CC BY
92
2016.01.005. ЯЗЫК И МЫСЛЬ: Современная когнитивная лингвистика. - М.: Языки славян. культуры, 2015. - 848 с.
Ключевые слова: познание; язык; когнитивная лингвистика.
В сборнике представлены статьи, посвященные исследованию различных аспектов языка в связи с познавательными процессами человека.
Во вступительной статье определяются особенности когнитивной парадигмы в лингвистике, к которым в первую очередь относится наличие тесных связей с другими дисциплинами, в том числе и естественно-научными. Составители сборника подчеркивают, что они исходили из максимально широкого понимания проблематики когнитивной лингвистики и включили в издание статьи, посвященные вопросам взаимодействия языка, ума1 и мозга человека. Одновременно с этим предпочтение отдавалось исследованиям, которые согласуются с эмпирическими знаниями о языке, уме и мозге, и составители сборника сознательно отказались от публикации материалов, «для которых характерен лишь самый общий мен-тализм» (с. 22).
Авторы вступительной статьи предлагают компьютерную метафору для обозначения двух режимов функционирования языка: режим off-line, в рамках которого язык выступает как хранилище знаний, и режим on-line, который связан с коммуникацией и дискурсом и в рамках которого происходит обмен информацией в вербальной форме. Авторы особо подчеркивают, что эти режимы функционирования языка не являются независимыми друг от друга, поскольку «в языке употребление формирует структуру, а имеющаяся структура ограничивает употребление» (с. 22-23).
Во вступительной статье определяется ряд сквозных тем сборника, к числу которых относятся: моделирование говорящим сознания адресата, способность к принятию иной перспективы, предотвращение неоднозначности языковых выражений, автомониторинг, а также эволюционный аспект языка и состояние когнитивных наук в целом.
1 Авторы вводят термин «ум» в экспериментальном порядке как переводческий эквивалент английского термина «mind». - Прим. реф.
Раздел I «Общее. Эволюция. Исторический контекст» содержит статьи, в которых рассматриваются наиболее общие вопросы когнитивной лингвистики.
Раздел открывается статьей А.Е. Кибрика «Когнитивный подход к языку», в которой автор излагает свое понимание языка под когнитивным углом зрения. Автор отталкивается от концепции Э. Сепира, согласно которой «языковая и мыслительная деятельность разворачиваются согласованно и параллельно» (с. 30), в результате чего надъязыковая когнитивная структура и вербальная структура образуют неразрывное единство. Согласно этой точке зрения «структура языка в значительной степени предопределена когнитивной структурой, хотя и не идентична ей» (с. 30). По мнению автора, существует два способа исследования отношений между языковыми феноменами и мыслительными процессами: от мышления к языку и от языка к мышлению. Автор отмечает, что ввиду недостаточности наших знаний об организации мыслительных процессов наиболее востребованным и продуктивным на сегодняшний день является второй подход. Этот подход основывается на идее о том, что анализ языковых форм позволяет реконструировать лежащие за ними когнитивные структуры. Такая реконструкция «опирается на постулат об исходной когнитивной мотивированности языковой формы: в той мере, в какой языковая форма мотивирована, она "отражает" стоящую за ней когнитивную структуру» (с. 32). Автор подчеркивает, что мотивированность отнюдь не означает наличие прямой, непосредственной связи между языковыми и ментальными структурами. Он пишет лишь о «достаточно жесткой семиотической логике» (с. 33), которая накладывает ограничения на языковую форму, и описание этой логики признается целью лингвистической реконструкции.
Автор выделяет два метода реконструкции: внутриязыковой, при котором в качестве исходного материала выступают отношения между формами одного языка, и межъязыковой, при котором сравниваются языковые формы многих языков.
Автор приводит ряд примеров, иллюстрирующих технологию лингвистической реконструкции на базе лингвистического явления маркированности. Реконструкция производится на материале русского, цахурского, даргинского, багвалинского, бенгальского и других языков.
