CC BY
24
9. Соколов А.В., Берестова Т.Ф. Библиография как гуманистическая инфраструктура информационного общества: Статья пятая // Библиография. - М., 2014. -№ 5. - С. 44-57.
10. Соколов А.В., Берестова Т.Ф. Парадигмы библиографоведения: Книга, документ, ресурс: Очерки о прошлом и будущем библиографической науки. - Челябинск: Челябинская государственная академия культуры и искусств, 2014. -489 с.
11. Стёпин В.С. Исторические типы научной рациональности // Стёпин В.С. Цивилизация и культура. - СПб.: СПбГУП, 2011. - С. 163-207.
12. Столяров Ю.Н. Документология: Учебное пособие. - Орёл: Горизонт, 2013. -370 с.
13. Сукиасян Э.Р. От документа - к ресурсу // НТИ. Сер. 1: Организация и методика информационной работы / ВИНИТИ. - М., 2007. - № 7. - С. 28-29.
14. Энциклопедия эпистемологии и философии науки / РАН. Ин-т философии РАН. - М.: Канон+, 2009. - 1248 с.
2015.03.002-004. ФИЛОСОФСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ В СОВРЕМЕННОЙ ИСПАНСКОЙ ФИЛОСОФИИ. (Сводный реферат).
2015.03.002. RAMON AYLLON J. Anthropologia filosofica. - Barcelona: Ariel, 2012. - 309 p.
2015.03.003. MARIAS J. La Jelicidad humana. - Madrid: Alianza Editorial, 2005. - 385 p.
2015.03.004. ARANGUREN J. Anthropologia filosofica. - Madrid: McGraw-Hill Interamericana de España, 2003. - 287 p.
Ключевые слова: философская антропология; сознание, мозг; мышление; язык; испанская философия; счастье; аристотелизм.
Хосе Рамон Аильон в книге «Философская антропология» (002) строит свою концепцию как последовательное рассмотрение различных сторон жизнедеятельности человека, определяемого в соответствии с традицией как «разумное животное» (animal rationale).
Появление жизни на Земле представляет собой подлинный «биологический Большой взрыв» О начале такого взрыва науке известно немногое. В то же время мы вправе констатировать, что жизнь связана с общей тенденцией материи к спонтанной самоорганизации во все более разнообразные системы. Природа продуцирует порядок. Создается впечатление, что вселенная тщательным образом ориентируется на то, чтобы стало возможным появление организованной материи, а затем жизни и в конце концов сознания.
С биологической точки зрения человек есть животное, но в высшей степени редкое и оригинальное.
Слова «рациональное животное» достаточны для определения человека, однако все книги мира, вместе взятые, не в состоянии дать понимание человека. «Ведь с того момента, как в гоминиде появляется разум (inteligencia), появляется совершенно невероятное животное: рациональное и социальное, этическое и эстетическое, культурное и религиозное, экономическое и философское» (002, с. 44).
Наука указывает на то, что в мире существуют только физические частицы, лишенные сознания и интенциональности. Существование людей, являющихся частью мира и в то же время являющихся существами сознательными и свободными, ставит вопрос о том, каким образом физическая система способна быть сознательной.
Еще одна проблема - субъективность ментальных состояний. Если наука требует, чтобы та или иная реальность была доступна всем квалифицированным наблюдателям, то субъективность состояний индивида предстает как нечто недоступное для научного познания.
Наконец, следует указать на проблему ментальной каузальности. Если наши мысли действительно ментальны по своей природе, то как они способны воздействовать на что-то физическое. Даже если допустить, что наше мышление способно воздействовать на наш мозг, то совершенно неизвестно, как это происходит.
Перечень необъяснимого можно продолжить, поскольку за телесным фасадом человека скрывается интериорность, невыводимая из «биологической экстериорности». Мы не в состоянии также продемонстрировать гигантский прыжок от просто животного к рациональному животному, наделенному разумом, самосознанием, моральным сознанием и свободой.
И все же биологические истоки человеческого существа восходят к общему стволу приматов, к большой семье гоминидов. Можно указать на прогрессирующий процесс гоминизации, на приобретение гоминидами свойств, позволяющих считать этот процесс радикальной новацией в эволюции.
