Местная культура отходничества такова, что выезд на работу за границу - это не только финансовый, но и статусный плюс. Местные ценности под влиянием трудовой миграции изменились настолько, что семьи заставляют молодых своих членов приобщиться к трудовой миграции, чтобы семья стала не только зажиточной, но и повысила свой статус. Трудовая миграция стала национальным обычаем, а для молодежи чем-то вроде инициации: не съездил на заработки за границу - значит, ты еще не взрослый. И в этих условиях микрокредитование, как оно первоначально понималось его создателями, призванное дать толчок местному развитию, скорее выталкивает людей за границу, не дает доучиться в школе, отрывает от местных традиций и навязывает чужие ценности1.
Ю.В. Чайников
ЭКОНОМИКА
2015.04.038-041. ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЕ СДВИГИ В ЭКОНОМИКЕ КИТАЯ. (Сводный реферат).
2015.04.038. SON NGOK CHU, SONG LIGANG. Promoting private entrepreneurship for deepening market reform in China: А resource allocation perspective // China а. world economy. - Beijing, 2015. -Vol. 23, N 1. - P. 47-77.
2015.04.039. ГУН ГУАНЬ, ХУ ГУАНЛЯН. Эффективность распределения ресурсов и совокупная факторная производительность в китайской обрабатывающей промышленности.
ГУН ГУАНЬ, ХУ ГУАНЛЯН. Чжунго чжицзаое цзыюань пэйчжи сяолюй юй цюань яосу шэнчаньлюй // Цзинцзи яньцзю. - Пекин, 2013. - № 4. - С. 4-15. - Кит. яз.
2015.04.040. BRODSGAARD K.E. Politics and business group formation in China: the Party in control? // China quart. - L., 2012. -N 211. - P. 624-648.
2015.04.041. LIN KUN-CHIN, CHEN SHAOFENG. The local government in corporate restructuring: case studies in fractured bargaining relations // J. of current Chinese affairs. - Hamburg, 2013. -N 4. - P. 171-198.
1 Выразительно иронично смотрится в статье указание цен в тайских батах (а не в родных камбоджийских риелях) и название провинции Сиемреап (букв.: «Сиам побежден»). - Прим. реф.
Ключевые слова: Китай; экономика; институты; реформы; предпринимательство; рентабельность.
Появление и быстрое развитие частного предпринимательства сыграли большую роль в структурной трансформации китайской экономики и поддержании высоких темпов ее роста. Однако, как отмечают Сон Нгок Чу и Сун Лиган (Школа публичной политики Крауфорда, Австралийский национальный университет, Канберра) (038), регулируемое государством распределение ресурсов также является важной составной частью китайской стратегии реформ. Оно способствует выживанию государственных предприятий (ГП) и оказывает значительное влияние на эволюцию частных предприятий (ЧП).
В экономической науке под предпринимателями обычно понимаются люди, которые владеют и управляют бизнесом с целью создания стоимости посредством экономической деятельности, предполагающей освоение новых производственных процессов, выпуск новых продуктов, использование возможностей имеющихся рынков (038, с. 49). Такое определение, содержащееся, в частности, в правовых актах ОЭСР, перекликается с мнением Й. Шум-петера, который рассматривал предпринимателей в качестве инноваторов, готовых ради получения прибыли брать на себя риски, связанные с внедрением новинок, которые сулят более высокую производительность. В этом смысле появление новых товаров и производственных процессов создает неравновесие на уже существующих рынках \ Шумпетерианское понимание предпринимательства как «конструктивного разрушения» имеет особое значение применительно к стране, находящейся в процессе перехода от централизованно планируемой к рыночной экономике. Ведь становление рыночных механизмов как раз непосредственно связано с развитием частнопредпринимательского сектора.
Но предпринимательство не всегда связано с инновациями: извлекать прибыль можно и просто за счет заполнения разрыва между спросом и предложением, причем не только путем производства товаров, но и осуществляя торговую деятельность. Кроме того, как показал У. Баумоль, извлечение прибыли предпринима-
1 Schumpeter J.A. The theory of economic development. - Cambridge, MA: Harvard univ. press, 1934.
телями далеко не всегда приносит выгоды обществу в целом. Он выделил несколько типов предпринимательства, которые различаются по характеру приносимого дохода.
Производительное предпринимательство предполагает, что, используя свой талант для освоения имеющихся на рынке возможностей, бизнесмен создает дополнительное богатство для общества. Но извлекать прибыль можно и через связи с политиками или используя дефекты и лакуны, имеющиеся в законодательстве, например, добиваясь более льготных условий налогообложения или госсубсидий для своего бизнеса. В таких случаях предприниматель получает прибыль, но он не генерирует богатство, а только перераспределяет его в свою пользу, это непроизводительное предпринимательство. А в определенных случаях бизнесмены максимизируют свой доход, занимаясь незаконной деятельностью, приводящей к потере общественного богатства;, тогда это деструктивное предпринимательство\
Распространенность в обществе того или иного типа предпринимательства зависит от существующей в стране институциональной среды: она определяет сравнительную прибыльность различных видов деятельности на рынке и, соответственно, как распределяют между ними бизнесмены свое время и усилия. Р. Собель показал, что производительное предпринимательство доминирует там, где защищены права собственности, соблюдаются контракты, существует справедливая и сбалансированная судебная система, а государственное регулирование адекватно и эффективно2.
Учитывая эти обстоятельства, можно утверждать, что предпринимательство не всегда способствует экономическому росту, и сказанное в особенности касается переходных экономик, где существует множество лазеек для извлечения прибыли, порожденных неразвитостью самих институциональных механизмов рыночного хозяйства, где возможно быстрое обогащение за счет деятельности, не связанной с работой на рынке. Иными словами, в таких эконо-
1 Baumol W.J. Enterpreneurship: productive, unproductive and destructive // J. о£ political economy. - 1990. - Vol. 98, N 3. - P. 893-921. - Приведено по реф. источнику.
Sobel R.S. Testing Baumol: institutional quality and the productivity of enterpreneurship // J. of business venturing. - 2008. - Vol. 23. - P. 641-655.
миках существует питательная среда для широкого распространения непроизводительного предпринимательства.
С. Эстрин, К. Мейер и М. Бычкова выделили стадии рыночной трансформации, в рамках которых доминируют различные типы предпринимательства. На первой стадии внедряются рыночные механизмы распределения производимых товаров и постепенно демонтируются свойственные плановому хозяйству институты распределения ресурсов. В таких условиях весьма вероятны колебания сравнительных цен, часто возникают дисбалансы спроса и предложения. Среди предпринимателей преобладают такие, которые не боятся действовать в ситуациях высокой неопределенности и отсутствия важной информации о состоянии рынков.