Перечисляя основные подходы к определению маркированности, автор отмечает типологическую значимость данной теории, указывая на то обстоятельство, что степень относительной маркированности значений языковых параметров «следует некоторой универсальной логике, не зависящей от конкретного языка» (с. 35). Например, если в языке существуют грамматические средства различения единственного и множественного числа, значение множественного числа неизбежно является маркированным, а значение единственного - немаркированным. Если же в языке присутствует и двойственное число, образуется иерархия ед. <мн. <дв. Автор выводит импликативную универсалию: «Если в языке представлено более маркированное значение, то в нем имеются и все менее маркированные значения» (с. 35). Следовательно, возможны языки, в которых имеются единственное и множественное число или единственное, множественное и двойственное число, но невозможны языки, в которых представлены только единственное и двойственное или множественное и двойственное число. Аналогичным образом образует иерархию категория времени: настоящее < прошедшее < будущее. Согласно этой иерархии невозможно существование языков, в которых представлены только настоящее и будущее или только прошедшее и будущее времена.
Автор ставит перед собой задачу определить природу этой логики на основе когнитивного подхода к языку. Языковая маркированность определяется им как производное от когнитивной маркированности и характеризуется двумя чертами: 1) немаркированное языковое значение соответствует когнитивно нормальному (естественному, ожидаемому) положению вещей; 2) маркированное языковое значение соответствует когнитивно отклоняющемуся от нормального (неестественному, неожидаемому) положению вещей (с. 36). «Нормальное» положение вещей входит в когнитивный гештальт человеческого опыта и концептуализируется с минимальной затратой ментальных усилий, в то время как отклонения от гештальта требуют дополнительных когнитивных ресурсов.
Автор подчеркивает антропоцентрический характер когнитивной нормы, ее ориентированность на человека, чем и предопределяется ее универсальность: если норма присуща человеку как биологическому виду, она должна быть едина для всего человечества. Таким образом, существующие языковые универсалии «моти-
вированы единством человеческой когнитивной способности» (с. 37). Языковая маркированность же отображает когнитивный оператор нормы / отклонения от нормы.
В заключении к статье автор еще раз подчеркивает, что языковая структура мотивирована устройством когнитивной структуры, которая репрезентируется в естественном языке. Автор указывает на генетическую связь когнитивной лингвистики с функциональной и, шире, с семантической лингвистической теорией. Ценность когнитивного подхода, по мнению автора, заключается в том, что он позволяет лингвистике подняться «с уровня регистрации фактов на уровень предсказания фактов» (с. 57).
В статье Т. Гивона «Сложность и развитие» описываются и анализируются три вида развития, наблюдаемых в языке: диахрония, онтогенез и филогенез. Автор настаивает на том, что эти три процесса происходят параллельно и связаны между собой общими механизмами. Статья открывается рядом вступительных замечаний о феномене сложности. Автор полагает, что сложность - это общее свойство всех систем, обладающих внутренней организацией. Сложность является и базовой характеристикой человеческого сознания, в котором автор выделяет несколько «функциональных доменов» (с. 93), организованных как иерархические системы - зрение, слух, моторный контроль, внимание и эпизодическая память. В рамках этой концепции усвоение и совершенствование отдельных навыков (перцептивных, когнитивных, моторных и языковых) связано с увеличением автоматизированных процессов обработки. Важным принципом функционирования иерархических структур является функциональное взаимодействие между частями, составляющими единое целое. Такие структурно-функциональные взаимодействия могут быть обнаружены в синтаксических структурах любого уровня в любом естественном языке. Автор проводит параллель между биологическими и синтаксическими структурами, видя ее в том, что «как и в биологических структурах, синтаксические узлы низкого уровня не группируются в более высокоуровневые, абстрактные, если они функционально не связаны друг с другом» (с. 95).
Автор обсуждает проблему развития с биологической точки зрения и обнаруживает параллели между биологическими, нейро-когнитивными и языковыми явлениями. Так, домен «адаптивное
поведение» в биологии соответствует домену «научение» в познании и домену «диахрония» в языке. Аналогичным образом обнаруживаются параллели онтогенез - взросление - усвоение и филогенез - эволюция - эволюция. Автор подчеркивает, что речь идет не только об аналогии, но наличии единых механизмов, «общим знаменателем которых является адаптивное поведение индивида» (с. 97).
В статье рассматривается феномен ментальных репрезентаций, в числе которых автор выделяет семантическую память (родовые понятия), эпизодическую память (конкретные состояния и события), а также рабочую память («кратковременный буфер для обработки информации, обладающий малой вместимостью и небольшим временем хранения информации» (с. 98)). Ссылаясь на ряд исследований в биологии, автор утверждает, что семантическая и эпизодическая память являются «эволюционно древними, доче-ловеческими способностями» (с. 98). Важнейшую роль в развитии когнитивной организации семантической памяти человека автор отводит эволюции звукового кода, а в развитии эпизодической памяти - эволюции грамматических структур.
