CC BY
33
Проведенное исследование дало возможность выявить наиболее типичные, распространенные и частотные ошибки учащихся при употреблении местоимений в устной и письменной речи, например: нарушение согласования местоимений-заместителей и замещаемого слова; смешение форм свой и его, ее, их; неразграничение семантики местоимений этот и тот; отсутствие навыка употребления местоимения в заместительной, отождествляющей и обобщающей функциях и т.д. Указанные ошибки обусловлены, с одной стороны, отсутствием у учащихся необходимых знаний о семантике, грамматических и функциональных признаках местоимений в русском языке, с другой стороны, - интерферирующим влиянием законов родного языка учащихся. Кроме того, существенную роль играет сложившаяся система обучения учащихся употреблению местоимений, которая не предусматривает в достаточной мере предупреждения и преодоления названных ошибок.
Е.А. Казак
ЛЕКСИКОЛОГИЯ. ФРАЗЕОЛОГИЯ
2015.02.037. БУРК Дж. МЕТАФОРА.
BOURKE J. Metaphor // Bourke J. The story of pain: From prayer to painkillers. - Oxford: Oxford univ. press, 2014. - P. 53-87.
Ключевые слова: субъективный опыт; болевое ощущение; воплощенное значение; метафора.
Джоанна Бурк - известный британский историк и культуролог, профессор кафедры истории, классицизма и археологии Колледжа Биркбек Лондонского университета, автор более 10 монографий. В последние годы Дж. Бурк активно занимается исследованием культурно-исторической специфики эмоций (в частности, страха и ненависти) и ощущений. Одна из ее последних работ - «История боли: от молитв до болеутоляющих» - посвящена исследованию того, как субъективный опыт переживания боли опосредуется социокультурной средой, которая диктует правила и нормы болевого поведения и навязывает способы осмысления и словесной передачи этого опыта.
Во введении к монографии автор поясняет, что боль конструируется в процессе номинации: «Человек становится или делает
себя человеком, испытывающим боль, посредством акта номинации» (с. 5). Боль представляет собой многоаспектное явление, включающее сенсорные, когнитивные, аффективные, мотивацион-ные и временные компоненты. Вслед за многими современными исследователями1 Дж. Бурк признает, что это явление плохо схватывается сознанием и с трудом выводится в речь, однако она отрицает принципиальную невыразимость боли.
По утверждению автора, коммуникация боли перестает быть «безнадежным мероприятием» (с. 54) благодаря тому, что человек имеет возможность использовать образные языковые средства. Язык боли «пронизан метафорами, сравнениями, метонимами и аналогиями» (с. 53), источником которых служит социокультурная среда. Индивидуальный поиск средств выражения боли опирается на многовековую теологическую, медицинскую, философскую и артистическую традицию. Автор особо подчеркивает, что используемые нами языковые средства влияют на то, как мы переживаем боль, а также на то, как относятся к нашим страданиям окружающие.
Автор поясняет, что под «образными средствами» он имеет в виду «риторические фигуры речи, которые используют ассоциацию или сходство, как, например, в аналогии между двумя вещами ("pain gnawed at his stomach" - букв. "боль грызла ему желудок"), сравнении ("the pain felt like a rat, gnawing his stomach" - букв. "боль была словно крыса, грызующая его желудок") и метонимии ("the gnawing continued" - букв. "грызение продолжалось")» (с. 54). В дальнейшем автор обозначает все эти фигуры речи общим термином «метафора». Ссылаясь на Р. Гиббса2, автор напоминает, что метафора не просто служит украшением речи, но является механизмом мышления, позволяющим осмыслять абстрактное через конкретное. Автор подчеркивает, что метафорические концепты возникают из опыта телесного взаимодействия с окружающей средой, которое включает в себя как минимум два компонента: физическое взаимодействие с объектами и социальное взаимодействие с
1 Scarry E. The body in pain: The making and unmaking of the world. - N.Y., 1985. - 385 p.; Biro D. Listening to pain: Finding words, compassion, and relief. -N.Y.; L., 2010. - 256 p.