Применительно к человеку следует говорить не только о го-минизации, но и процессе гуманизации, о скачке от биологического
к культурному. Такой скачок крайне трудно объяснить, поскольку его проявления полностью чужды животному миру. Речь идет о таких проявлениях, как символический язык, самосознание, моральное сознание, техника, искусство, религиозность.
С точки зрения и антропогенеза, и функционирования человека наиболее важным органом является мозг. Если резюмировать наше знание о мозге, то можно утверждать, что посредством мозга в человека входит внешний мир и посредством мозга получается ответ человека миру. Между входом и выходом размещается все остальное: ощущения, идеи, эмоции, память, проекты и все прочее, что делает человека человеком в полном смысле. Автор считает нужным подчеркнуть при этом, что мы практически ничего не знаем о роли мозга во всех указанных процессах.
Сегодня мы знаем, что деятельность мозга не выводится исключительно из нейронной химии. Современная нейробиология демонстрирует, что мозг не является всего лишь простым механизмом передачи импульсов. Более того, это скорее орган креативной и свободной трансформации таких импульсов, это ретроактивная система, воздействующая на самое себя и контролирующая собственную деятельность, которая обеспечивает выживание и развитие. Нервные системы можно считать совокупностями клеток, способными осуществлять посредничество между стимулами из среды обитания и моторным ответом организма. Очевидно, по мнению автора, что нервная система человека способна порождать формы поведения, не предсказуемые в полной мере.
Нервная система должна подвергнуться философскому рассмотрению и в связи со столь исключительно важным явлением, как познание. Всякое познание начинается с физического воздействия стимула на органы чувств. Однако с самого начала познание превращается в нечто сверхчувственное, а именно - в чувственное впечатление, переживаемое субъективно. Благодаря ощущениям нам предстает мир, мы формируем субъективное отражение объективного мира. Такое отражение есть психический феномен, нечто проистекающее из взаимодействия вещей с нервной системой. Однако ни мозг, ни вещи сами по себе не в состоянии дать объяснение познания.
Современные исследования мозга позволяют утверждать, что ментальность (mente) и мозг представляют собой две различные
сущности. Ментальность активно считывает и интерпретирует нейронную деятельность, отбирая информацию и интегрируя ее в единство познавательного опыта.
Это подтверждает дуалистскую гипотезу отношений между ментальностью и мозгом. В своих функциях отбора и интеграции ментальность играет активную и доминирующую роль, способную осуществлять изменения в нейрональных процессах.
Философско-антропологический проект «рациональное животное» предполагает и рассмотрение различий между поведением человека и поведением животного. Поведение представляет собой специфическое свойство живых существ. Позиция автора в данном вопросе такова. Можно признать, что инертная материя способна организоваться в живую материю, однако мы не располагаем научным объяснением того, каким образом разум и свобода могут произойти от животных.
Голод побуждает принимать пищу, но не побуждает изобретать средства добывать пищу. Речь идет о двух различных вещах. Некорректно поэтому объяснять поведение человека исходя из его насущных потребностей. Человек не нуждается в разуме, он просто им обладает. Благодаря этому обстоятельству человек не есть просто еще одно животное.
Эволюционировал ли наш разум со времен наших изначальных предков, соответственно, можем ли мы считать себя более разумными, чем наши доисторические предки? В поисках ответа можно указать на то, что нынешний технический прогресс не является, вероятно, результатом «параллельного интеллектуального прогресса», а представляет собой кумулятивный процесс, где каждое маленькое открытие служило средством достижения более высокого уровня.
Не имеющим параллелей средством проявления разума является язык. Традиционно считается, что язык обязан своими возможностями психике, а наблюдаемая в словах двойственность физического (звук) и нефизического (значение) есть всего лишь отражение метафизической дуальности, присущей человеческой природе, - тело, организованное духовной формой.
Язык представляет собой необходимое развитие врожденной способности человека, а не какое-то изобретение. Изобретением, причем изобретением колоссального значения, является письмен-
ность как графическая репрезентация разговорного языка. Письменность делает возможным такое же символическое обладание реальностью, как и устный язык, но при этом дает неслыханную возможность: безграничную способность коммуникации. Не было бы человеческого развития без языка, но вместе с тем при наличии только устной речи развитие было бы чрезвычайно медленным. Язык - гениальное открытие первобытного человека, позволившее ему выйти из предыстории.