В течение второй стадии неопределенность уменьшается благодаря макроэкономической стабилизации и меньшей волатиль-ности цен. Складываются институциональные основы функционирования рыночной системы, такие как права частной собственности. Все это способствует появлению слоя предпринимателей-иннова-торов в шумпетерианском смысле. На третьей стадии рыночные институты становятся главными регуляторами распределения ресурсов и снабжения агентов экономики информацией. Исполнение контрактов начинает определяться прежде всего функционированием правовой системы. Появляется больше возможностей для привлечения компаниями внешнего финансирования. В результате происходит дальнейшая экспансия слоя шумпетерианских бизнесменов, хотя и другие типы предпринимательства могут по-прежнему быть распространенными вследствие того, что институциональные изменения могут не поспевать за темпами расширения рынка1.
В целом, отмечают Сон Нгок Чу и Сун Лиган, развитие национального предпринимательства определяется следующими условиями:
- правовым регулированием (оно, в частности, устанавливает правила входа на рынок и выхода с него, а также технические, социальные, экологические стандарты предпринимательской деятельности, нормы ее налогообложения);
1 Estrin S., Meyer K.E., Bytchkova M. Enterpreneurship in transitan economies // The Oxford handbook of enterpreneurship. - N.Y.: Oxford univ. press, 2008. -P. 679-723.
- возможностями рынка, которые зависят прежде всего от интенсивности конкуренции и степени присутствия государства на рынке, в том числе в сферах производства общественных благ1;
- культурными традициями, которые формируют отношение к предпринимательству в обществе и воздействуют на склонность людей к занятиям бизнесом и обладанию собственностью;
- наличием в обществе ресурсов предпринимательских способностей, которое определяется в том числе и развитостью бизнес-образования, а также возможностями миграции предпринимателей;
- технологическим потенциалом (инвестициями в НИОКР, наличием каналов распространения технологий между предприятиями, патентной защитой технологий);
- доступом к финансированию за счет банковских кредитов и размещения акций (038, с. 51-52).
Но в переходной экономике некоторые из этих условий могут не соблюдаться. Вообще говоря, сущность рыночной трансформации заключается в изменении баланса сил между государством и рынком. Изначально в плановых экономиках государство контролировало все ресурсы - от основных фондов предприятий до земельных и сырьевых ресурсов. Оно делало это через институты ГП и сельскохозяйственных кооперативов. Сбережения в такой системе были ограниченными ввиду того, что распределение происходило в значительной мере в неденежных формах. Добавленная стоимость изымалась у предприятий государством, в том числе за счет установления условий торговли (т.е. соотношения административно регулируемых цен), способствующих перераспределению стоимости от аграрного к индустриальному сектору.
Поэтому одна из важнейших составляющих рыночной трансформации - это ослабление госконтроля над ресурсами, в том числе за счет уменьшения роли ГП и прямого вмешательства государства в обмен продукцией. Все это и создает условия для появления слоя предпринимателей, использующих возникающие возможности освоения рынка и института частной собственности. Но и государство в процессе трансформации незаменимо, так как
1 Под общественными (публичными) благами в экономической теории понимаются товары и услуги, производство которых обеспечивается государством при условии, что они приносят существенные выгоды обществу. - Прим. реф.
складывающиеся рыночные институты еще не могут сами по себе обеспечить координацию различных видов деятельности. Ведь системные преобразования - это, по определению, долгий процесс, государственное участие в экономическом развитии на стадии перехода как раз и призвано предотвращать институциональный вакуум.
Неизбежное в такой ситуации сосуществование элементов либерализации и госконтроля над ресурсами оказывает значительное воздействие на деятельность предпринимателей. Позитивная его сторона проявляется, когда государство само прилагает усилия к совершенствованию конкурентных механизмов, облегчая предпринимателям вход на рынки. Негатив же связан с тем, что государство может усиливать свой контроль над ресурсами, затрудняя доступ к ним предпринимателей.
Сохранение ГП в определенных отраслях часто равнозначно существованию там монополий, искажающих функционирование ресурсных рынков. Кроме того, оно создает много возможностей для извлечения рентных доходов1. Широко распространенная в переходных обществах коррупция как раз и является проявлением этих тенденций. Однако, по мнению Сон Нгок Чу и Сун Лигана, ситуация «погони за рентой» в таких обществах объективно неизбежна, и некоторые виды ренты создают дополнительные стимулы для экономического роста. В конечном счете здесь тоже все зависит от государства: оно может стимулировать частные инвестиции, перераспределяя ренту в пользу предпринимателей или используя ее для производства общественных благ, но при этом нужно обеспечить, чтобы рента распределялась как можно более равномерно между получателями (038, с. 53-54).
В Китае постепенность либерализации в начальной стадии реформ (1978-1992) выразилась прежде всего в формировании «двухколейной» системы ценообразования (когда часть продукции предприятия продавалась по фиксированным, а другая часть - по рыночным ценам). Сосуществование плановых механизмов и складывавшихся механизмов рыночного обмена началось с перехода в аграрном секторе от «народных коммун» к «семейному
1 Под рентой в экономической науке понимается доход, формирующийся в результате тех или иных ограничений конкуренции. Под «погоней за рентой (rent-seeking)» обычно имеют в виду извлечение дохода благодаря использованию административных ресурсов. - Прим. реф.
подряду». Затем подрядные отношения стали внедряться и в промышленности. Либерализация охватила прежде всего рынки потребительских товаров, а потом она распространилась и на рынки сырья и материалов. Огромный разрыв между спросом и предложением, порожденный товарным дефицитом эпохи планового хозяйства, создал значительное поле деятельности для возникавшего негосударственного бизнеса, хотя многие заявившие о себе в тот период предприниматели отличались авантюрным складом характера.
В 1980-е годы в КНР сложилась целая совокупность негосударственных укладов хозяйства, включавшая в себя коллективные, в том числе волостные и поселковые (ВИИ), ЧП и предприятия с иностранным капиталом. За 1978-1992 гг. доля ГП в валовом промышленном выпуске снизилась с 78 до 48%, доля негосударственных укладов возросла с 22 до 52% (038, с. 55). Но становление китайского бизнеса происходило в условиях, когда его право на существование было признано государством лишь частично: это вытекало и из самой постепенности и экспериментальности реформ, и из деклараций правительства о подчиненном и вспомогательном статусе частного предпринимательства, которое по-прежнему ассоциировалось с капиталистической эксплуатацией.
Права собственности не предприятия были определены нечетко. Тем не менее негосударственные предприятия быстро развивались и в такой неблагоприятной институциональной среде. По-видимому, отмечают Сон Нгок Чу и Сун Лиган, этому способствовал демонстрировавшийся властями «направленный либерализм» (directional liberalism): сами намерения осуществлять реформы послужили достаточным условием для начала предпринимательского бума. Но при этом многие фактически частные предприятия в 1980-1990-е годы регистрировались как коллективные, т.е. предприятия общественной собственности (как говорят в Китае, такие предприятия надевали на себя «красную шапку»).
