабизированных бедуинов на севере, вполне может рассматриваться как некий микрокосм, модель тех столкновений, которые стали разыгрываться в соседних государствах после событий "арабской весны"» (с. 231). Сочетание коррупции, безработицы, нищеты и этнических разногласий с джихадизмом и криминалом приводит к появлению настолько чудовищных движений и группировок, что даже такие мощные державы, как США, оказываются неспособными взять ситуацию под свой контроль. Все попытки американского руководства побороть терроризм в данном регионе «окончились полным провалом, если давать им оценку с позиций заявленных целей и задач» (с. 140).
Комплекс стоящих перед Мали проблем осложняет соперничество сразу нескольких ведущих мировых государств за доступ к природным ресурсам. Значительные запасы нефти превращают Мали в лакомый кусок и побуждают такие державы, как США и Китай вести «грязную возню в погоне за африканскими богатствами» (с. 174). Поэтому неудачи в деле мирного урегулирования в регионе Сахары и Сахеля могут объясняться весьма циничными соображениями американской стороны. Автор полагает, что исламский терроризм имплицитно использовался США и для ограничения китайского влияния в регионе, и для установления здесь собственного военно-политического контроля. Так, в 2004 г. американский план «Пансахельская инициатива (PSI) был заменен на более масштабную «Транссахарскую антитеррористическую инициативу», а в 2007мг. было объявлено о создании «Африканского командования» (US African Command).
Попытки США обосноваться в регионе встретили сопротивление со стороны Франции, которая исторически связана с этой частью мира колониальным прошлым. Пытаясь сохранить ослабевающий контроль над регионом, французское правительство предложило две схемы ирредентистского характера. Это были провалившиеся позднее «Всеобщая организация регионов Сахары» (OCRS) и «Французская сахарская Африка» (ASF). Однако Франции удалось восстановить свой авторитет в январе 2013 г. в ходе операции «Серваль», когда по просьбе временного правительства Мали и при одобрении ООН она приняла участие в подавлении исламистского мятежа. Операция также была поддержана Китаем и
нашла сочувствие у населения Мали. Франция с гордостью заявляла, что ей удалось сломать хребет «Аль-Каиды» в Африке. Во многом это соответствовало действительности. «Согласно некоторым источникам, глава «Аль-Каиды» Завахири рассматривал успехи на севере Мали как задел для создания более значительного по территории эмирата, простирающегося от Мавритании до Нигерии» (с. 218).
Заинтересованность, проявляемая «Аль-Каидой» в плане включения региона в сферу своих интересов, объясняется его чрезвычайно взрывоопасным характером в силу исторических, социальных и этнических особенностей. Главные этнические группы региона представлены кочевыми арабскими племенами (Алжир, Мали и Мавритания); сонгаи, фулани и бамбара (Мали); хауса-фулани (Северная Нигерия). Одна из наиболее активных групп -туареги (по языку - тамашек), миграции которых исторически являются определяющим фактором ситуации в районе Сахеля и Сахары. Но если прежде они вносили значительный вклад в налаживание торговых связей, то в настоящее время их активность больше носит политический характер.
Автор указывает на то, что крах демократического устройства государства обусловили, в том числе, и внешне мало заметные (особенно на фоне репутации Мали, как толерантной страны с налаженными экономическими связями между этническим группами) обстоятельства, имеющие отношение к этнической структуре и истории региона. Так, например, важную роль здесь всегда играла борьба за власть между статусными группами. В ХУ11-ХУ111 вв. арабы-«хассан» (воинская «каста», считавшаяся наиболее благородной) столкнулись с растущими притязаниями арабов-«завийа», связанных с суфийскими братствами и имеющих более низкий статус. Аналогичным образом различаются по своему положению фульбе и сонгаи. Тородбе (группа фульбе, связанная с религией), вдохновленные историей борьбы между «завийа» и «хассан», решилась на захват властных полномочий, которые в этом случае базировались бы на исламских ценностях. Таким образом, у современных событий оказался свой прототип в ХУП-ХУШ вв., когда более динамичная (в том числе и с экономической точки зрения) религиозная часть населения пыталась захватить политическую власть.
