CC BY
253
внешнюю политику. Проблема Афин, полагает он, заключалась в неблагоприятном для них развитии событий. После того как Спарта была разгромлена фиванцами, а Фивы были разрушены Александром, если бы македонский царь был убит во время азиатского похода, Афины снова стали бы сильнейшим государством Греции. Но этому не суждено было случиться (с. 126).
А.Е. Медовичев
2015.02.012. ДАНДАМАЕВ М.А. АХЕМЕНИДСКАЯ ИМПЕРИЯ: СОЦИАЛЬНО-АДМИНИСТРАТИВНОЕ УСТРОЙСТВО И КУЛЬТУРНЫЕ ДОСТИЖЕНИЯ / РАН. Ин-т вост. рукописей. - СПб.: Петерб. лингв. о-во, 2013. - 391 с. - Библиогр.: с. 331-370.
Ключевые слова: государство Ахеменидов; социально-административное устройство; культурное развитие.
В монографии члена-корреспондента РАН М.А. Дандамаева (Институт восточных рукописей РАН) рассматриваются социально-экономические отношения, административно-политическая система и культура государства Ахеменидов - первой в истории мировой державы, простиравшейся от Египта на западе до СевероЗападной Индии на востоке. Книга состоит из трех частей.
Первая часть содержит обзор письменных источников, в котором представлены древнеперсидские надписи, эламские документы, арамейские и египетские (демотические) тексты. Среди них выделяются исторические хроники, указы царей и распоряжения сатрапов, письма к наместникам провинций с жалобами подданных, официальная переписка высокопоставленных персидских чиновников и переписка частных лиц, инструкции о методах управления имениями, сбора податей и обращения с рабами, квитанции об уплате податей, документы о выполнении военной повинности, протоколы судебных процессов, брачные контракты, арендные договоры, долговые расписки и т.д.
Мифологические и религиозные представления древних иранцев отражены в Авесте - своде священных книг зороастрий-ской религии. При этом, как отмечает автор, неоднократно предпринимавшиеся (начиная с XVIII в.) попытки отождествить легендарных героев, упоминаемых в Авесте, с историческими
мидийскими и ахеменидскими царями нельзя признать убедительными (с. 15).
Некоторые данные об ахеменидской административной системе имеются в библейских текстах. Но основными нарративными источниками по ахеменидскому периоду истории Ирана и Ближнего Востока остаются сочинения греческих писателей.
Вторая часть («Администрация и социальные институты») открывается кратким описанием основных событий политической истории Ахеменидской державы от воцарения в 556 г. до н.э. Кира II до ее падения под ударами войск Александра Македонского. Основатель Персидской империи Кир и его сын Камбиз II (530-522 гг. до н. э.) почти не меняли внутреннее устройство завоеванных ими стран. Подчинив Мидию, Вавилонию и Египет, ахеменидские цари придавали своим завоеваниям характер личной унии с народами этих стран, короновались по местным обычаям и пользовались исторически сложившимися методами управления и делопроизводства.
Однако восстания 522-521 гг. до н.э. показали непрочность Ахеменидской державы. Стремясь покончить с сепаратистскими тенденциями, Дарий I (522-486 гг. до н.э.) около 518 г. до н.э. реорганизовал и унифицировал систему управления провинциями, которая в дальнейшем, до конца господства Ахеменидов, не претерпела существенных изменений. Должность сатрапа (греческая передача древнеиранского слова х§а£арауап - «блюститель царства»), согласно Геродоту, впервые была введена Дарием I. Однако возможно, что она существовала уже в Мидии и, несомненно, - в державе Ахеменидов с момента ее возникновения. Но при Дарии сатрапы лишились военных полномочий, которые теперь были сосредоточены в руках других начальников, также подчинявшихся непосредственно царю. Впрочем, после Дария I разделение гражданских (административных, судебных и фискальных) и военных функций не соблюдалось строго.
В состав сатрапий входили более мелкие области, наместники которых также назывались сатрапами. Поэтому библейские источники говорят о 120-127 сатрапиях от Инда до Эфиопии вместо 20 сатрапий, упоминаемых Геродотом, и 23 «стран» Бехистунской надписи (с. 59). В рамках отдельных сатрапий сохранялись традиционные местные системы управления (например, номы в Египте). В Иудее во главе администрации Иерусалимской общины стояли
первосвященники, постепенно превратившие ее в теократическое государство. Полуавтономные городские и храмовые общины, мелкие династы (как, например, карийские «князья» Галикарнаса) существовали в Малой Азии, на Кипре и в Финикии.