Рассматривая вопросы языковой диахронии и эволюции, автор отмечает, что в отличие от филогенеза и онтогенеза, имеющих явные аналоги в биологии, языковая диахрония традиционно рассматривается как неотъемлемая часть культуры, т.е. «накопление ненаследуемых поведенческих черт» (с. 100). Он полагает, однако, что биологическая эволюция и диахронические изменения в языке подчиняются нескольким общим принципам. К их числу Гивон относит следующее: наблюдаемые в данный момент микровариации внутри языка предсказывают возможные макровариации между языками в будущем; макрообразие диалектов / языков / языковых семей может восходить к ранней микровариации; постепенная пошаговая микровариация может приводить к разрывам в макровариации; процесс изменения адаптивен; адаптивные изменения «могут привести к значительному переструктурированию и увеличению произвольности в соотношении структур и функций и, следовательно, к кажущимся неадаптивными реликтовым чертам» (с. 101).
К контролирующим принципам развития, общим для языковой диахронии и биологической эволюции, автор относит следующие: постепенный характер изменений, мотивацию, связанную с
адаптационным отбором, первичность функциональных изменений по отношению к структурным, добавление новых структур к старым в конечной точке их развития, возможность глобальных адаптивных последствий в результате локальной адаптивной обусловленности, однонаправленность изменений (с. 101).
Автор рассматривает проблему языкового онтогенеза и эволюции и описывает процесс развития коммуникативных способностей у детей, проводя параллель с формированием пиджина в условиях освоения взрослыми второго языка естественным путем и обнаруживая множество сходных черт (обилие безглагольных предложений, преобладание конкретной лексики и др.).
Обращаясь к грамматике, автор отмечает высокий уровень ее сложности и высказывает предположение, что ее функционирование обеспечивается сетью, которая «формирует отдельные системы из уже существующих модулей» (с. 111), причем эти модули могли изначально возникнуть для выполнения адаптивных функций, не имеющих отношения к грамматике и языку вообще, но «подходящих для того, чтобы стать частью системы, выполняющей эту новую, сложную мегафункцию» (с. 111).
В заключение статьи автор отмечает, что человеческая система коммуникации строится на основе ранее сформировавшейся нейрокогнитивной системы приматов, и ее развитие, включая появление фонологического и грамматического компонентов, было заложено «в необходимости передачи неочевидной, неразделяемой коммуникантами адаптационно важной информации от одного человека к другому» (с. 114). Автор особо подчеркивает, что звуковая оболочка слова никогда не использовалась исключительно для кодирования понятий; слова становятся востребованы для коммуникации только в том случае, когда они обозначают целые пропозициональные сообщения.
«Эволюция языка на каждой стадии включала в себя использование ранее существовавших доязыковых мозговых структур для выполнения новых функций - близких, но не идентичных. Сам же процесс в целом продвигался вперед благодаря постепенно нарастающему давлению адаптации, обеспечивающему необходимость в возникновении человеческой коммуникации» (с. 115-116). Возникновение сложных синтаксических структур автор рассматривает не как цель адаптивного процесса, а как эпифеномен, возникший
под давлением адаптации и являющийся последствием локальных, рутинных и последовательно реализованных эволюционных шагов. Эволюция морфосинтаксической сложности - это результат перегруппировки ранее существовавших нейронных систем для включения в более сложные системы, возникающие для выполнения новых функций.
А.Д. Кошелев в своей статье «На пороге эволюционно-синтетической теории языка» характеризует состояние современной теоретической лингвистики как кризисное и предлагает проект единой эволюционно-синтетической теории языка, включающей в себя как собственно лингвистическую, так и когнитивную, мыслительную, социальную и другие составляющие. В статье рассматриваются два аспекта предлагаемой теории: назначение естественного языка (инструмент мышления, средство коммуникации и средство передачи слушающему референтных ситуаций) и эволюционная модель языка, которая дает объяснение эволюции языка и его становления у ребенка. Автор выделяет в языке сенсорное ядро -множество простых фраз, имеющих элементарную синтаксическую структуру, в которых используются сенсорные слова и которые описывают непосредственно воспринимаемые события реального мира. Язык в целом предстает в концепции автора как единство двух подъязыков, которое может быть представлено следующей формулой: «язык = сенсорное ядро + семантико-синтаксическое расширение» (с. 143). Сенсорное ядро представляет собой исходный, эволюционно более ранний язык, который является универсальным, в то время как семантико-синтаксическое расширение признается лингвоспецифичным языком, отражающим жизненный уклад, мировосприятие и культурные традиции конкретного этноса. Усвоение языка ребенком начинается именно с сенсорного ядра, представленного однословными сенсорными словами-фразами и двусловными сенсорными фразами, а затем происходит расширение в семантическом (появление переносных значений и слов с абстрактным значением) и синтаксическом (образование фраз со сложным синтаксисом) направлении.
