CC BY
37
опыта путешествий, а не анализа чужих устных свидетельств. Ли-бертинные книги о путешествиях являются хранилищем философских размышлений. Их любопытство по отношению к странам Востока оказывается столь важным для укрепления философского скептицизма, что это становится очевидно иезуитам, развернувшим широкую кампанию против вольнодумцев-скептиков. Таким образом, делает вывод С. Ван Дамм, описания путешествий, сделанные либертинами, являются не простой фиксацией реальности далеких стран, а моральной и политической географией, критической антропологией, тогда как вольнодумный ориентализм этих сочинений выступал антитезой католическому ориентализму, который сопровождал католическую реформу европейских монархий в
XVII столетии. Скептическая антропология была в политическом и моральном плане негативной, но в плане эпистемологическом она выступала против распространения праздного любопытства кунсткамер и предлагала более разумный историко-культурный взгляд на Восток.
Н.Т. Пахсарьян
2015.03.017. XVIII ВЕК: ТОПОСЫ И ПЕЙЗАЖИ: Сб. ст. / Под ред. Пахсарьян Н.Т. - СПб.: Алетейя, 2014. - 568 с.
Ключевые слова: топос; пейзаж; XVIII век; русская литература; сюжетика; мотив; жанр; образ.
Сборник состоит из статей участников IX Международной научной конференции «XVIII век: Топосы и пейзажи» (МГУ, 27-29 марта 2014 г.). Авторы исследуют образные, сюжетно-тематичес-кие, структурно-композиционные топосы культуры эпохи Просвещения, анализируют роль пейзажа в художественной топографии
XVIII в., а также формы и функции литературных мотивов и топо-сов XVIII столетия в культуре последующих эпох. Реферируются материалы, связанные с русской литературой.
В статье «Топосы княжеского двора и православного храма в русской предромантической прозе» Т.В. Федосеева (Рязань) обращается к произведениям повествовательной прозы П.Ю. Львова, Н.М. Карамзина, В.А. Жуковского, написанным на рубеже XVIII-
XIX вв. и объединенным темой русского Средневековья и поисками национальной идентичности. Картина мира в повестях предро-
мантических авторов отлична от той, что создана в памятниках древнерусской письменности и стилизованной под нее «Повести о Мстиславе I Володимировиче, славном князе русском» П.Ю. Львова. Для древнерусской традиции характерно помещение в центр художественной картины мира княжеского двора, объединенного с православным храмом. В предромантических повестях Н.М. Карамзина («Наталья, боярская дочь», 1792 и «Марфа Посадница, или Покорение Новагорода», 1802) и В. А. Жуковского («Марьина роща», 1809) в центре внимания оказывается человек, ищущий возможности для самоутверждения и личного счастья. «Топос княжеского двора служит самоутверждению героя, топос православного храма оказывается на периферии изображенного мира» (с. 84).
В статье «Интимное свидание в русских стихотворных фацециях XVIII века: топика, сюжетика, характерология» А. В. Архангельская (Москва) отмечает, что открытие любовной темы в русской литературе приходится на переходный период - рубеж XVII-XVIII вв. С ее появлением в литературу входят новые топосы, сюжетные ситуации, психологические и характерологические детали и т.д. При этом в русских стихотворных фацециях интимное свидание практически всегда изображается в сниженном, местами даже натуралистическом ключе, что соответствует общим характеристикам поэтики этого типа текстов. В некоторых случаях возможно включение традиционных топосов, сопровождающих эту ситуацию в высокой литературе (например, топос сада, в котором встречаются влюбленные), но и в этом случае он оказывается сниженным, обытовленным. Интимное свидание в фацециях, по мнению А. В. Архангельской, правильно связывать не столько с определенной концепцией любви, сколько с «идеологией» насмешки, обмана и плутовства, свойственной и тем текстам, в которых любовная тема не представлена вовсе.