В 1980-1988 гг. темпы прироста выпуска в коллективном секторе, представленном в основном ВПП, составляли в среднем 16,9% в год, а в госсекторе - только 8,5%. Опережающим темпом росла в коллективном секторе и совокупная факторная производительность (СФП1): в среднем на 4,6% в год, тогда как на ГП - на
1 Совокупная факторная производительность - разность между приростом выпуска и приростом затрат использованных факторов производства (капитала,
2,4% (038, с. 56). Несомненно, это объяснялось прежде всего большей интегрированностью ВПП в рыночные отношения. Но отчасти такое различие динамики между секторами было связано и с той ролью, которую играло в распределении ресурсов государство, особенно в лице местных властей.
Во-первых, в отношении ГП в те времена не проводилось какой-либо четко определенной промышленной политики, власти стремились повысить эффективность всех ГП, создавая материальные стимулы для их менеджеров и рабочих. «Двухколейная» система ценообразования создала условия для вывода ресурсов с ГП в негосударственные сектора экономики, а незаполненные ниши на рынке, оставшиеся со времен всеобщего дефицита, делали производство в негосударственных укладах высокорентабельным, фактически такие предприятия акуммулировали квазиренту. Для самого же госсектора «двухколейная» система обернулась расцветом коррупции среди менеджеров.
Во-вторых, в развитии ВПП большую роль играли местные власти, которые обеспечивали таким предприятиям доступ к земельным ресурсам, инфраструктурным объектам, а также льготное налогообложение. Этому способствовало введение в 1980-е годы новой системы межбюджетных отношений в виде «территориального финансового подряда», усилившего автономию местных властей в сборе доходов и осуществлении расходов. Местные власти стали более заинтересованными в создании новых предприятий на подконтрольных территориях. А поскольку институциональная среда все еще была неблагоприятна для ЧП, то власти предпочитали тогда напрямую поддерживать именно ВПП, в том числе непосредственно участвуя в их капиталах.
В-третьих, ВПП, также благодаря поддержке местных властей, имели и более легкий, чем у ЧП, доступ к банковским кредитам, особенно по линии сельских кредитных кооперативов, для которых главным источником фондирования был государственный Сельскохозяйственный банк Китая.
Таким образом, ВПП выступили «платформой» для последующего развития собственно частнопредпринимательского сек-
труда, земли и т.д.). С помощью расчета СФП устанавливается, в какой степени на увеличение объема производства повлияло повышение эффективности использования ресурсов. - Прим. реф.
тора. Они обеспечили эффективное использование высвобождавшихся из госсектора ресурсов благодаря тому, что они культивировали в основном трудоемкие производства, соответствовавшие сравнительному преимуществу китайской экономики.
Идеологический и правовой подход властей к частному сектору изменился после прорыночных установок Дэн Сяопина, высказанных им в ходе поездки на Юг Китая в начале 1992 г., и выдвижения в сентябре того же года на XIV съезде КПК концепции «социалистической рыночной экономики». В 1999 г. в Конституцию КНР были внесены поправки, признавшие ЧП «важной составной частью» экономики социализма.
В течение 1990-х годов продолжалась либерализация цен, и к 1997 г. свободное ценообразование распространялось на 85% объема сельхозпродукции, 95% розничного товарооборота и 96% продаж производственных материалов (038, с. 58). Значительные ли-берализационные реформы произошли во внешнеэкономической сфере еще в ходе подготовки к присоединению страны к ВТО: был осуществлен переход к единому валютному курсу юаня, значительно снижены импортные тарифы и устранены многие количественные ограничения импорта, право на прямой выход на внешние рынки получили многие промышленные предприятия. А присоединение к ВТО в 2001 г. создало дополнительные возможности для национальных компаний в освоении зарубежных рынков, привлечении иностранных капиталов и технологий. В то же время оно усилило конкурентное давление на ГП: условия членства Китая в ВТО прямо предполагали повышение статуса национальных ЧП на внутреннем рынке, допуск их во многие ранее закрытые для них сферы.
Но и сейчас либерализация рынков факторов производства остается лишь частичной, тогда как продуктовые рынки уже по сути полностью либерализованы, и это имеет прямое отношение к условиям конкуренции ГП и ЧП за ресурсы.
Низкая рентабельность ГП еще в 1990-е годы побудила власти к неоднократным попыткам повысить их эффективность за счет разделения прав собственности и хозяйствования, принудительных банкротств. С течением времени ставка в реформировании стала делаться на диверсификацию структуры собственности через акционирование ГП и продажи их частным фирмам. С конца 1990-х
годов происходила приватизация и в секторе ВПП, так как их коллективный статус стал ощутимо влиять негативным образом на их конкурентоспособность, на оперативность принятия решений в рамках системы корпоративного управления. Многие ВПП стали снимать с себя «красную шапку», превращаясь в обычные ЧП.
Ресурсы и активы продолжали перераспределяться от ГП к ЧП через рыночные каналы, и это способствовало ослаблению нагрузки на бюджетную систему, которая традиционно субсидировала убыточные ГП. Но повышение эффективности использования ресурсов происходило одновременно с расхищением части активов в ходе реструктуризации ГП. Непроизводительное предпринимательство, связанное с извлечением ренты, получало тем самым дополнительный импульс. Но есть основания думать, считают Сон Нгок Чу и Сун Лиган, что соответствующие потери компенсировались тем, что в ходе приватизации ГП местные власти требовали от новых хозяев сохранять рабочие места для имевшегося персонала. Кроме того, сам рост числа ЧП создавал возможности для смягчения проблемы безработицы, порождаемой реструктуризацией ГП (038, с. 60).
На ходе реформы ГП в 1990-е годы стало сказываться выдвижение правительством приоритетов промышленной политики. С середины 1990-х годов господдержку стали получать такие отрасли, как машиностроение, электроника, автомобилестроение, нефтехимия, строительство. Это непосредственно сказалось на практической реализации выдвинутого на XV съезде КПК в 1997 г. нового курса реформы ГП - «Удерживать крупное, отпускать малое»: именно в приоритетных отраслях было выделено около 1 тыс. крупных предприятий, которые должны были остаться в госсобственности. Позже к перечню «стратегических» отраслей были добавлены энергетика, коммунальное хозяйство, сектор телекоммуникаций, воздушные и морские перевозки (038, с. 61).
Инструментами промышленной политики стали вновь введенные административные барьеры на вход негосударственных предприятий в соответствующие отрасли. Фактически тем самым были созданы административные олигополии, их позиции на рынках поддерживались в том числе и закупками у них продукции местными властями. Результатом такой политики стала асимметрия в присутствии предприятий различных форм собственности в от-
дельных отраслях. ЧП широко представлены во многих отраслях обрабатывающей промышленности, розничной торговле, общественном питании, оказании бытовых услуг. Но их очень немного в «стратегических» отраслях промышленности, энергетике, строительстве, финансовом секторе, там и сейчас доминируют ГП, а ведь эти отрасли так или иначе удовлетворяют спрос всех остальных секторов хозяйства и влияют тем самым на параметры его развития (038, с. 62).