Gibbs R.W. Taking metaphor out of our heads and putting it into the cultural world // Metaphor in cognitive linguistics. - Amsterdam, 1997. - P. 145-166.
другими людьми. По убеждению автора, культура участвует в создании не только метафорических систем, но и самого физиологического тела. Именно поэтому анализ образных средств выражения болевого ощущения в источниках разных периодов позволяет выявить не только как люди обозначали, но и как они действительно переживали боль.
Метафоры, по мнению автора, оказываются особенно полезны в ситуациях, когда человек пытается передать опыт, «сопротивляющийся выражению» (resistant to expression) (c. 55). Так, метафорически связывая боль с воздействием на тело некоторого предмета, человек получает возможность передать хотя бы некоторые компоненты своего трудновыразимого ощущения (например, «it feels as if there's a nail sticking into the bottom of my foot» - букв. «такое ощущение, будто мне в стопу воткнулся гвоздь» - с. 55). Принципиально важным автор считает то обстоятельство, что с помощью метафоры, выносящей ощущение во внешний мир, человек пытается упорядочить собственный телесный опыт. Метафора помогает ему понять боль, справиться с ней и сообщить о ней собеседнику.
Автор указывает на то, что метафоры могут создавать сложные образы, с трудом поддающиеся интерпретации. В качестве примера приводится высказывание «I literally felt a physical pain in my gut. I mean that: a physical pain - like an elephant kicking me in the ribs» (букв. «Я буквально ощущал физическую боль внутри. Это действительно так: физическая боль - как будто слон пинал меня в ребра»). По утверждению автора, представляется крайне сомнительным, чтобы человек имел физический опыт взаимодействия со слоном, что противоречит тезису об обусловленности метафоры телесным опытом. Автор ссылается на эссе А. Глуклиха1, который пишет о том, что мы привычно описываем боль как «стреляющую», «раздавливающую», «грызущую», «пронзающую» и «разрывающую», однако мало кто из нас имеет непосредственный телесный опыт такого рода. Люди, имеющие опыт огнестрельных ранений, обычно описывают их как «удар, сопровождающийся ощущением жара», но совершенно очевидно, что, описывая свою
1 Glucklich A. Sacred pain and the phenomenal self // The Harvard theological rev. - Harvard, 1998. - Vol. 5. - P. 390-402.
боль как «прострел», человек, страдающий невралгией, вкладывает в это слово совершенно другой смысл. Глуклих полагает, что при метафорическом описании имеет место не «расширительная трактовка воздействия оружия на тело» (с. 57), а аналогия, основанная главным образом на визуальных и темпоральных соответствиях: если боль носит преходящий характер, начинается и оканчивается внезапно, охватывает небольшое пространство, мы называем ее «прострелом». Это своего рода «визуальная форма» выстрела, а не ноцицептивные качества его воздействия на тело. Аналогичным образом, метафора «пилящая боль» отражает такие параметры болевого ощущения, как ритмичность, повторяемость, наличие пиков и спадов, и представляет собой проекцию временных параметров акта пиления на область болевого опыта.
Автор переходит к рассмотрению групп метафор, регулярно используемых в нарративах болевых ощущений. Автор заявляет, что любые телесные события, включая болевой опыт, «испытывают пределы конвенционального языка» (test the limits of conventional language - c. 59). Их описания являются результатом изобретательства и экспериментирования. Примером тому служат контексты типа «the pain was like a bowl of Screaming Yellow Zonkers popping hard behind my forehead». В данном описании фигурирует название продукта, который выпускался в 60-х годах ХХ в. и представлял собой попкорн в желтой глазури, и головная боль описывается буквально как «миска попкорна, который взрывается у меня за лбом». Другими примерами окказиональных авторских метафор являются: «a family of snakes squirming in my buttocks» (букв. «семейство змей, извивающихся у меня в ягодицах»), «like a demand from Her Majesty's Inspector of Taxes» (букв. «как требование налогового инспектора Ее Королевского Величества»), «my back hurt so bad I felt like I had a large grapefruit down about the curve of the back» (букв. «спина болела так сильно, словно у меня на изгибе спины был большой грейпфрут»). Такие описания, по наблюдению автора, наиболее характерны для художественной литературы и поэзии, но встречаются и в повседневной устной речи.