Тема статьи О. Л. Довгий (Москва) - «Топос автора-поэтолога у А. Д. Кантемира». Образ Автора (и его метонимического двойника - Ума) - сквозной в сатирах Кантемира; именно он позволяет воспринимать сатиры как единый текст. Но «Автор у Кантемира -всегда поэтолог. Он создатель поэтологической карты, масштаб которой будет меняться в зависимости от степени приближения» (с. 122). В основе кантемировского поэтологического сюжета -платоновский мотив боговдохновенности поэта. Высшие силы мо-
гут быть как помощниками, так и губителями. О.Л. Довгий рассматривает такие аспекты темы, как Автор и Феб, Типология авторов, Автор и Муза, Автор и образцы, Автор и его современники, Автор и произведение, Автор и Читатель, Метафоры поэтики.
В статье «Топос Золотого века в стихах М. Муравьёва о сельской усадьбе» А.В. Кистанова (Херсон, Украина) приходит к выводу о том, что М. Муравьёв в стихах о сельской усадьбе («Сельская жизнь. К А.М. Брянчанинову», 1770-е годы и «Итак, опять убежище готово...», 1780) сочетает топику Золотого века и райского сада, которые характеризуются ярко выраженной этноспецификой, национальным и ориентальным колоритом, сентиментально-предромантической идиостилистикой. Акцентированы мотивы мира и тишины, вечной весны, плодородия и изобилия, преемственности поколений, расцвета наук и искусства. Это позволяет говорить об индивидуальной авторской рецепции топики Золотого века в русской поэзии второй половины XVIII столетия.
Объект внимания В.Е. Калгановой (Сочи) - «Речевая характеристика героев комедий А.П. Сумарокова как типичное проявление особенностей русского классицизма (комедия "Тресотиниус")». В языковом отношении комедия Сумарокова привлекает внимание следующими моментами: 1. Довольно заметно варьирование речи героев от их социального статуса (реплики педантов, подьячего, Брамарбаса). 2. Отражение в репликах персонажей особенностей живой народной речи.
С.А. Салова (Уфа) обращается к теме «Философствующие щеголь и щеголиха: Трансформация образного топоса в комедии Д.И. Фонвизина "Бригадир"» и предлагает учитывать «автобиографический» смысл образа Иванушки в понимании той важнейшей структурообразующей роли, которую сыграл в оформлении основы характера «русского парижанца», созданного Фонвизиным, крип-топародийный компонент. Автор статьи имеет в виду прежде всего «скрытую от постороннего глаза духовную драму молодого человека, отнюдь не отличавшегося безупречным поведением, т.е. все те треволнения, которые и привели его к созданию комедии "Бригадир"» (с. 259).
В статье «Роль комедий второй половины XVIII в. в формировании провинциального сюжетно-мотивного комплекса классической русской литературы» А.Е. Козлов (Новосибирск) рассмат-
ривает комедии А.П. Сумарокова «Ссора мужа с женой» (1765; поздняя редакция пьесы получила название «Пустая ссора», 1787) и «Опекун» (1765), В.И. Лукина «Мот, любовью исправленный» (1765), Л.И. Татищева «Свадьба господина Промоталова» (1786), Я.Б. Княжнина «Хвастун» (1786), Д.И. Фонвизина «Недоросль» (1781), А.Д. Копиева «Обращенный мизантроп, или Лебедянская ярмонка» (1791), В.В. Капниста «Ябеда» (1798). Тема провинции «актуализируется в комедиях второй половины XVIII в. через ряд устойчивых фабульных ситуаций: провинциал в столице, расстроенное сватовство, семейный скандал, супружеская измена, судебная тяжба» (с. 281). Анализ тем и мотивов рассмотренных комедий показывает, что перенос универсального по своему содержанию действия в провинциальное пространство был разработанным приемом литературы второй половины XVIII в. Изображение деревенской и провинциальной жизни неоднократно становилось объектом критики. Схематизм большинства изученных комедий налагает определенные ограничения на фабулы провинциальных сюжетов. «Устойчивые положения, многократно повторяемые бытовые ситуации и характеры, опознаваемые действующие лица, - в совокупности определили структурные особенности сюжета. При этом роль провинциального локуса постепенно изменялась, подразумевая постепенный переход от пассивного фона к функциональному топосу, определяющему развитие действия и внутренних коллизий» (с. 282).