Контроль над финансовой системой имеет для государства особое значение. С прогрессом либерализации экономики у властей сужались возможности для реализации целей структурной политики путем сознательных искажений сравнительных цен, и в таких условиях именно распределение финансовых ресурсов государством закономерно вышло на первый план. Правительство способствовало развитию банковского сектора и фондового рынка, которые должны были выполнять функцию трансформации сбережений в инвестиции. Но оно удерживало за собой монопольные позиции в финансовой сфере с помощью мажоритарного участия в капиталах банков и финансовых компаний, а также жесткого регулирования деятельности негосударственных «игроков» на финансовых рынках. В результате сбережения общества перераспределялись прежде всего в пользу ГП в «стратегических» отраслях, а также на нужды реализации крупных инфраструктурных проектов.
Дешевое кредитование ГП обеспечивалось и благодаря «финансовым репрессиям» - административному занижению государством процентных ставок по депозитам и займам. Но тем самым искажалась информация о реальной цене капитала, поступавшая к субъектам сбережения и инвестирования; закладывалась основа для накопления «плохих долгов» в банковской системе; формировались рентные доходы у тех «игроков», которые могли выигрывать на разнице между официальными и рыночными процентными ставками. Такова неизбежная оборотная сторона сохраняющегося государственного контроля.
Несколько по-иному эти противоречивые тенденции проявляются на рынке земельных ресурсов. Номинально земля в китайских городах является собственностью местных правительств, а в деревнях она принадлежит коллективам крестьян. Фактически же контроль за предложением земельных участков и оборотом «прав
пользования» ими остается за государством. Но, в отличие от ситуации с банковскими кредитами, государственная монополия здесь ведет не к завышению, а к занижению стоимости земельных ресурсов для ЧП.
Местные правительства ради привлечения инвесторов на свои территории соревнуются между собой в установлении более низких ставок платы за аренду земли. А для пополнения фондов дешевых земельных ресурсов местные власти активно реквизируют участки у крестьян без адекватной компенсации и отдают их затем под промышленное и инфраструктурное строительство. Занижение цен на землю для промышленных инвесторов, включая ЧП, равнозначно скрытому госсубсидированию, тоже порождающему рентные доходы. Но если бы этого не было, то промышленное развитие в Китае не было бы таким быстрым, как в последние десятилетия, оно сдерживалось бы гораздо более существенным ростом цен на землю.
Контроль за землеотводом позволяет местным властям получать значительные фискальные доходы, а они в существенной мере тратятся на инфраструктурное строительство. В этом смысле можно сказать, что рентные доходы тратятся властями на производство общественных благ, но с той оговоркой, что делается это за счет ущемления прав крестьян, у которых отобрали землю. Такие инфраструктурные инвестиции позитивно влияют на экономический рост как в кратко-, так и в долгосрочной перспективе: тем самым увеличивается потенциал совокупного предложения и уменьшаются издержки предприятий, связанные с доступом к инфраструктуре. Поэтому бенефициарами госконтроля над ключевыми ресурсами в конечном счете являются и ЧП. Достижения Китая в инфраструктурном строительстве действительно впечатляют: протяженность автомобильных дорог в стране увеличилась с 1,16 млн км в 1995 г. до 3,46 млн км в 2006 г.; протяженность железнодорожной сети - 59,7 тыс. до 77,1 тыс. км, а число абонентов мобильной связи - с 8 млн до 610 млн (038, с. 65).
Но в то же время занижение государством цен на ресурсы породило гипертрофированный инвестиционный бум в обрабатывающей промышленности, сопровождавшийся падением отдачи от капиталовложений. Практически во всех промышленных отраслях, кроме тех, которые имеют характеристики естественных монопо-
лий (нефтегазодобыча, атомная энергетика, табачная промышленность, водоснабжение), доли ГП в совокупных активах отрасли больше, чем их доли в совокупном выпуске (038, с. 67). Это говорит о том, что в отраслях, где в большей мере присутствуют ЧП и острее конкуренция, госконтроль над ресурсами показывает меньшую эффективность, и выявляются системные слабости ГП.
Госконтроль порождает и неравные условия доступа к ресурсам. Ориентация банков на кредитование преимущественно ГП означает, что к заемным ресурсам имеют весьма ограниченный доступ малые и средние ЧП. По данным за 1999 г., на ЧП приходилось только 0,5% объема кредитования, тогда как их доля в совокупном объеме промышленной продукции тогда уже достигала 35% (038, с. 63). ЧП приходится удовлетворять свой спрос на финансовые ресурсы, используя неформальные отношения как с другими предпринимателями, так и с чиновниками и менеджерами государственных банков. Соответствующие ренты делятся между частным бизнесом и представителями государства. Тем более это свойственно земельному рынку, спекулятивная природа которого госконтролем над земельными ресурсами только усиливается.
В итоге значительная часть бизнесменов инвестирует деньги не в деятельность, связанную с освоением рынков, а в покупку связей внутри политических элит; это и есть то, что Баумоль назвал непроизводительным предпринимательством. Неэффективные компании, обладающие политическими связями, остаются на рынке и перераспределяют в свою пользу часть ресурсов, а это не может не сказываться негативным образом на темпах технологического прогресса в экономике и росте производительности в долгосрочной перспективе.
Но сопоставление показателей рентабельности и производительности труда у ГП и негосударственных предприятий в 2000-2010-е годы дает неоднозначную картину. Прибыль промышленных ГП в 2003-2007 гг. была существенно выше, чем в негосударственных секторах, и только в период мирового финансового кризиса 2008-2009 гг. их показатели рентабельности сблизились. А прирост производительности труда в 1998-2007 гг. на ГП был устойчиво более высоким, чем в негосударственных укладах (в 1988-1998 гг. наблюдалась противоположная ситуация). По-видимому, объясняется это как эффектом проведенных в госсекторе
реформ, способствовавших росту СФП, так и тем, что деформации рынков капитала, связанные с госконтролем над финансовой системой, работали в пользу ГП. Напротив, на операционных показателях ЧП такие деформации сказывались негативно, можно сказать, что улучшение показателей ГП и потери в эффективности у ЧП -это две стороны одной медали (038, с. 69-71).
Все это свидетельствует о необходимости дальнейшей либерализации входа частных «игроков» в «стратегические» отрасли, особенно в финансовый сектор. «В последние годы, когда продуктовые рынки уже были либерализованы, государственное вмешательство в функционирование рынков факторов производства оказывало, скорее, негативное влияние на результаты деятельности частного сектора. А с учетом большей доли, которая приходится в экономике на частные предприятия, и их более высокой эффективности, чем в госсекторе, можно предположить, что ослабление государственного контроля над ключевыми ресурсами позитивно скажется на производительности и экономическом росте в будущем» (038, с. 72).
Гун Гуань и Ху Гуанлян (экономический факультет Шанхайского университета экономики и финансов) (039) отмечают, что с доминированием ГП в дореформенной плановой экономике была связана низкая эффективность распределения ресурсов. С началом реформ рыночные цены стали выполнять функцию регуляторов распределения ресурсов и произведенной продукции. Административный контроль над перемещением рабочей силы по стране стал слабеть, обозначилась тенденция выравнивания оплаты труда работников сходной квалификации, т.е. стали преодолеваться искажения в распределении трудовых ресурсов внутри экономики. В то же время происходило постепенное развитие рынка капитала, условия получения кредитов предприятиями тоже стали более рациональными.