Человек способен познавать истину. Опыт учит, что человек может жить только «среди истин», пусть это будут частичные истины или истины, смешанные с невежеством и заблуждениями. Необходимо поэтому в противоположность скептицизму утверждать такие философские позиции, как критический реализм, а также реализм, учитывающий частичность собственной точки зрения, как это делает перспективизм Ортеги-и-Гассета.
Человек есть разумное и свободное животное, способное видеть реальность как множество возможностей даже в тех случаях, когда они невидимы. К примеру, металлы могут быть превращены в великое множество вещей, в частности таких как автомобили. Благодаря человеку мир может быть превращен в тысячи миров.
По своей природе человек есть социальное животное. Субстанция и сценарий человеческой жизни - это отношения с другими людьми. Человеческое бытие по своей природе есть социальное бытие, а это означает, что человек не в состоянии жить без общества.
Два вида социальных отношений превосходят все остальные социальные отношения: брачное сообщество и гражданское общество. Семья, несомненно, наиболее древнее установление. Если бы человечество не сумело организоваться в семьи, то не смогло бы организоваться как нации.
При рассмотрении гражданского общества автор особое внимание уделяет такой функции, как труд. Во многих частях света труд сегодня - это профессия. Именно профессия, а не происхождение, раса или классовая принадлежность определяют место человека, возможности его совершенствования. Никогда в истории труд не играл такой социализирующей и освобождающей роли, как в настоящее время. Это предполагает наличие культуры, в которой уважаются равенство возможностей и свободная инициатива и которая опирается на личную ответственность каждого. «В своем
экономическом значении труд представляет собой деятельность, необходимую для производства полезных вещей, но достигает полного значения, только если рассматривается как деятельность, посредством которой люди реализуют себя, наделяют содержанием свое существование и оказывают услугу социальному целому» (002, с. 124). Моральным долгом является борьба с абсолютным господством капитала и монополией на средства производства. Общество нужно строить с опорой на свободный труд и на участие людей в делах своего предприятия. Речь идет не об упразднении свободного рынка, а о государственном и социальном контроле над ним.
Внимание к значению труда не должно вести к бездумному и безудержному росту техники и технологий, способных становиться средством господства над человеком. Технология есть осуществление человеческой силы, а всякая человеческая деятельность подлежит моральной оценке и контролю. В противном случае еще более увеличится число «патологий прогресса».
Материальное благополучие образует лишь один из базовых элементов того, что классическая философия называла «общим благом». Столь же важными элементами являются мир, отсутствие насилия, а также благородные ценности как ориентир человеческой жизни.
При рассмотрении человека как «политического животного» автор утверждает, прежде всего, что всякое общество нуждается в свободе и власти. Только свободные народы способны прогрессировать, поскольку без свободы исчезает инициатива, падает экономика, парализуется социальная жизнь. В то же время появляются и крепнут социальные инициативы, если социальный динамизм направляется властью.
В социально-политической жизни решающее значение имеет закон. Закон есть условие возможности социальной жизни и средство защиты от угрожающих ей опасностей, в особенности от насилия. В соответствии с классическим пониманием закона он представляет собой рациональное упорядочивание человеческого поведения, направляемое на общее благо и поддерживаемое законной властью.
Закон призван обеспечивать справедливость в отношениях между людьми. Социальное существо по своей природе, человек способен жить только вместе с себе подобными.
Однако совместная социальная жизнь требует разрешения возникающих конфликтов интересов. А для мирного и справедливого разрешения конфликтов требуется политика. «Политика - это не царство морали и любви, это сфера конфликтов интересов, которые должны быть решаемы мирным путем» (002, с. 151).
Важнейшим политическим институтом является государство. В основе современного правового государства лежит политический либерализм. Социалистическая традиция наследует идею о конституционных гарантиях, обеспечиваемых правовым государством, однако заменяет приоритет индивидуальной свободы материальным равенством.