«Статья А.П. Сумарокова "О перьвоначалии и созидании Москвы" (1759): от топоса-места к топике культуры» - предмет исследования Ю.В. Сложеникиной и А.В. Растягаева (Самара), которые стремятся выявить «авторскую интенцию, закодированную в заглавии сумароковского очерка, как особую коммуникативную стратегию по созиданию журнального метатекста» (с. 360). Статья Сумарокова, автора и редактора «Трудолюбивой Пчелы», была опубликована в самой первой книжке журнала (январь 1759). Повествовательное единство всех 12 книжек «Трудолюбивой Пчелы» созидалось от номера к номеру деятельным соучастием авторов и читателей. Это был трудный путь собирания топосов в единое социокультурное пространство журнала, гармонично вошедшего в топику русской культуры.
В статье «Повесть В.К. Кюхельбекера "Земля Безглавцев": Вопросы жанрового семиозиса текста» М.В. Горемыкина (Рязань) утверждает, что пространственно-временные черты в повести Кюхельбекера соответствуют утопическим: государство находится в недосягаемом месте - на Луне, где время не движется. Описание общественного устройства больше отвечает задачам антиутопии. Писатель высмеивает бесчеловечность законов, по которым живут люди в этом странном обществе. Только отсутствие возможности думать и переживать делает их жизнь счастливой. Герой-рассказчик не может вынести долгого пребывания в «прекрасном» городе, а стремится как можно скорее его покинуть. Для него это не совершенный и идеальный мир, а страшный своим бездушием.
В статье «Дневник Марии Башкирцевой: Эскиз урбанистической картинности» И. В. Дорогань (Днепропетровск, Украина) приходит к выводу о том, что в своей урбанистической картинности М. Башкирцева устанавливает прочную связь между «реальным городом, являющим совершенный визуальный образ, и его имманентным освоением и преображением, интуитивно подчеркивая в картинном воспроизведении городов те топосы, которые обрели статус духовных доминант как в урбанистической живописи, так и в литературе» (развалины Рима, улицы Парижа, Невский проспект Петербурга, Кремль Москвы и т.п.) (с. 491). В созданном Башкир-цевой живописном образе города находят свое отражение и реальный объект, и его духовная сущность, обозначенная самой художницей как «мысль, выраженная в мраморе»1. В своих картинных описаниях художница устанавливает функцию живописной образности в литературе.
И.Ю. Гаврикова (Бад-Лаутерберг, Германия) в статье «Литературные топосы XVIII столетия в творчестве А. Белого ("Симфонии")» отмечает, что именно философский топос является одним из основополагающих, заимствованных символизмом из эпохи Просвещения, сделавшей философию символизма базовой структурой, на основании которой проверялись ее новые воззрения на человека и общество. Важными топосами, на которых базируется все творчество А. Белого, являются топосы философии и культуры, основы осмысления которых заложены в XVIII в. В «Симфониях»
1 Башкирцева М. Дневник. - М.: Захаров, 2001. - С. 368.
А. Белого находит свое воплощение переосмысленный XVIII столетием топос театральности мира, подчиняющий философию искусству. «Сложная исторически обоснованная система топосов в символистском типе сознания вполне мирно уживается с просветительскими» (с. 513). Сознание эпохи Просвещения с его изысканной иносказательностью, галантным маскарадом, емкостью и отточенностью как формообразующими принципами эпохи рококо, по мысли И.Ю. Гавриковой, преломляется в символистское сознание, которое представляет собой аналогичное единство, где все взаимосвязано и влияет друг на друга. Ирония у А. Белого - способ отмежеваться от действительности, встать на несколько порядков выше современного ему хаоса. Используя этот прием в «Симфониях», он идет к преодолению двойственности бытия. И если в первой «Симфонии» ирония лишь присутствует в подтексте, то во второй, третьей и четвертой «Симфониях» она создает настроение текста.