В статье А. В. Кравченко «О предметной области языкознания» описывается методологический кризис в современной науке о языке и предлагается выход из него посредством создания синтетической лингвистической теории, основанной на подходе к чело-
веку и обществу как живым системам, «в основе организации которых лежат телесно воплощенные взаимодействия ориентирующего характера - естественный язык» (с. 155). Автор подчеркивает, что естественный язык не есть вербальные структуры, которые существуют независимо от человека и образуют систему. «Это акустические структуры, порождаемые, воспринимаемые и узнаваемые как таковые в динамически сложном контексте взаимодействий (включающем физический, биологический, эмоциональный, социокультурный, онтогенетический, исторический и многие другие аспекты)» (с. 165). Автор настаивает на том, что рассматривать их вне этого контекста нельзя. Методологической основой его подхода к языку является теория аутопоэза, один из постулатов которой гласит, что организм и его среда образуют единство и находятся в постоянном взаимодействии. «В случае человека как социального существа главной особенностью таких взаимодействий является язык - семиотическое явление, характеризующее когнитивную (=жизненную) деятельность человека как биологического вида» (с. 167). Именно это положение, по мнению автора, и следует положить в основание новой теории языка, в рамках которой лингвистика предстает как естественная наука.
В статье У. Чейфа «На пути к лингвистике, основанной на мышлении» рассматривается ряд лингвистических и психологических исследований и демонстрируется роль разных подходов в понимании мышления и языка.
В статье В.Б. Касевича «Заметки о "когниции"» содержится анализ таких базовых терминов когнитивной лингвистики, как «знания», «знак», «информация», «когниция» и др. Понятие «информация» признается примитивом, не поддающимся толкованию.
В статье В.М. Алпатова «Предшественники когнитивной лингвистики» определяются истоки когнитивной парадигмы и анализируются те аспекты «классических» теорий языка, которые коррелируют с современными когнитивными концепциями. Автор анализирует работы В. фон Гумбольдта, К. Фосслера, А. Сеше, А. Гардинера и других лингвистов, вычленяя в общем корпусе их исследований те аспекты, которые оказываются релевантными для формирования современной когнитивной лингвистики.
Раздел второй сборника озаглавлен «Язык как хранилище. Семантика Off-line». Он включает в себя статьи, описывающие статические аспекты функционирования языка.
В статье Л. Бородицки «Как языки конструируют время» рассматривается проблема ментальной репрезентации времени и изучается то влияние, которое оказывают используемые нами метафоры на наше осмысление этой сущности. Автор исходит из представления об укорененности любых абстрактных идей в телесном опыте, в актах реального взаимодействия со средой. Важнейшим компонентом этого опыта является восприятие пространственных отношений, которые служат источником метафорической проекции и на область времени: «Думая о времени, люди по всему миру опираются на пространство» (с. 200). Несмотря на универсальность этой когнитивной стратегии, носители разных языков все же по-разному представляют время вследствие того влияния, которое оказывает на них родная культура. Автор выделяет четыре аспекта языкового, культурного и индивидуального опыта, которые оказывают влияние на наше осмысление времени: 1) особенности пространственных метафор, которыми пользуются люди, рассуждая о времени; 2) набор пространственных репрезентаций и систем отсчета, доступных в рассуждениях о времени; 3) структурные закономерности культурных артефактов (например, направление письма) и 4) компоненты культурных и индивидуальных предрас-положенностей, возраст и опыт (с. 201).
Автор приводит примеры из разных языков, демонстрирующие глубинные различия в осмыслении времени. Так, в китайском языке используются вертикальные метафоры времени, и проведенные автором эксперименты показывают, что носители китайского языка в большей степени склонны представлять себе время вертикально, чем носители английского языка, в котором преобладает горизонтальная метафора времени. Было выявлено также, что носители китайского языка в большей степени опираются на метафоры хода времени, а не метафоры движения самого субъекта. Иными словами, в китайском языке преобладают метафоры, «предполагающие неподвижного наблюдателя и движущуюся ось времени» (с. 204).