Наряду с окказиональными образованиями существуют устойчиво повторяющиеся описания, основанные на одном и том же наборе метафор. Автор описывает четыре основные группы метафор.
Первая из них основана на приеме олицетворения. Боль воспринимается и описывается как нападающий на тело враг, чьи атаки могут быть отбиты. В качестве примера приводится текст XIX в., в котором боль эксплицитно называется «masculine foe» (букв. «враг мужского пола») (с. 60). Боль, однако, может осмысляться и как существо женского пола. Доказательством тому служат мемуары Пресвитерианского священника Томаса Смита, который многократно использует в описании местоимение женского рода she. Дж. Бурк полагает, что гендерная принадлежность, которой наделяют боль эти два источника, свидетельствует о разном отношении к самому телесному опыту и разных способах его переживания. В первом случае испытывающий боль человек воспринимает ее как соперника, с которым он вступает в схватку, во втором случае боль -это «женщина, с которой приходится жить и которая, как и все другие женщины, отличается непостоянством, резкостью и тяжелым характером» (с. 61). Восприятие боли как самостоятельного живого существа помогает человеку в ее переживании, поскольку оно позволяет ему мобилизоваться против этой сущности.
Олицетворяя боль, человек может рассматривать ее не только как существо, атакующее его извне, но и как нечто, живущее внутри него. Автор приводит пример диалога между матерью и сыном, опубликованного в издании 1927 г.: «You don't look well, Johnny. Are you in pain?» - «No, mummy. The pain's in me» (с. 62). Данный диалог обладает элементами языковой игры и построен на буквализации конвенционального словосочетания «to be in pain» (испытывать боль, букв. «быть в боли»): «Ты в боли? - Нет, боль во мне».
Автор указывает, что боль часто осмысляется как существо, способное к совершению моторных действий. В источнике 1777 г. боль описывается как «нечто, пробегающее по телу», а в источнике 1901 г. - как «нечто длиною в дюйм, перемещающееся по гортани». Боль наделяется способностью пожирать человека - «жевать», «грызть», «пожирать его внутренности (с. 62).
Второй «важной метафорой» (с. 62) автор называет такой тип концептуализации, при котором боль воспринимается как «вещь-в-себе», способная разрушать целостность тела. В данном случае боль осмысляется по аналогии: «это нож, который режет, собака, которая кусает, огонь, который обжигает» (с. 62). Автор приводит статистические данные 60-х годов ХХ в., согласно которым около
60% пациентов в медицинских учреждениях использовали «метафоры насильственного воздействия» (violence metaphors) при описании болевых ощущений. Автор связывает популярность такого типа концептуализации с тем, что болезнь часто является результатом разрушения целостности тела. В наиболее типичных случаях указывается источник агрессии, чаще всего животное. Так, например, в источнике 1875 г. рак желудка сравнивается с «бегающим туда-сюда хорьком»; в статье 1945 г. пациент описывает ощущения от аппендицита как «схватку с четырьмя дикими кошками, находящимися внутри него» (с. 62). Кроме того, активно используется орудийная метафора. Боль описывается как «проникновение в тело раскаленного ножа», «горячие щипцы, которые отрывают плоть от кости» (1816 г.); «нож, проходящий через все тело» (50-е годы XIX в.); «железный прут, который просовывается через костяшки пальцев» (1862 г.); «железный провод, протянутый через всю голову от уха до уха» (1888 г.), «раскаленные докрасна кинжалы, погружаемые в тело» (1890 г.) (с. 62-63). Часто используется метафора молота, разрушающего тело, - «как молот, стучащий у меня в животе» (с. 63).
