CC BY
88
действий часто терялась (с. 208). Вместе с тем для автора очевиден и тот факт, что без активной поддержки со стороны широких слоев населения новые рубежи России на востоке не были бы удержаны (с. 202).
Не отрицая некоторых негативных последствий территориального роста России в ХУ11-Х1Х вв., приводивших временами к серьезным осложнениям отношений с соседями, автор считает, что в ходе продвижения в глубины Азии Россия укрепила свое стратегическое положение, закрепилась на побережье Тихого океана («Средиземного моря будущего»), повысила свой авторитет и вес на международной арене, вовлекла в русло активной хозяйственной деятельности огромные массивы пустующих земель. Вошедшие в состав России народы были надежно ограждены от нападений извне, нередко грозивших самому их существованию, и избавились от внутренних усобиц и распрей, порой (как в Средней Азии) уносивших больше жизней, чем все сражения с русскими войсками в ходе «завоеваний» и «покорений». При всех издержках, порождаемых административным произволом и контактами с людьми других ценностных установок и менталитета, раздвигавшая свои рубежи на восток Россия содействовала переходу абсолютного большинства присоединяемых к ней народов к более высокому уровню хозяйственной и культурной жизни. За Россией были закреплены богатейшие природные ресурсы, без обладания которыми она не выстояла бы в годы тяжелых испытаний в новейший период ее истории и вряд ли сможет сохраниться как суверенное государство в будущем (с. 241).
В. С. Коновалов
2016.03.009. АУРОВА Н.Н. ЗАГРАНИЧНЫЕ ПОХОДЫ РУССКОЙ АРМИИ 1813-1814 гг.: СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ АСПЕКТ. - М.; СПб.: ИРИ РАН: Центр гуманитарных инициатив, 2015. - 176 с.
Ключевые слова: русская армия; заграничные походы 18131814 гг.; социокультурный аспект.
В монографии канд. ист. наук Н.Н. Ауровой, состоящей из введения, трех глав и заключения, основное внимание обращено на оценку целей и задач Заграничных походов 1813-1814 гг., на проблемы, с которыми сталкивалась русская армия на пути от Немана
до Парижа, а также на восприятие Заграничных походов современниками и отражение событий 1813-1814 гг. в русской и западноевропейской художественной литературе и искусстве. Хронологические рамки исследования соответствуют временным границам походов - с конца декабря 1812 г. - начала января 1813 г. по июнь 1814 г., когда русские войска покинули территорию Франции.
Продолжение военных действий после изгнания врага в 1812 г., отмечается в книге, было неоднозначно воспринято в России. Не все русские военачальники, и прежде всего сам М.И. Кутузов, были сторонниками похода в Европу, так как не видели необходимость в преследовании Наполеона за пределами России. Не вполне понятными цели нового похода были и для некоторых представителей правящих верхов, в том числе и для приближенных императора Александра I. Они считали, что еще одна военная кампания потребовала бы новых жертв и огромных средств.
Автор разделяет мнение ряда историков, которые считают, что основным инициатором этого похода был Александр I, который в своем намерении продолжить боевые действия руководствовался не личным соперничеством с Наполеоном, а исходил из интересов России, полагая необходимым привлечь государства Европы к борьбе с Наполеоном, поскольку только всеобщими усилиями можно добиться окончательной победы.
В первых двух главах «Путь на Париж. Освобождение Европы глазами участников походов» и «Заграничные походы и русское общество» автор напоминает, что в понимании современников события 1812-1814 гг. представлялись единым целым. Для большей части офицерства, особенно молодого и небогатого, Заграничные походы сопровождались чувством причастности к выполнению великой исторической миссии. Оценка Заграничных походов как освободительных была присуща всем их непосредственным участникам.
Сопричастность этим событиям способствовала появлению большого количества воспоминаний, написанных по горячим следам, практически сразу по завершении кампании. Мемуаристы не обходили вниманием и «ужасы войны», стремясь с максимальной точностью передать важнейшие события Отечественной войны и Заграничных походов. Русские войска приняли участие во всех сражениях 1813-1814 гг. Описание битв при Лютцене и Баутцене,
Кульмского сражения, лейпцигской «Битвы народов» и взятия Дрездена и Парижа перемежалось рассказами о повседневной походной жизни, о быте и нравах населения тех мест, через которые проходили русские войска, о достопримечательностях городов Пруссии и герцогства Варшавского, Лейпцига, Потсдама, Берлина, Парижа.