Политический либерализм связан с «идеалом демократии». Ценностями демократии являются равенство, свобода, право на образование, справедливое распределение богатства, уважение закона, сменяемость политической власти, общественный контроль над властью.
Человек есть и «культурное животное». Одна из его особенностей состоит в биологической неприспособленности к среде обитания. Однако благодаря разуму человеческое существо преодолевает «биологический дефицит», превращая окружающую среду в нечто обитаемое. Процесс подобной трансформации как рефлексивной и разумной деятельности и есть культура: язык, техника, мораль, право, экономика, искусство, наука и религия. «Человеческое существо есть культурное животное, вид, у которого биологическое и культурное находятся в равновесии и взаимодействии» (002, с. 201).
Человеческое существо создает культуру в первую очередь благодаря «естественной тенденции укрощать инстинкты». Разум ориентирует на ценности, преодолевающие биологическое оснащение. Другим фактором служит стремление к господству над природой, прежде всего посредством труда. Третий фактор - способность человека к отношениям и коммуникации.
Человек есть «религиозное животное». «Следует признать, что соотнесение с Богом есть наиболее существенное и неизбежное
свойство человека» (002, с. 231). Можно указать некоторые мотивы такого соотнесения.
Первый мотив связан с желанием раскрыть тайну нашего происхождения и нашей природы. Второй мотив - отсутствие знания о происхождении вселенной и то обстоятельство, что само ее существование не поддается научному объяснению. Третий мотив порождается тем, что вселенная представляет собой «гигантский след», заставляющий искать создателя это «следа». Четвертый мотив связан с тем, что наше сознание постоянно свидетельствует о том, что мы созданы для того, чтобы творить добро. Пятый мотив проистекает из того, что мы ищем Высшего судью, способного исправить несправедливость. Шестой мотив обусловлен тем, что мы созданы для красоты, для любви, для счастья, а ничто в окружающем мире не в состоянии в полной мере утолить нашу жажду в этом отношении. Седьмой мотив - поиск Бога перед лицом смерти наших близких и нашей собственной.
Испанский философ Хулиан Мариас (003) - наиболее известный из учеников Х. Ортеги-и-Гассета. Книга «Человеческое счастье» - работа прежде всего философско-антропологическая. По существу, она является во многих отношениях воспроизведением и продолжением главной и известной работы Х. Мариаса «Метафизическая антропология». Действительно, и книгу «Человеческое счастье» Х. Мариас характеризует как метафизическую антропологию, опирающуюся на структуру человеческой жизни, которая может быть выявлена только философией (003, с. 10).
Обсуждая вопрос о методе своего исследования, Мариас отмечает, что единственный метод состоит в том, чтобы мыслить. Философия не может, как наука, опираться на наблюдения, эксперименты, статистику и т.п. В то же время мышление не должно быть абстрактным, оно должно в данном случае быть конкретным, связным, сложным, пронизанным воображением и привязанным к обстоятельствам. Следует понять, что ищет человек, стремясь быть счастливым, ведь «все, что делает человек, он делает в устремлении к счастью» (003, с. 56). Следует, далее, понять, с чем он сталкивается, когда терпит неудачу в этом своем устремлении. Следует понять, на что он надеется, стремясь быть счастливым, и что с ним происходит, когда он утрачивает надежду на счастье.
Ситуация человека, особенно в отношении счастья, парадоксальна. Почти все согласны с тем, что в этом мире нет счастья, оно невозможно. В то же время человек - существо, которому необходимо быть счастливым.
Человек, строго говоря, не имеет природы, и в высшей степени сомнителен всякий разговор о «человеческой природе» (003, с. 23). В этом человек отличается от животного, обладающего природой. То, что делает человек, не дано ему природой: он должен это выбрать, вообразить, а затем попытаться реализовать. И счастье не есть «естественная жизнь».
Человек заключается в намерении быть тем, чем он не может быть, и это обстоятельство, обозначаемое словом «жить», выражает внутреннюю противоречивость ситуации человека: он существует в стихии удовлетворения и в то же время неизбежно испытывает неудовлетворенность.