Третью группу в классификации автора составляют температурные метафоры. Боль, по ее наблюдению, отождествляется с жаром: она есть огонь или солнце, она «обжигает», «жжет», «испепеляет». В источнике 1884 г. зафиксировано описание боли как «жарящей» (roasting). Температурная метафора может манифестироваться такими лексическими единицами и их сочетаниями, как «fire» («огонь»), «smoke» («дымиться»), «scorch» («обжигать»), «red-hot lava» («раскаленная докрасна лава»), «hot lead» («горячий свинец»), «hot stove» («горячая печь») (с. 65).
Четвертую группу составляют метафоры веса или цвета. Боль описывается как «тяжесть», как вспышка красного или багрового света.
Все вышеописанные метафоры являются универсальными средствами концептуализации болевого ощущения, сохраняющимися на протяжении многих столетий. В то же время автор обращает наше внимание на то, что метафорика боли со временем может претерпевать изменения. Эти изменения, по мнению автора, объясняются действием трех основных факторов: 1) изменений в представлениях о физиологии тела; 2) изменений в окружающей
человека среде; 3) смены идеологических установок. В дальнейшем тексте работы подробно рассматриваются первые два из них.
Ссылаясь на Дж. Лакоффа и М. Джонсона, Дж. Бурк напоминает, что метафора всегда коренится к телесном опыте человека. «Наш разум воплощен в том глубинном смысле, что сама структура наших мыслей исходит из природы нашего тела»1. «Метафора перекидывает мостик между телесно заданным и культурно конструируемым социальным миром»2. Учитывая то обстоятельство, что болевое ощущение воздействует на системы вегетативного возбуждения организма, вызывая ответную реакцию со стороны сердечно-сосудистой системы и активизацию сенсорных и моторных функций, неудивительно, что телесные схемы играют важнейшую роль в формировании языка боли. В представленных здесь примерах тело не является простым контейнером для чувств и действий, но становится также и способом мышления. Вегетативное возбуждение, реакция со стороны сердечно-сосудистой системы, сенсомо-торные действия влияют на то, как люди думают: тело предоставляет возможности (и ограничения) для использования метафор.
Автор задается вопросом о том, как универсальность человеческой физиологии сопрягается с культурно-исторической спецификой языка боли. По мнению некоторых ученых, к числу которых относится китайская исследовательница Нинг Ю3, все люди, независимо от их этнической принадлежности, имеют одни и те же телесные структуры, и, следовательно, наше тело должно служить универсальным источником метафорических проекций. Иными словами, «если метафоры выводятся из физиологических ощущений, они должны быть трансисторичны и транснациональны» (с. 68). Автор, однако, не соглашается с этим мнением, и приводит ряд метафор, которые используются исключительно в рамках одной лингвокультуры, не допуская перевода на другой язык. К их числу она относит значительное число единиц, представленных в официальном опроснике боли МакГилл, предназначенного для анг-
1 Lakoff G., Johnson M. Philosophy in the flesh: The embodied mind and its challenge to western thought. - N.Y., 1999. - P. 6.
2
Kirkmayer L.J. On the cultural mediation of pain // Pain and its transformations: The interface of biology and culture. - Cambridge (Mass.), 2007. - P. 369.
Yu N. The relationship between metaphor, body, and culture // Body, language, and mind. - N.Y., 2008. - Vol. 2. - P. 389-393.
логоворящих пациентов1. В качестве примеров приводятся метафоры из разных языков. Так, в диалекте народа Айны присутствует множество наименований для головной боли: «медвежья головная боль» для тяжелой головной боли, «кабаржиная головная боль» для более легкой формы, «дятловая боль», напоминающая постукивания дятла по коре дерева. В том случае, если головная боль сопровождается ознобом, используются образы морских животных: «осьминожья головная боль» при ощущении посасывания или «крабья головная боль» при присутствии характерного покалывания (с. 68).