Существуют, однако, и не связанные с религией статусные противоречия. Так, «многие туареги продолжают настаивать на своем историческом, моральном и культурном превосходстве над темнокожими и выражать недовольство по поводу того, что в процессе обретения независимости они как народ были разделены между несколькими национальными государствами, власть в которых принадлежит темнокожим» (с. 277).
Причины краха демократического устройства в Мали также невозможно понять вне контекста истории терроризма в стране и в регионе. В качестве отправной точки исследования автор выбрал события 2012 г., когда МЫЬА («Национальное движение за освобождение Азавада»), основной силой которого являются туареги, захватило главные города на севере Мали, но вскоре было изгнано оттуда силами «Ансар Дине» (искаж. араб. «поддерживающие веру») и МШАО («Движение за единобожие и джихад в Западной Африке»), связанными с Ар1М («Аль-Каида в исламском Магри-бе»). Как показывает исследование, столкновения секулярных, националистических движений с религиозными - это одна из характерных особенностей региона. Еще одной особенностью можно считать регулярное появление новых, еще более радикальных движений. В основе данного процесса лежит, как правило, крушение прежних экономических структур и возникновение на их месте новых, чаще всего носящих криминальный характер.
Автор полагает, что различить, является ли мотивация у движений типа Ар1М религиозной или экономической, практически невозможно. Активность Ар1М в регионе совпала по времени со стремлением наркокартелей расширить свое присутствие на европейском рынке. Хотя у Ар1М появились огромные финансовые возможности, по видимому, ее представители лишь облагают контрабандистов данью, но сами наркоторговлей не занимаются. «Эта задача возложена на местных торговцев из туарегов и арабов, связанных с контрабандистами родственными узами» (с. 150).
Назревание драматических событий в Мали, стране с преимущественно мусульманским населением, которая долгое время служила примером успешного строительства демократического государства, носило скрытый характер. Считалось, что в Мали существуют мощные парламентские институты, свобода прессы, реализуется внешне успешная программа децентрализации госструк-
тур. «Мали приобрела репутацию толерантного к этническим и религиозным вопросам государства (особенно на фоне исламского экстремизма в Судане, Пакистане и Иране). Религиозная толерантность здесь основывалась на экономической взаимозависимости главнейших этнических групп» (с. 35). В Мали, как и в регионе в целом, в 1990-х годах наблюдался завидный экономический рост, особенно яркий на фоне упадка, характерного для остального континента. К началу 2000-х Мали рассматривалась (в частности, ООН) как «остров спокойствия в океане войн» (с. 74).
Автор указывает на то, что скрытый и неочевидный характер проблем, неожиданно проявляющих себя в кризисной ситуации, связан с хрупкостью социальных структур, свойственной региону в целом. Малейшее сотрясение может оказаться для них фатальным, и демократические ценности здесь не всегда оказываются панацеей. Как отмечали многочисленные наблюдатели, падение режима Каддафи в Ливии повлекло за собой в 2012 г. крушение созданной с соблюдением демократических процедур политической системы Мали. Таким образом, свержение Западом режима Каддафи не только не сделало демократические перспективы африканского континента более реальными, но, напротив, отбросило последний далеко в прошлое, или, точнее, в довольно страшное будущее, если принять во внимание факт наступления исламизма по всему миру, а также то, что в Африке проживают 150 млн мусульман.