Человеческая жизнь обладает структурой, которая всегда была известна эмпирически в силу опыта жизни у каждого из нас. Вместе с тем такое знание чаще всего искажалось теми или иными учениями.
Человеческая жизнь носит временной характер. При этом следует говорить не только о том, что «дни сочтены», но и о том, что они «упорядочены», поскольку связаны с возрастными периодами, соответственно, дни наши качественно различны. Жизнь человека «необратима» (несмотря на то что современный человек всячески противится признанию этого). Меру интенсивности и реальности человеческих жизней в ту или иную эпоху можно определять по тому, признают люди или нет необратимость своей жизни.
Человек должен осуществлять выбор, реализуя нечто и отказываясь от реализации чего-то. Можно говорить о том, что какие-то возможные траектории своей жизни человек реализует, а какие-то нет. Только совокупность реализованных и нереализованных траекторий составляет жизнь человека.
Жизнь человека в ее полноте характеризуется не только совокупностью реализованных и нереализованных траекторий, но и определенной общей тональностью. Именно соотносясь с тональностью восприятия жизни в целом можно говорить о счастье или несчастье.
Жизнь человека есть также определенное «притязание». Реализация притязания означает счастье. Однако поскольку притязание всегда сложно и многообразно, то его реализация всегда недостаточна. Вместе с тем в принципе всякая жизнь является счастливой, поскольку за исключением крайне редких случаев притязание человека в общем и целом всегда реализуется.
Жизнь обладает многими измерениями, но в то же время есть «унитарное действие». Я совершаю множество дел, но в действительности единственное что я делаю, - живу. И именно с этим связано счастье. Счастье касается самой жизни, а не ее конкретных содержаний. Только саму жизнь, а не ее многообразные обстоятельства, можно охарактеризовать как счастливую или несчастливую.
От человеческой жизни неотделимо притязание на счастье. «Человеческая реальность есть в первую очередь притязание, проект, и в этом заключается ее своеобразие: быть одновременно реальной и нереальной. Элемент ирреальности, воображения, будущности, проекта и притязания образует часть человеческой реальности» (003, с. 38).
При рассмотрении притязания на счастье имеет смысл проводить различие между строго индивидуальным притязанием и притязанием, связанным с коллективными формами жизни.
Рассматривая проблему счастья в «жизни народов», Мариас констатирует, что угроза счастью для целых народов возникает тогда, когда в обществе появляется сознание желательности индивидуальной жизни в подлинном смысле, а условия для ее реализации в самом обществе отсутствуют.
Х. Мариас обращает внимание на то, что в нынешнюю эпоху счастье все чаще и все в большей мере отождествляется с благополучием.
Жить значит что-то постоянно делать. Человеческая жизнь обладает очень четкой структурой - она состоит из ситуаций, причем ситуаций нестабильных. Каждый день имеет свое лицо, это ситуация, которая завершается и переходит в другую. Поэтому отдельный день является «микроструктурой» жизни. У каждой ситуации, у каждого дня есть своя развязка. Поэтому человек всегда должен ожидать завершения чего-либо или надеяться на что-либо.
И жизнь как таковая имеет свою развязку, и это дает ей единство и значение. А счастье находит завершение и исполнение в совокупности, в тотальности. Каждый день обладает своим содержанием, своим счетом и своим балансом. Каждый этап жизни предвосхищает свое завершение и конец пути. Все это означает проекцию в отношении определенной тотальности. «На всем протяжении своего пути человек желает, ищет, предвосхищает свое личное счастье» (003, с. 180).
Человеческое счастье связано с собственным и подлинно личностным временем. Такое время Мариас отделяет от двух других основных форм времени человеческой жизни - необходимого времени, затрачиваемого на осуществление необходимых обязанностей, таких как труд, и от «ничьего» времени, т.е. затрачиваемого и утрачиваемого впустую.
При рассмотрении философско-антропологической проблематики решающее значение имеет «биографическая перспектива» человеческой жизни. Жизнь человека представляет собой «унитарное действование», что не исключает, разумеется, ее многомерности. Это означает, что жизнь обладает структурой, которую можно анализировать.