Автор подчеркивает, что «универсальность человеческой физиологии не ведет к универсальности метафор» (с. 69). Физиология же, в свою очередь, «находится под значительным влиянием культуры и метафоры» (с. 69). Последнее положение требует дополнительного обоснования, и автор обращается к вопросу о степени универсальности физиологии и значению самого термина «физиология».
Автор подчеркивает, что каждое тело уникально, как уникален и опыт его проживания. Различные тела имеют различную физиологию, и поэтому ощущаются по-разному. Метафора боли, по мнению автора, должна отражать эти различия. Автор не видит причин сомневаться в том, что человеческое тело - это материальный объект, состоящий из жидкостей, жира, тканей, мускулов, костей, заключенных в кожу и снабженный волосами и ногтями. Независимо от того, кто вы, ваша кровь «циркулирует», а нейроны «выстреливают». Однако, как подчеркивает автор, даже эти базовые способы понимания физиологических фактов основаны на метафоре, и то, как люди в рамках определенной культуры осмысляют физиологические процессы, оказывает огромное влияние на то, чем является их физиология. Автор утверждает, что «физиологическое тело не есть объект, свободный от влияния культуры» (с. 70). Физиологическим фактам присваиваются культурные смыслы, и эти смыслы не существуют в досоциальном универсуме, но представляют собой неотъемлемую часть самой физиологической организации. Другими словами, культура не просто предписывает нечто естественному, досоциальному телу; физиологические процессы не
1 Мекаек К., '№а11 Р.Б. ТЪе еИаИе^е о£ рат. - МУ., 1996. - Р. 40.
могут быть отделены от различных культурных смыслов, приписываемых жидкостям, жиру, тканям, мускулам, костям, волосам и коже. Автор поясняет, что гуморальная физиология XVIII в. - это совсем не та физиология, которую исповедуют анатомисты викторианской эпохи или современные нейрологи. Это не значит, что мы отрицаем тот факт, что мозговая деятельность предполагает сложное взаимодействие между рецепторами, ионными каналами, кислотами и энзимами. Однако эти взаимодействия обретают смысл лишь в определенном социальном и средовом контексте. Автор ставит вопрос о том, циркулирует ли кровь, если в обществе не сформирована концепция циркуляции. Ответ, по ее мнению, будет несомненно положительным, однако проблема заключается в том, что при отсутствии соответствующего сформированного представления человек не ощущает циркуляции и не использует соответствующие лексические средства для описания ощущений, связанных с током крови по организму. Сформировавшиеся представления о физиологии привлекают внимание к строго определенным вещам, оказывая сильнейшее влияние на то, что замечается и чему придается значение, и то, что считается случайностью. «Физиологическое тело конституируется образными языками, которые приносят это тело в мир» (с. 70).
Другим фактором, влияющим на эволюцию метафорики боли, является изменение социальной и материальной среды, в которой живет человек. Источником многих метафор служит опыт ежедневного взаимодействия с бытовыми объектами, составляющими часть образа жизни человека. С появлением новых товаров, изменением способов ведения хозяйства, развитием бизнеса и рекламы меняется и метафорика боли. Так, например, в источнике 1799 г. исчезновение боли сравнивается со сниманием чулка. В источнике 1830 г. мужчина описывает свою зубную боль как «капризного младенца», которого он пытается убаюкать покачиванием. В 1890 г. пациентка сравнивает свою боль с липким пластырем, сдирающим плоть до кости.