Автор также приводит данные, касающиеся пространственных репрезентаций времени в некоторых культурах австралийских
аборигенов, в которых отсутствуют относительные пространственные понятия типа «право - лево» и вместо них используются лишь указатели абсолютного направления (север - юг). Проведенные ею эксперименты показывают, что представители этих этносов используют те же принципы ориентирования и при осмыслении времени. Автор приходит к выводу, что «кросскультурные различия в мышлении - это не просто вопрос стиля и предпочтений» (с. 207) и что «носители разных языков могут в конечном итоге качественно по-разному выстраивать столь фундаментальные сферы своего субъективного опыта, как пространство и время» (с. 208).
В статье Л.А. Янда «Аспектуальные типы русского глагола: пересматривая типологию Крофта» приводятся данные анализа ас-пектуальных типов глаголов, которые противоречат типологической модели, ранее предложенной У. Крофтом. Автор подробно анализирует классификацию Крофта и предлагает ряд дополнений к ней. Так, она вводит понятие «аннулированные деятельности» (annulled activities) (например, Мы ездили в Москву (и вернулись); Кто ложился в мою постель? (а сейчас исчез)) (с. 219). Кроме того, автор предлагает объединить циклические достижения и се-мельфактивы, которые в русском языке связаны друг с другом посредством видовых преобразований глаголов. Автор пишет также о смешанных аспектуальных типах - ингрессивах (заиграть) и тер-минативах (отсидеть) и выделяет точечный нетерминатив, или точечный перцепт, который «предполагает ограниченную начальную стадию, переход в тот момент, когда что-то становится доступно для зрения или слуха, и затем состояние» (увидеть, услышать) (с. 229). Классифицируя перфективы в русском языке, автор подчеркивает, что глаголы, выражающие анализируемые ей ситуации, часто характеризуются неоднозначностью, вследствие чего на практике система оказывается менее строгой, чем в теории.
Статья А.Д. Кошелева озаглавлена «О референциальном подходе к лексической полисемии». В ней изложен референциаль-ный подход к описанию системы значений так называемой сенсорной лексики - «существительных и глаголов, обозначающих "видимые" референты (предметы и физические действия)» (с. 287). Задачу референциального подхода автор видит в том, чтобы определить круг референтов слова в данном значении. Автор исходит из предположения, что основное значение конкретного слова
(предметного существительного или глагола действия) представлено в памяти носителя языка в виде «дуальной системы» (с. 292): Основное значение = Визуальный прототип <= Семантическое ядро. В этой модели стрелка < = обозначает отношение интерпретации, которое связывает образы внешнего мира и их каузальные осмысления. Автор поясняет, что прототип задает типичную визуальную (или шире - перцептивную) характеристику референта, а ядро - каузальную (функциональную, интенциональную) характеристику, которая выражает полезность референта в широком смысле этого слова (возможность его использования, понимания его взаимодействия с окружением и пр.) (с. 292).
Автор подчеркивает, что прототип и семантическое ядро -это когнитивные единицы различной природы: визуальный прототип описывает типичные референты, а ядро задает каузальный признак, присущий всем без исключения референтам слова.
Исходя из предложенной схемы, автор предлагает трактовку полисемии. Он полагает, что основное значение слова задается невербально, посредством описанной выше дуальной системы когнитивных единиц. «Производные значения слова, причем все без исключения, суть метафоры, метонимии или синекдохи, порожденные из его основного значения» (с. 293). Возникающие переносные значения задают не четкие категории референтов, а подклассы категорий или отдельные референты.
В статье В. Эванса «Концептуальная и межсловная полисемия: анализ в терминах теории лексических концептов и когнитивных моделей (ЛККМ)» рассматриваются два вида полисемии и обсуждаются различия между ними. Концептуальной полисемией автор называет разные толкования одной и той же лексической единицы в разных контекстах употребления. Концептуальная полисемия возникает вследствие того, что представление наших знаний об определенном предмете - это не монолитная структура, а сложная совокупность взаимозависимых компонентов. Под межсловной полисемией автор понимает наличие более или менее схожих толкований у отдельных лексических единиц (например, предлоги оп «на» и т «в» могут использоваться в значении «состояние», которое отличается от исходного для них пространственного значения). Межсловная полисемия, по мнению автора, возникает в результате семантической преемственности слов, которые на про-
тяжении длительной истории своего употребления обрастают типичными для них контекстами, под влиянием которых они модифицируются. Со временем этот процесс может привести к появлению новых лексических концептов, которые отклоняются от исходного лексического концепта.