Различные формы или измерения инсталяции «размещения» человека в жизни связаны в определенной живой структуре, в определенной системе. Особенность этой структуры, системы заключается в том, что она носит «биографический» характер, а данное обстоятельство задает унитарность. Жизнь человека унитарна и в то же время плюральна в отношении «вещей», в отношении многообразных компонентов, которые вмешиваются в нее.
В заключение Мариас рассматривает отношение между счастьем и иллюзией. Иллюзия во многих языках означает нечто иллюзорное в традиционном смысле чего-то лишенного реальности. А связь с языком, нахождение в том или ином языке обусловливает жизнь. В испанском языке она несет позитивное значение и смысл.
Если исходить из этого обстоятельства, то иллюзию следует считать, как утверждает Мариас, «решающим фактором» счастья. И этот фактор следует использовать в полной мере, поскольку человек вообще должен стремиться к предельно полному использованию того, что дано условиями человеческого существования.
А стремиться к счастью человек должен, так как счастье есть для человека «невозможная необходимость». Мы не можем отказаться от стремления к счастью, но оно невозможно. Человек есть «утопическая реальность», это существо, которое «еще не есть» и, возможно, не может быть тем, что оно есть. Человек - проективная реальность, устремленная в будущее, это реальность, которая никогда не достигается, никогда не завершается, и потому, если резюмировать, человек есть утопическая реальность.
В силу всего этого счастье есть «невозможная необходимость». Наша жизнь заключается в том, чтобы достигать частиц, островков счастья, предвосхищения полного счастья. А само это устремление питается иллюзией.
Испанский философ Хавьер Арангурен в книге «Философская антропология» (004) предлагает целостную философско-антропологическую концепцию, включающую многие традиционные компоненты. Подчеркнем, что всякая развернутая и целостная философско-антропологическая концепция реализуется в эксплицитном или имплицитном соотнесении с определенной онтологией. (Онтологическая рамка может просто указываться, когда, к примеру, философ характеризует свои общие позиции как «натурализм», «физикализм» или «материализм».) Отметить данное обстоятельство имеет особый смысл в контексте рассмотрения философско-антропологических воззрений Х. Арангурена.
Х. Арангурен отчетливо определяет свои онтолого-метафизи-ческие воззрения как «аристотелизм». Мы вправе добавить, что фактической основой его философско-антропологической концепции можно считать аристотелевско-томистскую философскую антропологию. Соответственно, рассмотрение концепции Х. Арангу-рена дает возможность ознакомиться с нынешним состоянием неотомистской философской антропологии.
Тела и живые тела совпадают в своей телесности, но различаются жизнью. Формальный принцип, или принцип формы в случае живого, жизни называется душой. «Душа» - это имя, которое дается принципу, началу, которое организует тело таким образом, что оно обладает жизнью. Такое понимание души не связано, как подчеркивает Х. Арангурена, с какими-либо религиозными или спиритуалистскими мотивами. Соответственно, о душе как форме
тела, как принципе живого можно говорить применительно к растению, животному и человеку.
Будучи формой тела, принципом живого, душа вместе с тем есть нечто нематериальное. Живое нельзя мыслить ни без души как нематериального принципа, ни без материи. Душа и тело относятся друг к другу как «сопринципы» живого, а не как две вещи. Более того, форма и материя суть сопринципы материальной реальности, образуемой телами. Итак, душа есть принцип организации тела, обладающего жизнью. «Душа - форма тела, сущность, определение, принцип, который делает тело тем, что оно есть, т.е. живым» (004, с. 45).
Существуют различные уровни живого, или «степени жизни». Они определяются различной степенью открытости миру, а это означает различия в реализации базисной цели всего живого: выживание индивида и рода. Жизнь растения исчерпывается осуществлением вегетативных функций, которое обеспечивается способностями роста, питания, порождения. Вегетативные функции осуществляются также животными и человеком, причем эти функции опосредуются познанием. В случае с животным познание носит чувственный характер, оно обладает внешними и внутренними чувствами, но не обладает самосознанием.