«Топосы театральности в образе русского XVIII века (А. Городницкий, Ю. Ким, Б. Окуджава, В. Соснора)» находятся в центре внимания В.В. Биткиновой (Энгельс). Театральность, являющаяся «общим местом» в представлениях о XVIII в., в произведениях названных авторов становится способом постановки острейших проблем современности - политических, общественных, культурных, нравственных. Обращение к фактам из истории театра, биографиям драматургов и актеров XVIII в. служит средством «связи времен», позволяет поднять проблему сущности и задач искусства вообще. Театральные мотивы оформляют образы власти, а прикрепленность того или иного мотивно-тематического комплекса к образу конкретного русского правителя опирается на документально зафиксированные факты и, еще в большей степени, на соответствующую историческую мифологию.
В сборнике также опубликованы статьи: «Топос светского остроумия в английской и русской комедии: От эвфуизма до А.С. Грибоедова» (Т.Г. Чеснокова, Москва), «Топос арабской сказки во французской литературе XVIII в.: Галлан, Бекфорд, Казот)» (Н.Т. Пахсарьян, Москва), «Топика сновидений в интерпретации Дж. Драйдена: "Энеида" Вергилия» (Т.Ф. Теперик, Москва), «"Беседы Ариста и Евгения" Доминика Буура: На пороге XVIII столетия» (Е.А. Аль-Фарадж, Москва), «Пейзаж в произведениях Афры Бен и Даниэля Дефо» (В.С. Трофимова, Санкт-Петербург), «Семан-
тические и религиозно-философские топосы "янсенизма": от XVII к XX веку» (К.Ю. Кишлявик, Нижний Новгород) и др.
Т.Г. Петрова
ЛИТЕРАТУРА XIX в.
Русская литература
2015.03.018. ГОЛОВКО В.М. ФИЛОСОФСКИЙ ДИСКУРС И.С. ТУРГЕНЕВА КАК ЗНАЧИМОЕ ЦЕЛОЕ. - Ставрополь: Изд-во СКФУ, 2014. - 252 с.
Ключевые слова: И.С. Тургенев; философия в литературе; антропология; свобода и необходимость; стихотворения в прозе.
В монографии доктора филологических наук В.М. Головко (проф. Ставропольского пед. ун-та) исследуется философский дискурс творчества И.С. Тургенева (1818-1883), рассмотренный на материале художественных произведений и других словесных форм (статей, рецензий, мемуарных жанров, биографических очерков, речей, корреспонденций, открытых писем).
В книге три главы: «Философский аспект дискурса И.С. Тургенева, художника и мыслителя», «Философские проблемы литературного творчества»; «Тургенев и Шопенгауэр: "8епШа" как интертекстуальное пространство философского диалога».
По мнению автора, исходная точка в развитии художественной философии Тургенева - антропологический вопрос, имеющий давнюю философскую традицию. В античности внимание мыслителей притягивали к себе космос и природа, а человек был только связующим звеном; в Средневековье господствовали представления о человеке как составной части божественной упорядоченности мира. В культуре Нового времени акцентировалась идея самосознания и абсолютного разума Вселенной, а человек стал рассматриваться прежде всего как познающий субъект.
В.М. Головко подчеркивает, что Тургенев пребывал в философской атмосфере поворота европейского мышления к проблеме индивидуальной и исторической конкретизации человеческого существования и понимания жизни. Многие мыслители, в философии которых закреплялся этот поворот, либо относились к старшим со-