Помимо Мали, наглядный пример разрушения устоев социума демонстрирует Алжир, где развернулось противоборство секу-лярных и религиозных концепций развития. Именно алжирские события исторически определили исламистскую «перспективу» региона, в которую выродились, казалось бы, благие усилия по восстановлению чистоты первоначального ислама. Как и в регионе в целом, в Алжире исламизм выдвинулся на передний план на плечах секулярных, националистических движений: «В первые тридцать лет после обретения независимости исламская перспектива была отодвинута и подавлена перспективой националистического свойства, пока в бурные 1990-е годы она не приобрела преимущественное значение» (с. 39). Впрочем, установление исламских порядков в национальном масштабе (да и ислам как таковой) интересуют наиболее активных участников событий лишь в качестве удобного прикрытия вполне корыстных устремлений. В 2000-е го-
ды AQIM и аффилированная с ней GSCP («Салафитская группировка за проповедь и вооруженную борьбу») перенесли фокус внимания с гражданской войны в Алжире, сосредоточив его на алжирской и малийской Сахаре. «В качестве основной мотивации эти группировки выдвигали на первый план глобальный джихад, хотя в действительности главные усилия были направлены на то, чтобы прибрать к рукам те возможности, которые предоставляла организованная преступная деятельность» (с. 68). Именно это обстоятельство стало спусковым крючком к развертыванию драматических событий в Мали. Присутствие такой мощной организации, как «Аль-Каида», способствует активизации прежде мало заметных сил, которые при объединении дают поразительный по своим разрушительным последствиям результат.
Скрытый характер чрезвычайно опасных процессов составляет важнейшую особенность региона. Так, Алжир, гордившийся своими прогрессивными, секулярными традициями, совершенно не был готов к атакам исламистов, которые, как казалось, не имели серьезной почвы для масштабного развития. Усиление радикальных исламских движений тем не менее происходило латентно. Еще в начале 1980-х годов состоялось оформление MIA («Вооруженное исламское движение»), известного по имени руководителя как Группировка Буйали. MIA вдохновлялось идеями Саида Кутба и ставило задачей создание исламского государства в Алжире. В данном случае подготовке благоприятной почвы для деятельности террористов активно способствовал Запад. «Мусульмане Алжира были беспредельно унижены варварскими методами французских войск, что и подтолкнуло их в объятия хотя и ослабленного, но функционирующего Фронта национального освобождения» (с. 46), который к этому времени уже перешел к тактике открытого террора.
В 1989 г. FIS («Исламский фронт спасения»), опиравшийся на городскую бедноту и «набожный средний класс», добился легального статуса, став первой официальной исламской партией в Алжире. В 1990 г. он выиграл выборы. В ответ в 1991 г. светские власти ввели чрезвычайное положение в стране и распустили FIS, что привело к кровопролитной гражданской войне, позволившей исламским радикалам пустить глубокие корни в мусульманских общинах городов и населенных пунктов Алжира. Активность исламистов, отличавшаяся крайней жестокостью, была отчасти свя-
зана с методами властей, а отчасти - с общемировым политическим климатом, характеризовавшимся резко возросшим влиянием религиозных экстремистов и отступлением секулярных сил. Достаточно вспомнить победы моджахедов в Афганистане, приход к власти в Судане Хасана ат-Тураби, противостояние ХАМАСа, близкого «Братьям-мусульманам», и светски ориентированной ООП.
Не стоит недооценивать гальванизирующее воздействие (и не только на алжирских исламских экстремистов, но и шире) вывода советских войск из Афганистана: «Ветераны афганской кампании, вдохновленные ощущением победы, пожелали создать исламское государство в Алжире... Они зарядили энергией местных исламистов, потчуя их историями "Великого джихада"» (с. 51). GIA («Вооруженная исламская группировка»), отпочковавшаяся от М1А, в 1993 г. начала кампанию террора, по поводу которой FIS выразил сожаление, заявив о возможности возвращения к демократическому процессу и о том, что вооруженный джихад не является обязательным для всех мусульман. Для сопротивления GIA FIS создал специальное вооруженное формирование AIS («Исламская армия спасения»). Данные шаги вызвали ярость у руководства GIA, считавшей невозможными какие бы то ни было отношения с «государством неверных». Противоборство же со стороны тех, кого GIA рассматривала своими потенциальными союзниками, группировка сочло предательством.