Чувства членятся на внешние и внутренние. Первые приводятся в действие стимулами, внешними по отношению к субъекту. Среди внешних чувств наиболее важным является восприятие, поскольку оно представляет собой совокупность всего того, что добавляет субъект к ощущаемому им. Внутренние чувства имеют дело не столько с реальностью, сколько с образом или идеей, которую вырабатывает субъект. В силу этого внутренние чувства являются креативными. Вместе с тем внутренние чувства выступают и в качестве одной из причин обогащения мира, осуществляемого восприятием, поскольку новые ощущения так или иначе обрабатываются, к примеру, ожиданиями или жизненной усталостью субъекта. В особенной мере сказанное относится к памяти.
Человек есть существо, «экс-центрическое по отношению к миру». Стремясь раскрыть это понятие, Х. Арангурен указывает, прежде всего, на то, что число стимулов, способных воздействовать на человека, является неограниченным, и неограниченным является число возможных реакций человека.
Еще одно следствие экс-центричности состоит в том, что она представляет собой возможность в полной мере преодолеть «заинтересованный перспективизм инстинкта». Такое преодоление «инстинктивной реакции», способность выходить за пределы предопределенного можно назвать человеческой свободой. Свобода означает в первом приближении возможность для индивида определять для себя свои собственные цели. Каждый индивид обладает поэтому способностью формировать свою собственную историю -«человек есть биографическое животное» (004, с. 67).
Каждый человек представляет собой «новацию». Такая новация также возможна только в силу экс-центричности, или открытости человека. (В то же время именно опыт новации позволяет нам говорить об экс-центричности.)
Потенциальная бесконечность стимулов и реакций, способность к незаинтересованному поведению, а также открытость свободе, или «свободная открытость», как характеристики эксцентричности заставляют поставить вопрос о первичной причине такой экс-центричности. Причина, в силу которой человек способен избегать подчинения миру, материи, времени, должна быть чем-то, что в своем организационном принципе, в своем формальном принципе трансцендирует материальное, т.е. есть нечто «духовное».
Под «духовным» Х. Арангурен понимает прежде всего способность человека быть субъектом операций, превосходящих чувственные операции. Такими операциями, отличающими человека от животных, следует считать способности понимать, желать и выбирать. Речь идет, соответственно, о разуме, воле и свободе.
Наиболее характерным свойством человека является способность к познанию и обладание знанием. Исследуя эту способность, нужно понять, как возникает то соединение между познающим и вещью, которое следует охарактеризовать как «открытость человека реальности».
Было бы неверным концентрировать изучение человека исключительно на проблеме познания. Познание не есть единственное измерение человека, а возможно, не является наиболее специфическим достоянием человека. Концентрация внимания на познании означала бы осуществление рефлексии только на основе одного из аспектов бытия человека.
Существует еще одно измерение бытия человека, причем более «специфически человеческое». Это измерение предстает как определенный горизонт, обозначаемый такими словами, как чувства, эмоции или страсти. Чувства представляют собой способ испытывать собственные склонности, они суть сознание гармонии или дисгармонии между реальностью и субъектом, они суть нарушение покоя, субъективности, порождающие оценки и действия (004, с. 136).
Следует, по мнению Х. Арангурена, выделить тот момент, что чувства представляют собой субъективные оценки окружающей человека реальности. В силу этого «сентиментальный опыт» больше связан с субъектом, чем с содержанием самой реальности. Чувство не несет с собой истину или ложь, поскольку не является единственным направляющим моментом человеческой жизни, оно сопровождается разумом и волей.
Традиционная классификация проводит различие между двумя большими группами чувств на основе того типа объектов, которые вызывают чувства. Первую группу образуют чувства, вызванные или направленные на позитивные блага, а вторую - чувства, вызванные «негативными объектами». Чувства вызываются либо чем-то в настоящем времени, либо чем-то ожидаемым в будущем. Среди положительных чувств, связанных с настоящим, главенствует любовь, а связанных с будущим - надежда. Среди негативных чувств, связанных с настоящим, главным является ненависть, а связанных с будущим - отчаяние.
Человеческая личность зиждется на разуме, воле и чувствах. Разум, воля и чувства должны находиться в равновесии.