Среди работ последнего времени, посвященных проблематике распределения ресурсов и динамике СФП в китайской экономике, выделяется опубликованная в 2009 г. статья Се Чантая и П. Кленова1. Для оценки эффективности распределения ресурсов ими был использован метод расчета «дохода от повышения СФП»
1 Hsieh Chang-Tai, Klenov P.J. Misallocation and manufacturing in China and India // Quartely j. of economics. - 2009. - Vol. 124, N 4. - P. 1403-1448.
(TFPR, total factor productivity revenue). Использовав данные за 1998-2005 гг., Се и Кленов пришли к выводу, что при более рациональном распределении ресурсов СФП в китайской обрабатывающей промышленности могла быть в 1998 г. на 115%, а в 2005 г. -на 86,6% выше фактической (039, с. 5).
Однако у исследования Се и Кленова есть внутренние ограничения. Во-первых, они исходили из предпосылки неизменности отдачи от масштаба производства, а если это условие не соблюдается, то метод расчета TFPR не дает адекватной оценки искажений в распределении ресурсов. Во-вторых, они без должных оснований предположили, что эластичность замещения факторов производства в китайской промышленности примерно такая же, как в амери-канской1. В-третьих, их метод позволяет оценить эффективность использования только всего набора экономических ресурсов, но не отдельных факторов производства (039, с. 5).
Гун Гуань и Ху Гуанлян модифицировали модель Се - Кле-нова. Они отказались от предпосылки о постоянном эффекте масштаба, а для оценки дефектов в распределении ресурсов рассчитали по отдельности показатели «предельной доходности от производительности капитала» (MRPK, marginal revenue productivity of capital) и «предельной доходности от производительности труда» (MRPL, marginal revenue productivity of labor). В результате подтвердилось, что предложенный Се и Кленовым показатель TFPR не дает адекватной оценки эффективности распределения ресурсов в случаях, если отдача от масштаба увеличивается или падает. И связано это с тем, что показатель TFPR отражает не только эффективность распределения ресурсов, но и эффективность использования их предприятиями, а смешение этих двух составляющих может давать недостоверные результаты оценки. Использование же показателей MRPK и MRPL позволяет более точно оценить влияние дефектов в распределении труда и капитала на совокупную факторную производительность.
В построенной авторами модели MRPK отражает дефекты в распределении капитала. Например, если предприятие не может
1 Эластичность замещения факторов производства показывает, на сколько процентов изменяется расход капитала в случае изменения затрат труда на 1%, и, наоборот, насколько изменятся трудозатраты при увеличении на 1% капитальных затрат. - Прим. реф.
получить кредит в официальных банковских структурах, обращается к неформальным банковским институтам и получает там кредит под повышенный процент, то МЯРК при этом растет. Наоборот, если предприятию доступны льготные кредиты, то МЯРК будет снижаться. МЯРЬ отражает дефекты в распределении трудовых ресурсов. Так, если вводится в действие законодательство о минимальной зарплате, то МЯРЬ будет увеличиваться, а использование неформальных условий найма приводит к уменьшению МЯРЬ. Логика здесь следующая: при отсутствии искажений в распределении ресурсов между предприятиями внутри отрасли показатели МЯРК и МЯРЬ будут одинаковыми у всех предприятий, а при наличии искажений именно различия этих показателей и будут характеризовать степень таких искажений. Поэтому чем больше МЯРК и МРЯЬ, тем ниже будет совокупная факторная производительность в отрасли.
Аналогичным образом в модели Се - Кленова чем больше разница в ТБРЯ между предприятиями внутри отрасли, тем ниже совокупная факторная производительность в этой отрасли. Но использование показателей МЯРК и МЯРЬ дает возможность оценить вклад искажений в распределении капитала и труда по отдельности, тогда как ТБРЯ дает только совокупную картину, «взвешивая» влияние искажений в распределении каждого из этих ресурсов (039, с. 6-8).
Гун Гуань и Ху Гуанлян использовали данные обследований китайских предприятий обрабатывающей промышленности, проводившихся Госстатуправлением КНР в 1998-2007 гг. На основе метода полупараметрической оценки Левинсона - Петрина проведены расчеты эластичности замещения факторов производства. Выявлено, что в 1998-2004 гг. различия в СФП между предприятиями имели тенденцию к сглаживанию, но в 2005-2007 гг. они стали нарастать. Различия в МЯРК уменьшались в течение всего периода 1998-2007 гг. Такая же тенденция была в целом свойственна и МЯРЬ, но она стала менее выраженной после 2004 г. (039, с. 10).
Сопоставительный анализ эффективности ГП и негосударственных предприятий показал, что у ГП ниже показатели и МЯРК, и МЯРЬ, и совокупной факторной производительности. Это свидетельствует о том, что у ГП сравнительно низкие издержки, но и производительность их невысока. Однако среди предприятий с
низкой производительностью более склонны уходить с рынка не ГП, а негосударственные предприятия, и это связано с тем, что ГП продолжают получать субсидии от властей.
В то же время выяснилось, что разрыв в предельной доходности факторов производства между ГП и негосударственными укладами хозяйства постепенно сокращается; особенно отчетливо эта тенденция проявилась после 2005 г. Сокращается и разница между ними в показателях производительности, и все это можно рассматривать как свидетельство успешности реформ в госсекторе. По оценке авторов, за 1998-2007 гг. совокупное улучшение в распределении ресурсов на 28,7% объяснялось как раз сближением показателей предельной доходности факторов производства у предприятий различных форм собственности (039, с. 14).
По результатам исследования Гун Гуань и Ху Гуанлян сделали вывод о том, что при более эффективном распределении ресурсов СФП в китайской обрабатывающей промышленности могла быть в 1998 г. на 57,1%, а в 2005 г. - на 30,1% больше фактической (039, с. 5). Если бы улучшения касались только распределения капитала, то СФП была бы в 1998 г. на 26,1%, а в 2007 г. - на 14,5% выше фактической. А если бы улучшения происходили только в распределении трудовых ресурсов, то СФП в 1998 г. была бы больше на 20,5%, а в 2007 г. - на 12,3%. В реальности же улучшение распределения ресурсов поспособствовало повышению СФП в китайской промышленности за 1998-2007 гг. на 20,8%, в том числе улучшения в распределении капитала способствовали росту совокупной производительности на 10,1%, а улучшения в аллокации труда - на 7,3% (039, с. 12). В целом искажения в распределении ресурсов оказались менее существенными, чем это следует из работы Се Чантая и П. Кленова.
К. Бродсгаард (Центр азиатских исследований Копенгагенской школы бизнеса) (040) тоже отмечает, что, несмотря на стремительную экспансию частного сектора, «стратегические» отрасли китайской экономики и сейчас контролируются небольшим числом крупных ГП. Большинство таких предприятий было создано еще во времена командной экономики в рамках курса на развитие тяжелой промышленности. Сейчас они активно втягиваются в рыночные отношения и становятся международными компаниями, в том числе благодаря размещениям их акций на зарубежных биржах.