В статье М.Д. Воейковой, В.В. Казаковской и Д.Н. Сатюко-вой «Семантика прилагательных в речи взрослых и детей» анализируются особенности усвоения прилагательных детьми в возрасте от одного до трех лет, описывается состав адъективного словаря матери и ребенка, изучается влияние синтагматического окружения на процесс усвоения прилагательных.
В разделе представлены также статьи Е.А. Гришиной «Круги и колебания: семантика сложных траекторий в русской жестикуляции», Т. Нессета и А.Б. Макаровой «Пространство во времени? Асимметрия предлога в в пространственных и временных конструкциях», Л.М. Лещёвой «Когнитивная лингвистика и терминологическая двуязычная интерпретирующая лексикография», Т.А. Строгановой, А.В. Буторина, А.Ю. Николаевой и Ю.Ю. Штырова «Процессы автоматической активации и торможения моторных областей коры головного мозга при восприятии речевой информации», Д. Дивьяк «Исследование грамматики восприятия (на материале русского языка)» и В. Д. Соловьева «Возможные механизмы изменения когнитивной структуры синонимических рядов».
Раздел третий озаглавлен «Язык как процесс. Коммуникация. On-line» и включает в себя статьи, в которых рассматриваются особенности использования языка в режиме реального времени.
В статье А. Мустайоки «Коммуникативные неудачи сквозь призму потребностей говорящего» предлагается новый взгляд на природу коммуникативных сбоев. Автор настаивает на необходимости многоаспектного подхода к проблеме, который учитывал бы не только лингвистические, но и психологические, а также социологические аспекты. Необходимость комплексного подхода обусловлена сложностью явления, который автор обозначает термином «ментальный мир» собеседников (с. 545), имея в виду «не только культурные элементы, но и языковую компетенцию говорящего, его отношение к собеседнику и его физиологическое и ментальное состояние в момент общения» (с. 545). Различия в ментальных мирах собеседников создают условия для коммуникатив-
ных неудач, поскольку говорящий часто ошибочно полагает, что он и его собеседник имеют единый ментальный мир. Автор вводит понятие реципиент-дизайна (с. 546), под которым понимается «приспособление отдельных речевых актов к ментальному миру того человека, с которым осуществляется коммуникация» (с. 546). Именно неадекватность реципиент-дизайна он признает основной причиной коммуникативных неудач.
Неадекватный реципиент-дизайн может возникнуть в том случае, если человек стремится избежать когнитивных усилий и, например, прибегает к использованию однотипных речевых актов вместо того, чтобы адаптировать речь под потребности собеседника. Другой причиной является стремление к саморепрезентации, которое выражается в использовании заведомо сложных, непонятных собеседнику слов с целью эффектно представить себя ему. Наглядной иллюстрацией тому служит ситуация научного доклада на конференции, где «потребность доказать свою эрудированность побеждает в ущерб доступности и понятности речи» (с. 555). Негативное влияние на качество реципиент-дизайна может оказать и излишняя вежливость или осторожность: если говорящий выбирает слишком мягкий вариант высказывания, высока вероятность недопонимания со стороны собеседника.
В статье А. А. Кибрика «Когнитивный анализ дискурса: локальная структура» излагается программа когнитивного анализа дискурса как научного направления. В качестве материала исследования используется корпус русских устных рассказов.
Автор определяет три основных задачи лингвистического анализа дискурса: определение типов дискурса, выявление структуры дискурса, изучение того влияния, которое дискурс оказывает на более локальные языковые явления (грамматические, фонетические и т.п.).
Обращаясь к вопросу о типах дискурса, автор выделяет несколько таксономических параметров: модус дискурса (устный -письменный), жанр, функциональный стиль, степень формальности и другие. Говоря о структуре дискурса, автор предлагает различать глобальную (параграфы в статье, группы последовательных и взаимосвязанных реплик в диалоге) и локальную (элементарные дискурсивные единицы) структуру. Влияние общего дискурса на более локальные составляющие проявляется в установлении опре-
деленного порядка слов, выборе форм глагола, использовании артиклей, коннекторов, расположении и длине пауз и др.