Жизнь каждого человека биографична. Человек - это не только биологическое существо. У него есть определенное предназначение и задача. Он как бы призван писать историю своей жизни, вносить коррективы в повествование о своей жизни. Вполне возможно, что он готовится к тому, чтобы по завершении жизни отчитаться за нее. «Глубинный идеал жизни человека, возможно, заключается в том, чтобы сделать из своей жизни достойную историю, которую можно рассказать, превратить свою жизнь в гармоничную песню, в прекрасное произведение» (004, с. 167).
Такой идеал может реализоваться, если жизнь завершается удачно, если жизнь оказалась щедра на моменты полноты, если по-
ражения вели к большой победе, если из всего, что происходило с человеком, он извлекал уроки и шел ко все более полному самопознанию.
Человек - не только индивид как член рода, но, прежде всего, личность. Это утверждение рассматривается в социально-этическом контексте, поскольку решение социально-этических и социально-политических вопросов оказывается нерасторжимо связанным с вопросом о человеческой личности и человеческом достоинстве.
В «первом приближении» личность - «то, что делает нашу жизнь незаменимой, абсолютной, нерелятивизируемой, единственной, священной» (004, с. 188). Личность - это осознание каждым из нас, что он есть «кто-то», а не «что-то», что он не должен быть только средством реализации целей кем-то другим и что он есть своя собственная цель.
Личность возникает «в самосознательном опыте моей собственной идентичности» (004, с. 189). За этим следует «шаг в благоволение», заключающийся в осознании того, что мое уникальное бытие не есть эксклюзивное бытие, поскольку все члены моего рода способны иметь такой же опыт собственного уникального бытия, собственной идентичности. В силу этого я должен относиться к ним так, как я хотел бы, чтобы они относились ко мне.
Для того чтобы осознать реальность другой личности, необходимо преодолеть рационалистские предрассудки эпохи модерна, а именно следует избегать мышления о личности в терминах системы, в терминах всеобщего понятия. Если это удается, то открывается измерение бытия, независимое от объективного познания, а также свободное от устремлений к обладанию и господству. Каждая личность должна восприниматься «в координатах таинственного», поскольку невозможно постичь ее реальность посредством всеобщих идей.
Как подчеркивает Х. Арангурен, такое понимание личности находится в русле классического подхода, в соответствии с которым личность следует постигать как «акт бытия природы или сущности» личности, соответственно, постигать личность как сингулярную явленность этой сущности. Таким образом следует, по Х. Арангурену, понимать классическое определение личности, данное Боэцием.
Личность способна обладать сама собой, быть принципом и началом своих деяний. Подлинное проявление человеческого в личности заключается в способности преодолеть «интерес обладания» по отношению к другим, способности реализовать по отношению к другим возможность благожелательной любви. Совершенная любовь заключается в признании и принятии другого в его инаковости.
Как мы видим, в концепции Х. Арангурена использован весьма широкий спектр европейской философии ХХ в., причем не только антропологической в узком смысле.
Ключевым понятием, вокруг которого во многом строится вся концепция, является понятие «экс-центрической позициональ-ности» Г. Плеснера. Правда, Арангурен не использует слово «по-зициональность». Это позволяет ему дистанцироваться от обоснования данного понятия в философско-антропологической теории Г. Плеснера и по существу деконстектуализировать его. А это в свою очередь создает условия для использования в собственном философско-антропологическом построении, находящемся во многих отношениях в русле аристотелевско-томистской традиции.
Ю.А. Кимелев
2015.03.005. ФИЛОСОФИЯ И НАУКА В КУЛЬТУРАХ ВОСТОКА И ЗАПАДА / Отв. ред. М.Т. Степанянц. - М.: Наука: Восточная литература, 2013. - 357 с.
Ключевые слова: сравнительная философия; философская компаративистика; философия науки и техники; восточная традиция; индийская философия; китайская философия; философская мысль Ислама.
Коллективная монография подготовлена на основе материалов 3-й Московской международной конференции по сравнительной философии, прошедшей в Институте философии РАН 2225 мая 2012 г. Книга состоит из четырех разделов, в которых представлены статьи философов из России, Великобритании, Индии, Ирака, Ирана, Литвы, Сирии, США, Турции, Франции, ФРГ и Японии.
В предваряющей статье М.Т. Степанянц связывает возрастающую значимость исследований по сравнительной философии с