Но при этом они продолжают входить в финансово-промышленные группы (ФПГ), учредителями которых являются госструктуры.
Многие политологи считают, что либерализационные хозяйственные реформы в условиях авторитарных политических режимов ведут к формированию новой социальной структуры, способствующей в конечном счете политической демократизации. В свое время С. Хантингтон назвал выбор, перед необходимостью которого стоят автократы, «королевской дилеммой»: реформы могут подорвать основы их власти, но к тому же результату может привести и отказ от реформ1.
По такой логике в случае с Китаем удовлетворение в ходе реформ базовых материальных потребностей людей может побудить их требовать большего участия в принятии политических решений. Но пока экономическая либерализация и социальная плюрализация в Китае не привели к демонтажу партократического государства. Возникшие в ходе реформ ФПГ тоже вносят свой вклад в диверсификацию социальной структуры. Но руководители таких компаний назначаются не советами директоров, а партийными органами, они являются и предпринимателями, и партийно-государственными чиновниками одновременно.
Закономерности, свойственные отношениям государства и находящихся под его контролем предприятий, рассматриваются в статье Бродсгаарда на примерах 121 «предприятия центрального подчинения (ПЦП)», находящихся под непосредственным управлением Госкомитета по контролю и управлению государственной собственностью (ГКУГС). Особое внимание уделено 53 крупнейшим ПЦП, руководители которых входят в состав высшей номенклатуры: они назначаются Организационным отделом ЦК КПК и имеют ранг министра или замминистра, с непосредственным выходом на правительственные органы, и не нуждаются для этого в посредничестве ассоциаций предпринимателей. Материалы для статьи были собраны автором как посредством мониторинга публикаций в прессе и на сайтах соответствующих компаний, так и в ходе интервью с чиновниками и менеджерами ГП (040, с. 626).
Во времена плановой экономики система управления предприятиями в КНР была высокоцентрализованной. Предприятия не
1 Хантингтон С. Политический порядок в меняющихся обществах. - М.: Прогресс-Традиция, 2004. - Прим. реф.
были самостоятельными хозяйственными единицами, ресурсы для их деятельности мобилизовывались и распределялись в соответствии с балансами, разрабатывавшимися в отраслевых министерствах. Всего существовало около 100 органов управления министерского уровня: только машиностроение управлялось восемью министерствами, отдельные министерства занимались такими отраслями, как металлургия, нефтяная промышленность, электроэнергетика и т.д. (040, с. 627).
С началом реформ в конце 1970-х годов число министерств было сокращено до 61 (в частности, машиностроением теперь занималось одно министерство). В то же время некоторые функции министерств были переданы на уровень вновь созданных крупных госкомпаний. Так, реорганизация Министерства нефтяной промышленности сопровождалась учреждением Китайской национальной корпорации морских нефтеразработок (China National Offshore Oil Corp., CNOOC, 1982), Китайской нефтехимической корпорации (Sinopec, 1983) и Китайской национальной нефтяной корпорации (China National Petroleum Corp., CNPC, 1988). В конечном счете Министерство нефтяной промышленности было полностью упразднено в 1988 г. Нечто подобное происходило и в других отраслях. Чиновники из упраздняемых министерств переходили на работу во вновь созданные госкомпании, а руководители этих компаний сохраняли статус и престиж, так как их позиции считались равнозначными министерским.
К началу 1990-х годов в Китае возникло несколько сотен государственных ФПГ, а в середине того же десятилетия 100 из них были отобраны правительством для осуществления пилотных реформ, направленных на усиление самостоятельности предприятий и их зарубежную экспансию. Такие компании поддерживались мерами внешнеторгового протекционизма (не только высокими импортными тарифами, но и требованиями к иностранным поставщикам оборудования осуществлять передачу технологий и размещать заказы на комплектующие среди китайских смежников). Им предоставлялись дополнительные возможности в распоряжении полученной прибылью, а также права учреждать собственные финансовые компании. К концу 1990-х годов почти все эти ФПГ разместили свои акции на внутрикитайских, а около половины из них -и на зарубежных фондовых биржах (040, с. 628). Предполагалось
создать тем самым группу «национальных чемпионов», которые могли бы на равных конкурировать с ТНК развитых стран в наиболее прибыльных звеньях цепочки создания стоимости, разрабатывать и внедрять на рынки собственные бренды.
В 1998 г. тогдашний премьер Госсовета КНР Чжу Жунцзи инициировал новую перестройку системы управления. Число министерств было сокращено до 29, а прежние отраслевые министерства, занимавшиеся промышленностью, получили статус агентств при Госкомиссии по экономике и торговле (так к тому времени назывался бывший Госплан). Соответственно, позиции крупных ГП и ФПГ еще больше усилились. К примеру, в нефтяной промышленности СНРС и 8торес превратились в вертикально интегрированные компании, поглотившие практически всех других «игроков» отрасли. СНРС сконцентрировала в своих руках месторождения на севере и северо-востоке Китая, а 8торес - на юге и востоке (040, с. 629-630).
Еще одна реорганизация произошла в 2003 г., когда под эгидой Госсовета КНР был создан ГКУГС и туда были переданы подразделения Госкомиссии по экономике и торговле и Минфина, ранее управлявшие использованием государственных активов. В прямое подчинение ГКУГС были переданы крупнейшие ГП, но Комитет не имел прав ни получать дивиденды из прибыли этих предприятий, ни назначать их высших менеджеров. Число ГП, управляемых ГКУГС, постепенно сокращалось за счет реорганизации, слияний и поглощений предприятий: с 196 в 2003 г. до 121 в 2012 г. (040, с. 630). Между тем автономия крупнейших ФПГ в последние годы продолжала увеличиваться, в том числе и потому, что в контролирующих их инстанциях число сотрудников, занимающихся той или иной отраслью, обычно совсем невелико (15-30 человек). Они не могут самостоятельно отследить информацию о положении дел в компаниях и просто полагаются на присылаемые отчеты.
Кроме того, сохраняется фрагментация управленческого аппарата. Например, энергетикой управляют и Госкомиссия по реформам и развитию (она определяет стратегию развития отрасли, утверждает крупные инвестиционные проекты, регулирует цены на энергоносители), и Министерство коммерции (отвечает за внешнеэкономическое сотрудничество в отрасли), и Министерство земельных и природных ресурсов (выдает лицензии на разработку
месторождений). Предприятия в таких условиях склонны обращать внимание скорее на конъюнктуру рынков, чем на указания сверху, тем более, что крупные ГП уже давно перестали быть убыточными, они не нуждаются в правительственных субсидиях.