С путевыми дневниками перекликаются записки, в которых передаются впечатления об европейских музеях, библиотеках, храмах, монастырях, учебных заведениях, парижских театрах, Доме инвалидов, фарфоровых фабриках Севра и Версаля и т.п.
В мемуарах сообщается о радушной встрече русских войск населением европейских государств, где «жители оказывали радость и дружелюбие». В немалой степени такое отношение было вызвано тем, что еще в момент вступления на территорию Франции Александр I отдал приказ войскам «обходиться с жителями как можно дружелюбнее и побеждать их более великодушием, нежели мщением, отнюдь не подражая примеру французов в России». До вступления русской армии в Пруссию Кутузов предписал командирам частей, «чтобы войска наши были признаваемы от жителей яко избавители, а отнюдь не завоеватели. Собственность обывателей чтоб была неприкосновенна» (с. 61).
Отмечают мемуаристы и разницу в восприятии русского воинства населением Пруссии и Польши. В Польше представители русского офицерского корпуса столкнулись с недоброжелательностью местных жителей, хотя «полякам нельзя было на нас жаловаться: армия соблюдала величайший порядок» (с. 88). Немцы же составляли и распространяли листовки с призывами «оказывать русским всякое содействие, а также выпустили множество портретов Кутузова». О теплом приеме, оказанном русским войскам в Саксонии и Силезии, вспоминали все мемуаристы. В частности Ф.Н. Глинка отмечал: «Немцы очень любят русских» (с. 107).
То же происходило и на территории Королевства Саксонского. И хотя Саксония находилась в союзе с Наполеоном, здешние жители гостеприимно встречали русские войска. В «каждом городке были триумфальные ворота для императора, и принимали его с восторгом». Причину такого отношения мемуаристы видели в том, что для саксонцев «владычество французов сделалось нестерпимо: обращение французских офицеров было самое грубое» (с. 89).
Впрочем, отмечались и неприятные ситуации. Например, пренебрежительное отношение к русским раненым проявлялось в том, что «прусских раненых везли на телегах, а наши изувеченные воины, пострадавшие в битвах не за Россию, а за Пруссию, большею частью тащились пешком изнуренные, полумертвые» (с. 90).
Франция и ее жители нередко вызывали разочарование авторов воспоминаний - при ближайшем рассмотрении эта страна оказалась совсем не таким «Эльдорадо», как многие ее ранее представляли. Мемуаристов неприятно поражали толпы беженцев, нищих, бездомных, «нападающих на кошелек и сердце прохожего», запустение и разорение деревень, повсеместное невежество, французское непостоянство. Где тот «земной рай», о котором рассказывали наши французские гувернеры? - Таковы были впечатления многих офицеров (с. 107).
Своеобразны и другие наблюдения о французах: «Русские солдаты и в победе, и при неудаче неизменны, но французы с некоторого времени... сделались столь же малодушны, сколько они были надменны и наглы, когда им счастие улыбалось» (цит. по: с. 92).
Вместе с тем большинство мемуаристов не могли скрыть восторги от посещения Парижа: «Жители Парижа везде толпились между нами с искреннею радостию и достоверностью, как будто со своими согражданами. Народ, который в ожесточении стремился сражаться с нами, почитал вступление наше в его столицу днем своего благополучия» (цит. по: с. 79). Отмечали участники походов и «Похвалы парижан союзным монархам, ругательства и проклятия своего недавнего "идола, молоха, пожиравшего юношество Франции"» (цит. по: с. 81). Зато в отношении русского монарха французы не жалели восторженных славословий. По мнению автора, это было вызвано прежде всего тем, что «Александр I оказался самым великодушным из победителей: при обсуждении условий Первого Парижского мира, заключенного 18 (30) мая 1814 г., он настоял на том, чтобы произведения искусства, поступившие во французские музеи в качестве наполеоновских трофеев, остались в Париже, поскольку тем самым, по его словам, они стали более доступны для всей Европы» (с. 82).