Вследствие нарастания радикализации, у власти в вооруженных группировках оказывался определенный сорт людей. Как правило, они обладали военным опытом и финансовыми возможностями, поэтому постепенная «гибридизация» радикальных исламских группировок, их сращивание с криминалитетом были вполне закономерны. «GIA получила возможность вымогать деньги у представителей параллельной (нелегальной и полулегальной) экономики, не гнушаясь облагать "налогом" и вполне легальные предприятия, и простых граждан» (с. 53).
Ставший руководителем (амиром) GIA в 1994 г. Мурад Си Ахмед, по прозвищу Джафар ал-Афгани (что говорит о его участии в афганских событиях), был торговцем-контрабандистом. Люди такого типа оказались склонными ко все более «жестким» действиям. Именно в это время GIA начала атаковать иностранцев, интеллектуалов, журналистов и т.д. Вскоре амиром организации стал
Джамал Зайтуни, который поставил задачу сокрушить AIS (все больше ориентировавшуюся на «набожный средний класс», в то время как GIA поддерживали беднейшие слои населения) и который начал экспортировать террор в европейские страны. Нарастание радикализма на этом не прекратилось. Пришедший к власти в GIA 1996 г. Антар Зуабри объявил все население Алжира впавшим в «куфр». Данные шаги были осуждены даже Айманом аз-Завахири, будущим лидером «Аль-Каиды», а в то время членом EIJM («Египетского исламского движения за джихад»).
Варварский террор, в том числе и против гражданского населения (в одном лишь 1997 г. было совершено 40 нападений, в ходе которых погибли 150 тыс. человек) (с. 54), создал организации настолько одиозную репутацию, что она стала утрачивать популярность. В 1998 г. Усама бин Ладен и другие лидеры «Аль-Каиды» убедили руководство GIA в необходимости создания новой организации, которая бы обладала более широкой поддержкой населения. Так возникла GCSP («Салафистская группировка за проповедь и вооруженную борьбу»), которая, не отказываясь от прежней цели -создания исламского государства в Алжире, восприняла идеологию «Аль-Каиды» джихада в глобальном масштабе. GCSP, в частности, принимала активное участие в малийских событиях 2012-2013 гг. По оценкам ЦРУ, в одной лишь Европе в 2006 г. находились около 800 активных сотрудников этой организации (с. 57). Американская агрессия против Ирака еще больше сблизила GSPC с «Аль-Каидой». Организация переняла и тактику «Аль-Каиды», в частности теракты с использованием смертников. Контроль над сетями нелегальной транспортировки людей позволил GSPC перевозить в Ирак многочисленных алжирцев, желающих принять участие в джихаде. В итоге она настолько сблизилась с «Аль-Каидой», что амир GSPC Абдалмалик Дрюкдаль в 2006 г. объявил о том, что присягает Бин Ладену. Реорганизация в соответствии с новыми задачами привела к возникновению AQIM («Аль-Каиды в исламском Магрибе»). Этому в немалой степени способствовал провал, который потерпела повестка дня GSPC, связанная с национальным джихадом: алжирские исламисты стали испытывать нарастающее отвращение к вооруженному джихаду и к салафизму в целом.
«С началом 2000-х GSPC / AQIM, по-видимому, утратила прежний интерес к исламистской идеологии и построению ислам-
ского государства, превратившись в "гибридную" группировку, в равной мере ориентированную как на джихад, так и на преступную деятельность (контрабанду, в том числе наркотиков и рабочей силы, похищение людей с целью получения выкупа и т.д.)» (с. 40). Похожую трансформацию претерпел, например, и Талибан в Афганистане.
В то же время, отказавшись от варварского уничтожения собственного населения (атаки теперь преимущественно связаны с охраной торговых путей), организация значительно улучшила свой международный имидж. В 2010 г. «Бригада Тарика ибн Зийада» (сахарское ответвление AIQM) насчитывала от 400 до 800 членов (с. 63). Отсутствие какой бы то ни было государственной поддержки делает организацию чрезвычайно непредсказуемой и не поддающейся контролю. Мали, таким образом, оказалась жертвой гло-балистских устремлений «Аль-Каиды», преследовавшей вполне приземленные интересы, а именно желание установить контроль над организованной преступностью в регионе.