В 1994-2007 гг. ГП могли не передавать в бюджет прибыль, остающуюся после уплаты налогов, и не начислять дивиденды на государственные доли в своих капиталах. Только в 2007 г. ГКУГС добился восстановления отчислений от прибыли в бюджет, но нормативы их невысоки (как правило, не более 5% посленалоговой прибыли). К тому же фискальный эффект этого нововведения был во многом нивелирован снижением с начала 2008 г. ставки подоходного налога с предприятий с 33 до 25% (040, с. 632). Остающаяся в руках ГП прибыль используется главным образом на реинвестиции, что во многом способствовало поддержанию экстремально высокой нормы накопления в китайской экономике. Но за счет доходов, не разделяемых с государством, ГП также поддерживают и высокий уровень оплаты своего персонала, особенно - высших менеджеров. В целом, констатирует Бродсгаард, «символизируя подъем Китая, крупные ФПГ обрели тем самым почти легитимные основания для того, чтобы при необходимости блокировать невыгодные им инициативы государства» (040, с. 633).
Но и у КПК, как ключевого института партократического государства, сохраняются средства влияния на ФПГ: назначения их руководителей и сейчас происходят по традиционным номенклатурным принципам. Отбор кандидатов из номенклатурных списков сочетается с принципом ротации кадров: руководители рангом ниже замминистра могут находиться в должности не более двух сроков подряд (т.е. не более 10 лет), а затем они должны быть перемещены на другое место работы. Ротация более высокопоставленных кадров происходит еще чаще.
Другие менеджеры ГП, как правило, сделали карьеру внутри самого предприятия, работая на нем в течение нескольких десятилетий. Но при этом менеджеры высокого уровня практически всегда являются членами КПК, и они тоже могут быть перемещены с одного предприятия на другое или же с предприятия в государственные/партийные структуры и обратно. В этом смысле их статус близок к статусу госслужащих, но у них обычно более высокие доходы, чем у обычных чиновников (040, с. 634, 638).
Как бы то ни было, система ротации позволяет представителям элиты приобрести опыт руководящей работы в самых разных сферах. Наглядным примером является карьера Ван Циньшаня, занимавшего на момент публикации статьи должность вице-премьера Госсовета КНР: до этого он поработал президентом Строительного банка Китая (1994-1997), вице-губернатором пров. Гуандун (1998-2000), первым секретарем парткома пров. Хайнань (2001-2002) и мэром Пекина (2003-2007) (040, с. 638). Правда, в последние годы ГКУГС стал объявлять открытые конкурсы на замещение управленческих должностей на ПЦП, в них могут участвовать и иностранные граждане. Но окончательное решение по кандидатурам все равно принимает Орготдел ЦК КПК.
Со времени XVI съезда КПК (2002) руководители ГП представлены как отдельная группа в ЦК КПК - наряду с представителями центральных и провинциальных органов власти, военных и научных кругов. В частности, членами ЦК являются руководители всех государственных банков «большой четверки»1. Опыт высших менеджеров ПЦП в бизнесе востребован государством: они часто перемещаются на должности в правительственных структурах, даже теряя при этом в зарплате. В свою очередь, это позволяет выходцам из ФПГ продвигать интересы последних, влияя на выработку государственной политики, а также опекать своих приближенных, остающихся в госкомпаниях.
Тем самым формируются особые группы интересов, и это не может не проявляться в виде политического лоббирования и коррупции. Но это не означает, что такие группы уже оказывают давление на власть в пользу плюрализации политической системы. На самом деле они не выдвигают некоей общей повестки дня; их влияние не институционализировано, а осуществляется через сети персонализированных связей; сохраняется традиционное разделение функций между менеджерами, выражающими экономические интересы, и партийными кадрами, отвечающими за идеологию и политику.
Скорее, можно говорить о продолжающемся формировании в Китае «фрагментированного авторитаризма», о котором западные
1 В Китае банки не входят напрямую в состав ФПГ, но они связаны с ГП неформальными отношениями, так как именно госсектор является получателем львиной доли кредитов. - Прим. реф.
исследователи писали еще с конца 1980-х годов1. В рамках этой модели высшая власть сосредоточена в руках крошечной группы людей, но они управляют страной с помощью огромного и дифференцированного бюрократического аппарата, внутри которого власть размыта между многочисленными, часто конфликтующими друг с другом группами интересов. Формирование ФПГ и их интернационализация через выход на зарубежные биржи еще более усиливают такую фрагментацию. Но в то же время в самих ФПГ именно партократическое государство является доминирующим акционером, и они остаются частью существующей системы власти (040, с. 643).
«Сохраняя контроль над кадровыми назначениями, партия поддерживает баланс сил между государством и крупным бизнесом. Номенклатурная система предотвращает вызовы партийной власти со стороны менеджмента компаний и способствует тому, что успехи и продолжающаяся экспансия китайского бизнеса идут партии только на пользу и поддерживают стабильность режима» (040, с. 645).
Важный аспект институциональных преобразований - взаимодействие интересов центральных и местных властей по поводу того, оставлять ли те или иные активы в госсобственности или же приватизировать их. Линь Кунь-цинь (факультет политологии и международных исследований Кембриджского университета, Великобритания) и Чэнь Шаофэн (факультет международных отношений Пекинского университета) (041) констатируют, что в литературе, посвященной деятельности местных властей в Китае, доминируют два полярных подхода. Один из них трактует политику местных администраций в духе концепции «государства развития» (developmental state). Считается, что местные власти играют конструктивную роль в поддержании экономического роста: они сами занимаются предпринимательством и поддерживают фискальными и протекционистскими мерами бизнес местных негосударственных предприятий. Конкуренция между местными правительствами за ресурсы способствует более эффективному распределению и использованию капиталов, технологий и сырьевых запасов.
1 Liberthal K., Oksenberg M. Policy making in China: leaders, structures, and processes. - Princeton; NJ: Princeton univ. press, 1988.
Другой подход фокусируется на «хищнической» (predatory) сущности местных властей, сосредоточенных преимущественно на извлечении рентных доходов. Такая их ориентация порождает неизбежные конфликты между ГП, где сохраняется инсайдерский контроль менеджеров, и надзирающими за ГП структурами местных администраций. В то же время влияние властей на предприятия является одной из причин периодически возникающих «перегревов» китайской экономики. Связанные с этим скачки инфляции, искажения в распределении капитальных ресурсов и обесценение активов негативно отражаются на производительности ГП и благосостоянии их сотрудников. Еще одно проявление «хищничества» -это осуществляемая местными властями экспроприация земли у крестьян и передача этих участков связанным с властями бизнесменам. Таким образом, действия местных властей определяются личными интересами руководителей и противоречат целям повышения общественного благосостояния.
Но ни один из этих двух подходов не может адекватно объяснить динамику взаимодействия Центра и мест по поводу использования ресурсов ГП, утверждают Линь Кунь-цинь и Чэнь Шаофэн. Директивы центральных властей обычно формулируются в слишком общей, недетализированной форме, мониторинг за их исполнением слабый, и местные правительства, формально выполняя указания, могут без особых трудностей извлекать собственную выгоду. Для этого местные власти могут заключать с менеджерами ГП неформальные договоренности о соблюдении фискальных интересов местного бюджета или интересов связанных с властями бизнес-групп - вплоть до фактического совместного саботирования указаний из Пекина.