Важным источником метафор боли автор считает социальный опыт участия в войнах. Концептуализации боли как захватчика, который воюет с телом, имеет долгую историю. Первые примеры такого рода метафор регистрируются в источниках XVII века, в которых болезнь репрезентируется как вооруженный конфликт
между королевствами (с. 74). Данная метафора получила особое распространение с появлением микробной теории болезни в 60-70-х годах XIX в. Болевой опыт стал метафорически связываться с военным вторжением. Аналогии между физическим страданием и войной часто основываются на образе оружия определенного типа. Автор прослеживает историческую динамику в использовании метафоры оружия: если более ранние военные метафоры основывались на образе копья или колчана со стрелами, более свежие метафоры определяли боль как пистолет (1869), бомбу (1900) или автомат (1952). Автор полагает, что растущее влияние военной метафоры на протяжении ХХ в. частично объясняется увеличивающейся милитаризацией британского и американского общества. Однако она не исключает, что популярность военной метафоры является следствием изобретения более эффективных анальгетиков, таких как аспирин, поясняя, что эти препараты сами активно рекламировались с помощью военной метафоры. Термин «painkiller» (болеутоляющее, букв. «убийца боли») появился в английском языке в 1845 г.; однако первое использование глагола «kill» («убивать») применительно к боли в газете The Times датируется 1941 г. Во время Второй мировой войны военная метафора была впервые применена и при описании рака. Примеры рекламных слоганов того времени включают: «Defeat the Silent Enemy» («Победи тайного врага»), «Cancer Attacks without Declaring War» («Рак нападает без объявления войны»). Боль больше не воспринималась как существо, чье присутствие следовало пассивно переживать. Она стала осмысляться как враг, с которым надлежало бороться. Автор подчеркивает, что военная метафора не теряет популярности и в наше время, приводя отрывки из бесед с пациентами, датируемых 2002 г.: боль - это «враг, который вторгается в тело», «коварный враг, который хочет причинить боль», «рак нужно победить» (с. 77).
Автор приводит примеры изобретений и технических инноваций, послуживших источником метафорической проекции на область болевых ощущений. В их числе он называет развитие железнодорожного транспорта и открытие электричества. Железнодорожные метафоры вошли в обиход в середине XIX в. и оставались в употреблении до середины ХХ столетия. В рамках железнодорожной метафоры боль могла осмысляться как авария
либо как сигнал опасности (аналогия с железнодорожными семафорными системами). Электрическая метафора широко употреблялась в дискурсах боли с начала XIX в. Эта метафора эффективно передавала такие характеристики боли, как внезапность и интенсивность. Примеры ее использования многочисленны: 1878 г. -боль «как электрический разряд в обеих ногах», 1893 г. - невралгия -«боль, появляющаяся внезапно, как удар током», 1930 г. - «боль в руке, как круговые электрические разряды», 1960 г. - «боль, как замыкание нервов» (с. 79). Индустриальная эпоха способствовала росту механической метафоры. Пораженное болезнью тело описывалось как «неисправный механизм», а врач представал как «механик», задача которого заключалась в том, чтобы «починить» его (с. 79).
Автор описывает и случаи упадка метафор, связывая этот процесс с действием нескольких факторов. Первым из них является упадок классического образования с обязательным изучением древнегреческого и латыни, приводящий к изъятию из дискурса классических метафор. Так, например, Дж. Свифт использует образ фаларийского быка - древнего инструмента пыток, в котором человек сжигался заживо. С отказом от классического образования данная метафора становилась непонятной и потому неприемлемой. Автор отмечает спад в употреблении метафор пытки (torture) в связи с изживанием соответствующей социальной практики. Вторым фактором является всеобщая урбанизация, которая привела к изъятию из дискурса боли образов природы и животных. Вышла из употребления и метафора «flickering pain» («мерцающая боль»), поскольку в повсеместный обиход вошли мощные источники электрического света, дающие интенсивное и ровное освещение. Наиболее представительная группа метафор, пережившая «катастрофическое падение» (с. 81), связана с религией. В XVIII в. боль часто концептуализировалась как «черт» или «дьявол»; человек, испытывающий боль, находился «в аду». Источник 1816 г. описывает боль как «семь дьяволов в животе», 1818 г. - зубная боль называется «дьяволом, приходящим без приглашения», боль в деснах описывается как «мученичество», 1878 г. - боль в фантомной конечности описывается как «адский огонь»; 1881 г. - невралгия называется «демоном, которого страдалец должен изгнать» (с. 81-82). По мнению автора, упадок религиозных метафор привел к исчезновению позитивного образа боли. В религиозных практиках боль
считалась необходимым условием для очищения души, и ее предписывалось принимать с благодарностью. С упадком религиозных метафор боль стала восприниматься не как предупреждение, испытание и подготовка к загробной жизни, а как нечто, с чем нужно бороться.