Автор подчеркивает необходимость изучения естественного дискурса, который реализуется в устной форме и разворачивается в реальном времени. Он настаивает на том, что функционирование языка в режиме on-line - это не менее когнитивное явление, чем его использование в качестве хранилища информации. «Дискурс порождается когнитивной системой говорящего, и предпосылкой для возникновения любого дискурса является презумпция говорящего о том, что его сообщение будет более или менее адекватно проинтерпретировано когнитивной системой адресата» (с. 603). Когнитивный анализ дискурса не только создает новые междисциплинарные связи между лингвистикой и другими когнитивными дисциплинами, но и позволяет получить новые данные относительно таких когнитивных явлений, как память, представление знаний, планирование дискурса в реальном времени и т.д.
В локальной структуре дискурса автор выделяет элементы-кванты, которые терминологически обозначены в статье как элементарные дискурсивные единицы (ЭДЕ) (с. 605). Эти единицы выделяются на просодических основаниях и обладают рядом характерных признаков: единый контур частоты основного тона, наличие основного акцентного центра, характерный громкостный паттерн, характерный темповый паттерн, характерный паттерн пау-зации. Автор поясняет, что в ЭДЕ наблюдается координация различных аспектов порождения дискурса - физиологических (ЭДЕ произносится на одном выдохе), когнитивных (в одной ЭДЕ вербализуется один фокус сознания), семантических (семантический объем ЭДЕ - это описание одного события или состояния), грамматических и просодических. Взаимодействие между этими уровнями служит доказательством того, что ЭДЕ является фундаментальной единицей языка.
Автор полагает, что такая «квантованная» (с. 607) структура дискурса имеет глубокие нейрокогнитивные, поведенческие и эволюционные корни.
В прототипическом случае ЭДЕ совпадают с клаузами, вследствие чего дискурс можно представить как сеть клауз. «Семантический объем клауз адаптировался к типовому когнитивно и нейрофизиологически допустимому объему в ходе эволюционного
2016.01.006-007
формирования человеческого языка» (с. 607). Неканонические клаузы представляют собой разнородную группу, в составе которой выделяются малые ЭДЕ (меньше, чем клауза) и большие ЭДЕ (больше, чем клауза). Автор описывает одну из разновидностей малых ЭДЕ - ретроспективные субклаузальные ЭДЕ - и предлагает их когнитивно ориентированную классификацию.
Автор приходит к общему выводу о том, что «когнитивный подход является необходимым условием для адекватного понимания устного дискурса, порождаемого говорящим в реальном времени» (с. 627).
В разделе содержатся также статьи А. Ченки «Понятие динамического диапазона коммуникативных действий в теории когнитивной лингвистики», А. В. Кравченко «Грамматика в когнитивно-семиотическом аспекте», О.В. Федоровой «Типология референци-альных конфликтов (экспериментальные исследования)», В. Кемпе, М. Рукс, Л. Сварбригг «Эмоции говорящего могут влиять на порождение неоднозначности», О.В. Драгой, М.Б. Бергельсон, Е.В. Искра, А.К. Лауринавичюте, Е.М. Манновой, А.А. Скворцова и А.И. Статникова «Сенсомоторные стереотипы в языке: данные патологии речи», Ш.Т. Гриса «Структурный прайминг: корпусные исследования и узуальные / экземплярные подходы», М. Томаселло «Узуальная теория усвоения языка» и С. Голдин-Медоу «Расширяя взгляд: как мануальная модальность помогает понять язык, обучение и познание».
А.В. Нагорная
ПСИХОЛИНГВИСТИКА
2016.01.006-007. ЛИНГВИСТИКА ПЕРЕД ВЫЗОВАМИ XXI ВЕКА. (Сводный реферат).
2016.01.006. КРАСНЫХ В.В. Роль и функции языка как объекта современных интегративных исследований (Психолингвистический, лингвокультурологический, психолингвокультурологический и комплексный общегуманитарный подходы) // Вопр. психолингвистики. - М., 2015. - 2 (24). - С. 90-97.
2016.01.007. ШАХОВСКИЙ В.И. Когнитивная вооруженность при рационализации эмоций // Вопр. психолингвистики. - М., 2015. -2 (24). - С. 132-144.