До середины 1990-х годов благодаря существовавшей тогда на ГП «системе подрядной ответственности» (т.е. среднесрочным контрактам о разделе продукции предприятий на плановую и рыночную и о выплатах предприятиями фиксированных абсолютных сумм налоговых отчислений) местные власти рассматривали ГП как источник рентных и коррупционных доходов. Дело в том, что эта система воспроизводила среду «мягких бюджетных ограничений» и «торги» между предприятиями и вышестоящими инстан-
циями за ресурсы1. Она была выгодна местным властям не только из-за возможностей получать доходы напрямую, но и потому, что неформальные отношения с ГП усиливали их позиции во взаимодействии с Пекином.
Однако ситуация стала меняться после того, как в конце 1990-х годов Чжу Жунцзи инициировал кампанию приватизации небольших ГП и консолидации крупных ГП в «стратегических» отраслях. Менеджеры крупных ГП, до того склонные к коалициям с местными чиновниками, теперь почувствовали выгоды поддержки Центра, который обещал им рекапитализацию, списание безнадежной задолженности, допуск к размещениям акций на китайских и зарубежных биржах, а в перспективе - монопольные или олиго-польные прибыли благодаря государственному протекционизму. А менеджеры небольших предприятий получили возможность выкупить их в свою пользу.
Центральное правительство пошло на эти меры в попытке остановить происходившую в течение предшествовавших двух десятилетий эрозию контроля над госактивами. Для местных же властей эти реформы означали утрату их позиций как посредников между Центром и ГП. Давление на местные власти усиливалось и с другой стороны: в середине 1990-х годов была проведена бюджетно-налоговая реформа, предполагавшая перераспределение значительной части доходных источников в пользу центрального бюджета. В целом институциональное равновесие, сложившееся в первые десятилетия реформ, было нарушено. Противоречия интересов Центра и мест по поводу реформы ГП стали превращаться в «игру с нулевой суммой», ход которой определялся совсем не обезличенной логикой рыночных отношений, а спецификой мотивации различных уровней власти.
Но местные чиновники нашли новое поле для маневра. Реструктуризация ГП была чревата их банкротствами и увольнениями
1 Понятия «мягкие бюджетные ограничения» и «иерархические торги» были введены в науку венгерским экономистом Я. Корнаи. Мягкость бюджетных ограничений предполагает, что благодаря государственному субсидированию доходы предприятий не лимитируют их расходы. В ходе «торгов» между предприятиями и органами управления экономикой согласовываются конкретные параметры производственных планов и их ресурсное обеспечение, и делается это таким образом, чтобы минимизировать риски срыва плановых заданий. - Прим. реф.
работников, и в такой ситуации усилилась роль местных властей как агентов социальной политики. В ходе реструктуризации объекты социальной сферы (больницы, школы и т.п.) переводились с балансов ГП под эгиду местных правительств, и те могли требовать от ГП компенсаций. Власти могли оказывать на предприятия давление и с помощью санитарных, экологических стандартов, других видов технического регулирования. В конечном счете это позволило местным правительствам отстаивать собственные варианты реструктуризации ГП. Если Пекин намеревался осуществить ее по стандартным процедурам акционирования предприятий и вывода их на биржи, то местные чиновники вступали в коалиции с менеджерами ГП ради осуществления инсайдерской приватизации (041, с. 175-177).
Авторы описывают два конкретных случая реструктуризации ГП в пров. Хэнань. В первом из них местные власти г. Пуян в 1998-2000 гг. сумели обусловить передачу градообразующего нефте-и газодобывающего предприятия «Чжунюань» в состав общенациональной вертикально интегрированной Китайской нефтехимической корпорации многочисленными неформальными компенсациями. Сделали они это, напирая на угрозу фискального и социального кризиса в городе в случае ухода предприятия под эгиду Центра, используя тактику придирок к предприятию по поводу соблюдения им налогового законодательства, санитарных и экологических требований. В результате после реструктуризации предприятие стало не только платить больше налогов в местный бюджет, но и снабжать местных потребителей газом по ценам ниже себестоимости (041, с. 178-182).
Во втором случае правительства пров. Хэнань и г. Чжэнчжоу смогли вопреки директивам общенационального Министерства финансов легализовать в 2001-2004 гг. выкуп менеджерами (management buyout, MBO) базирующейся в этом городе компании «Ютун», производителя автобусов. Для этого госпакет акций «Ютун» был продан городским бюро по управлению государственными активами на формально организованном аукционе частной компании, специально зарегистрированной менеджерами в Шанхае. Местные власти пошли на это, опасаясь, что в случае запрета МВО успешная управленческая команда «Ютун» потеряет интерес к предприятию и начнет выводить его активы в другие го-
рода, пользуясь уже созданной сетью филиалов. В свою очередь, для центральных властей в лице ГКУГС именно случай с «Ютун» послужил поводом к запрету МВО для крупных предприятий, действовавшему до 2006 г. (041, с. 182-189). Итак, в первом из описанных случаев реструктуризации местные власти увеличили свои доходы, по существу взяв предприятие «в заложники», а во втором -сомкнулись интересы местных чиновников и менеджеров ГП.
Так что отношения центральных и местных властей по поводу судьбы госактивов не могут быть описаны в рамках простой схемы «принципал - агент» (т.е. «собственник и его представитель»). Речь не идет о том, что местные правительства просто выполняют указания из Пекина. В реальности происходит взаимодействие трех групп интересов: регуляторов в Центре, чиновников на местах и менеджеров на ГП, у каждой из групп есть свои ресурсы и преимущества, которые они задействуют в «торге» Сильная сторона Центра - это его полномочия по осуществлению политики, единообразной для всех регионов, но у Центра есть и слабое место - это фрагментация полномочий между министерствами. Напротив, на уровне местных властей принятие решений обычно консолидировано: оно осуществляется небольшой группой людей во главе с секретарем местного парткома, и это само по себе облегчает местным чиновникам поддержание отношений с их патронами в Центре и союзниками среди менеджеров ГП.
Но в конечном счете инициатива в «игре» по поводу институциональных преобразований сейчас принадлежит Центру: он может просто не признать результаты передела собственности на местах. «Местным правительствам придется изыскать дополнительные, автономные ресурсы для усиления своих позиций, с тем чтобы они снова смогли стать главными инициаторами перемен, как это было с середины 1980-х до начала 1990-х годов» (041, с. 192-193).
П.М. Мозиас
2015.04.042. ЯН СЮ Б. ПРЕОДОЛЕНИЕ НИЩЕТЫ ИЛИ УСИЛЕНИЕ НЕРАВЕНСТВА? ПРАКТИКА МИКРОФИНАНСИРОВАНИЯ С ПРИМЕРАМИ ИЗ КИТАЙСКОЙ ДЕРЕВНИ. YANG HSU B. Alleviating poverty or reinforcing inequality? Interpreting micro-finance in practice, with illustrations from rural China // British j. of sociology. - L., 2014. - Vol. 65, N 2. - P. 245-265.