Автор рассматривает также вопрос о групповой вариативности в употреблении метафор боли. По ее убеждению, метафорика боли определяется гендерной, этнической и конфессиональной принадлежностью человека, его физическим окружением, социальным контекстом и статусом. Образовательный статус человека позволяет ему использовать метафоры из разнообразных литературных источников. Профессиональная принадлежность позволяет использовать профессиональный жаргон, примером чему служит профессиональная метафора, используемая моряком в источнике 1890 г., - ощущения от инфлюэнцы описываются как чувство, словно «he were going to unship the top of his head» (букв. «словно он вот-вот выгрузит верхнюю часть головы»). Автор отмечает и возрастную вариативность: боль концептуализируется как «домовой» только при общении с детьми (с. 84). В качестве примера действия этнического фактора автор приводит характерные приемы описания боли в Индии: пациенты, страдающие раком, описывают боль как «постоянно жалящего скорпиона» или «укус тысячи кобр» (с. 84). Влияние гендерного фактора проявляется в том, что мужчины чаще прибегают к механической метафоре, а женщины ссылаются на опыт деторождения.
Автор прослеживает и изменения в употреблении метафор в медицинской литературе на примере переизданий книги Уилльяма Коулсона «О заболеваниях желчного пузыря и простаты», впервые изданной в 1838 г. и переиздаваемой до 1881 г. Некоторые изменения незначительны, когда при описании симптоматики сокращается количество дескрипторов: (1838 г. - «darting shooting pains»; 1881 г. - «shooting pains»). Другие изменения затрагивают самую суть болевого опыта. Так, например, отмечается тенденция к употреблению менее эмоционально окрашенных дескрипторов: «невыносимая боль» заменяется на «нарастание симптомов», «очень сильная боль» заменяется на «сильную», «страдание» заменяется на «увеличение камня в размерах». Автор заключает, что в более
ранних изданиях акцент делается на страданиях пациента, а в более поздних - на симптоматике заболевания.
Подводя итог, автор отмечает, что язык боли, вопреки распространенному мнению, богат и разнообразен. Язык боли имеет историю, и описания болевого ощущения всегда исторически и культурно обусловлены. «Люди приходят в мир, который создан не ими; они должны ориентироваться в этом мире, и они делают это, используя не только уже существующие метафорические инструменты, но и свою способность образно создавать другие концептуальные домены из своего телесного опыта. Эти метафоры не просто отражают боль, но играют важнейшую роль в ее конструировании, в рамках контекстов социального взаимодействия» (с. 87).
А.В. Нагорная
2015.02.038. НАГОРНАЯ Е.Н. ЗООМЕТАФОРА В СИСТЕМЕ ЯЗЫКА И В ДИСКУРСЕ ЧЕХОВСКОЙ ПРОЗЫ. - Таганрог: Таганрог. гос. пед. ин-т им. А.П. Чехова, 2014. - 178 с. - Библиогр.: с. 165-178.
Ключевые слова: метафора; зоометафора; Чехов А.П.; язык и стиль.
В работе обсуждаются общетеоретические вопросы семантики метафоры, а также дается описание зоометафор, использованных в произведениях А.П. Чехова. Последние рассматриваются в системе деривационных, парадигматических и синтагматических отношений с выявлением их авторского своеобразия.
Монография состоит из введения, трех глав (1. «Теоретические основы исследования зоометафоры»; 2. «Зоометафора в лексической системе языка»; 3. «Зоометафора в дискурсе чеховской прозы») и заключения.
Автор, в частности, подчеркивает, что семантическая группа анималистических метафорических антропонимов представляет динамическую систему, отражающую социальные, культурные и индивидуальные преференции народа. Естественный интерес человека к денотативному компоненту значений имен животных, имеющему потенциальные, не закодированные в словарных толкованиях признаки, дает импульс для реализации новых переносов.