Еще одним существенным фактором дестабилизации в Мали стало развитие радикального ислама в Нигерии. Государство, лишь наполовину способное выполнять свои функции, прозрачные границы, полицейские силы, в которых невозможно навести порядок, -все это способствовало созданию среды, чрезвычайно благоприятной для радикального ислама и терроризма. Насилие на севере страны достигло шокирующих масштабов. Радикальные исламисты, подобные «Боко Харам», совершают террористические акты уже не только на местном, но и на международном уровнях.
Как методы, так и связи данных группировок имеют разный характер. Если «Боко Харам» вдохновляет пример афганских талибов, то «Йан Изала» (араб. - «Джамаат изалат ал-бида ва икамат ас-сунна» - «Община изгнания нововведений и установления сунны»), например, пользуется покровительством (в том числе и финансовым) Саудовской Аравии, а «Исламское движение в Нигерии» тесно связано с Ираном. Некоторые из этих структур начинали свою деятельность, руководствуясь благими намерениями. Так, «Йан Изала» была создана в 1960-х годах, чтобы противодействовать распространенному в Нигерии суфизму. Последний рассматривался основателями общины как основное препятствие на пути к усвоению исламом достижений западной цивилизации. «Программа ре-
форм "Йан Изала" предусматривала создание современных мусульманских школ, в том числе и на селе, а также политическую и религиозную мобилизацию женщин; она призывала последователей нового учения решительно порвать какие бы то ни было связи с традиционным обществом.» (с. 119). Успехи «Йан Изала» во многом были связаны с относительной умеренностью движения. На местных выборах оно часто заключало союзы не только с суфийскими лидерами, но и с христианами. Однако вскоре молодое поколение приверженцев движения, недовольное отсутствием возможностей для карьерного роста, пошло на раскол, создав собственную сеть школ, где, таким образом, появлялись новые вакансии. Радикалы создали собственную, начавшую конкурировать с прежней «Йан Изала».
Попытка оказаться более радикальным, чем противник, помогает, по мнению автора, понять механизм возникновения проповедников, которые в итоге создают организации типа секты Май-татсине и «Боко Харам». Радикальная салафитская группировка Майтатсине (по прозвищу ее основателя, алима-самоучки Мухам-мада Марвы, Май Тат Сине - «Тот, кто проклинает» мусульман, не следующих шариату) возникла в Камеруне и к 1980 г. насчитывала 12 тыс. членов (с. 120). Мухаммад Марва начал свою деятельность как преподаватель одной из коранических школ, в которой учились дети бедняков, нередко не имеющие собственного жилища. Им нередко приходилось зарабатывать попрошайничеством. «Доктрина, которую Марва навязывал адептам, включала в себя такие элементы, как пожизненная преданность учению, вера в собственную неуязвимость и отсутствие страха перед смертью» (с. 121). Фанатичная уверенность в собственной правоте позволяла секте Майтатсине наращивать влияние даже тогда, когда правительство пыталось ее уничтожить. «Когда ее миссии что-либо угрожало, она яростно контратаковала как светские, так и религиозные власти. Приверженность подобной тактике превратила Майтатсине в своего рода предтечу "Боко Харам", наиболее опасного и обскурантистского из радикальных исламистских движений Нигерии» (с. 121).