Во время походов у участников военных событий изменялись старые и появлялись новые стереотипы по отношению к жителям, культуре, политическому строю тех стран, по дорогам которых они
проходили. Одобрение русских офицеров вызывали гражданские свободы и гласность французского судопроизводства. Формировались и кристаллизовались и новые отношения в самой офицерской среде. На первый план вышли понятия группового и личного долга.
Рассуждая о влиянии Отечественной войны и Заграничных походов на становление политических взглядов декабристов, автор указывает, что они сами не только в показаниях Следственной комиссии и письмах Николаю I, но и в своих мемуарах (в частности С.Г. Волконский, М.И. Муравьев-Апостол, К.Ф. Рылеев, Е.П. Оболенский, М.С. Лунин, И. Д. Якушкин, Н.И. Тургенев и др.) отмечали, что «свободомыслием заразились во время походов во Францию в 1814 и 1815 гг.». М.А. Фонвизин признавался, что «пребывание за границей открыло много... идей политических», о которых он «прежде не слыхивал» (цит. по: с. 114). В этой связи Н. Н. Аурова приводит слова исследователя общественной мысли М.О. Гершензона, который писал: «Как холст грунтовался для принятия красок, так известная часть дворянской молодежи 1812-1815 гг. была психологически загрунтована для принятия западных идей и манер» (цит. по: с. 109).
Почти сразу по возвращении русской армии из Заграничных походов 1813-1814 гг. среди гвардейских офицеров стали возникать объединения, или «артели», формально «бытовые», а на деле идейные содружества. Н.Н. Тургенев отмечал, что люди, «возвращавшиеся в С.-Петербург, после нескольких лет отсутствия, выражали свое изумление при виде перемены, происшедшей во всем укладе жизни, в речах, и даже поступках молодежи этой столицы. Особенно гвардейские офицеры обращали на себя внимание свободой своих суждений и смелостью, с которой они высказывали их, весьма мало заботясь о том, говорили ли они в публичном месте, или в частной гостиной, слушали ли их сторонники, или противники их воззрений» (цит. по: с. 115).
В третьей главе «Отражение событий Отечественной войны 1812 г. и Заграничных походов 1813-1814 гг. в литературе и искусстве» отмечается, что освобождение Европы вызвало эмоциональный всплеск в отечественной культуре, послужило началом нового этапа в сближении ее с европейской. Заграничные походы 18131814 гг. оказали сильнейшее воздействие на художественную лите-
ратуру первой половины XIX в. и нашли свое отражение в театральном и музыкальном наследии.
Впрочем, отмечает в заключение автор, отношение к Заграничным походам 1813-1814 гг. «претерпело в исторической памяти существенную эволюцию. Восторженные чувства к участникам походов, к личности Александра Благословенного как избавителя и спасителя Европы от Наполеона, которые преобладали в русском обществе в первые десятилетия по завершении кампании, сменились периодом забвения, а порой и негативного отношения, связанного с самой идеей проведения военной кампании за пределами России. Только в последние годы этот "историографический перекос" стал выправляться» (с. 170).
В. С. Коновалов
2016.03.010. ЦИМБАЕВА Е.Н. РУССКИЙ КАТОЛИЦИЗМ: ИДЕЯ ВСЕЕВРОПЕЙСКОГО ЕДИНСТВА В РОССИИ XIX в. - М.: Изд-во ЛКИ, 2015. - 206 с.
Ключевые слова: Россия, XIX в.; православие и католицизм; русский католицизм.
Монография Е.Н. Цимбаевой посвящена русскому католицизму как «особому явлению, не имевшему отношения к существовавшей в Российской империи (преимущественно в Царстве Польском и западных губерниях) католической церкви» (с. 7). Под «русским католицизмом» автор понимает либеральное общественно-религиозное течение, сложившееся в России в 1830-1840 гг. и просуществовавшее до конца XIX в. Давая общую характеристику этому своеобразному феномену, Е.Н. Цимбаева пишет: «Католицизм в России издавна воспринимался как более явная антитеза господствующей православной церкви, чем даже мусульманство или буддизм... Переход православного русского в католическую веру всегда был прямым и очевидным вызовом - но в рассматриваемую эпоху вызов бросался не православию, а самодержавной власти, подчинившей русскую церковь» (там же). В то же время, подчеркивает Е.Н. Цимбаева, «католицизм считался. общепризнанной антитезой революционности. его адепты признавали общественную борьбу только в либеральных формах» (там же).