Движение «Боко Харам» возникло в 1990-е годы на фоне попыток установить шариат на севере Нигерии и называлось «Ахл ас-Сунна ва-л-джамаа ва-л-хиджра» (араб. «сторонники сунны, общи-
ны и хиджры»). Основателем «Боко Харам» был школьный учитель Мухаммад Йусуф. Известно, что он и группа его сподвижников получили образование западного образца. Однако в какой-то момент они оказались безработными (не исключено, что они были таковыми всегда). Из-за фанатичного отрицания любых достижений западной науки, движение заслужило прозвище «Боко Харам» (хауса. «западная культура запрещена»). Группировка сосредоточилась на границе с Нигером, и снискала особую популярность среди студенчества, озабоченного собственными профессиональными перспективами, когда в 2003 г. сумело отразить попытки правительства страны покончить с ним силами полиции. К 2004 г. студенты университетов и технических школ начали массово примыкать к движению. Жестокое подавление мятежа «Боко Харам» в 2009 г. (именно тогда был убит его основатель, Мухаммад Йусуф) привело к тому, что движение, которое до этого было не более чем экстремистской сектой, встало на путь терроризма. Взрыв в представительстве Нигерии в ООН в 2011 г. стал первым актом международного, а не сугубо национального масштаба, что заставило мировое сообщество впервые обратить на «Боко Харам» пристальное внимание. «Если верить информации о том, что движение "Боко Харам" перенесло свои операции в самый центр сахарского региона, то роль этой организации в дестабилизации Северной и Западной Африки намного более значительна, чем принято считать» (с. 162).
Успеху глубокого проникновения террористических структур в социумы региона благоприятствует специфический характер господствующих здесь социальных связей и в целом положительное восприятие преступной деятельности. «Контрабанда - логическое продолжение давних транссахарских торговых сетей; как таковая, она рассматривается торговцами-арабами и туарегами как почтенный вид ремесла» (с. 33). В 2000-е годы к прочим видам контрабандистской деятельности добавился чрезвычайно выгодный трафик кокаина, нелегальная транспортировка рабочей силы и похищенных в целях получения выкупа европейцев.
Налаживанию легальной экономической деятельности мешает целый ряд обстоятельств, в большинстве своем связанных с наследием колониализма. Это и произвольный характер границ, и высокий уровень коррупции на всех уровнях государственной бю-
2017.01.013-014
рократии; непрекращающиеся конфликты на этнической и религиозной почве; пришедшая в упадок инфраструктура. Отсутствие легальной экономики компенсируется бурным развитием нелегальных способов добычи средств к существованию. Жестокие конфликты, возникающие в борьбе за право на выживание, часто приобретают религиозную и этническую окраску. «В краткосрочной перспективе большую опасность представляют террористические организации исламистов, затаившиеся не только в Мали, но и во всем регионе Сахары и Сахеля. Несмотря на то, что из Мали их изгнали в марте 2013 г., они были не столько побеждены, сколько рассеяны: некоторые из них укрылись в отдаленных от центра страны городах и поселках, другие рассредоточились в долине реки Нигер или же в Сахаре, на севере Мали. Многие пересекли границу и укрылись в соседних странах... Исламисты из Мали могли оказаться даже в Дарфуре. По всей вероятности, данные группировки не откажутся от своей преступной деятельности террористов-кочевников на новых для себя территориях» (с. 228).
К.Б. Демидов
2017.01.013-014. ПОИСК НОВОЙ КОНЦЕПЦИИ ОБОРОНИТЕЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ ЮАР. (Сводный реферат).
2017.01.013. LOUW G.M. The South African military in transition: part 1 - from strategy formulation to strategy formation // Scientia Militaria. South Afr. j. of military studies. - Stellenbosch, 2014. - Vol. 42, N 2. - P. 1-26.
2017.01.014. LOUW G.M. The South African military in transition: part 2 - from strategic culture to strategic reality // Scientia militaria. South Afr. j. of military studies. - Stellenbosch, 2014. - Vol. 42, N 2. -P. 27-53.
Ключевые слова: ЮАР; вооруженные силы; ЮАНСО; Африка.
Автор (Стелленбосский университет, ЮАР) (013) исследует процесс поиска новой концепции оборонной политики ЮАР, рассматривая достоинства и недостатки различных современных теоретических моделей в области применения вооруженных сил, которые предлагаются в качестве основополагающих при ее разработке.