Административной столицей империи были Сузы. Верховный контроль над всем государственным аппаратом осуществлял хазарапат (Иа/агарайз - «тысяченачальник», или, в греческом переводе, хилиарх), который одновременно был начальником личной охраны царя (первой тысячи «бессмертных») и начальником центральной (царской) канцелярии. Уже при Кире II государственные канцелярии западной части Ахеменидской державы пользовались арамейским языком, а при Дарии I он стал официальным языком и в восточных сатрапиях. При этом во всех провинциях державы употреблялся так называемый имперский арамейский язык, который был стандартизирован в V в. до н.э. Впрочем, для составления официальных документов наряду с арамейским использовались и местные языки (египетский, аккадский, греческий) (с. 70-71).
Поскольку персидские завоевания не привели к исчезновению правовых норм и традиций покоренных народов, в Ахеменид-ской державе существовали самые различные правовые системы и институты. Наивысшего развития достигает вавилонское право, которое становится образцом для правовых систем других регионов Ближнего Востока, хотя и испытывает некоторое влияние иранских правовых норм и терминологии. Так, в вавилонских документах V в. до н.э. для обозначения должности судьи многократно встречается иранское слово ^аЬага, являющееся синонимом аккадского dajanu - «судья».
В системе аграрных отношений в ахеменидский период на Ближнем Востоке произошли значительные изменения. Вся обрабатываемая земля была точно измерена, и лучшая ее часть оказалась в распоряжении царя. Значительные массивы земель принадлежали храмам, торговым домам, военной знати, чиновникам царской и храмовой администрации. Крупные землевладельцы (особенно это относится к вавилонским храмам), как правило, сдавали свои земли большими частями в аренду крупным арендаторам, которые, в свою очередь, сдавали ее в субаренду мелкими участками. Для обработки земли помимо рабов широко использовался также труд наемных работников.
При Ахеменидах широкое распространение (по крайней мере в Вавилонии) получает система землепользования, которая называлась хатру («округ») и представляла собой систему наделов, пожалованных государством группе воинов, коллективно обрабатывавших землю. Организация хатру начала складываться в период царствования Камбиза. Ее расширение, вероятно, произошло после восстания вавилонян при Ксерксе (486-464 гг. до н.э.), когда часть земли вавилонских храмов была конфискована и роздана воинам, среди которых, судя по источникам, были как вавилоняне и иранцы, так и представители других народов (арамеи, египтяне, иудеи, лидийцы, саки, индийцы и т.д.) (с. 106-107).
В дальнейшем, однако, дробление наделов между наследниками и необходимость платить налоги в денежной форме, приводившая к зависимости от ростовщиков, способствовала разорению военных колонистов. Поэтому в V-IV вв. до н.э. Ахеменидам в своей военной политике приходилось все больше полагаться на греческих наемников.
По своему социальному статусу военные колонисты являлись свободными людьми. Другой категорией свободного населения, характерной прежде всего для Вавилонии и некоторых других регионов, были члены гражданско-храмовых общин, владевшие землей в пределах принадлежавшей городу округи. Однако наиболее многочисленной социальной категорией были земледельцы, обитавшие на территориях, не включенных в структуру городского самоуправления. Они обрабатывали земли, принадлежавшие государству, храмам и частным лицам, что и определяло их зависимый статус.
Количество рабов по отношению к числу свободных было относительно небольшим даже в наиболее развитых частях империи. Долговое рабство в ахеменидское время уже не имело широкого распространения. Совершенно исчезла практика самозаклада и самопродажи в рабство. Отчасти, возможно, это связано со значительным ростом количества рабов-военнопленных («добыча лука»), большая часть которых направлялась в хозяйства персидских царей и вельмож. По мнению ряда исследователей, для обозначения рабов-военнопленных в арамейских и вавилонских текстах использовался термин grda (garda), а в эламских документах из Персеполя -kurtas. Среди курташей были люди различного этнического проис-
хождения и профессиональной специализации. Однако, как отмечает автор, со временем слово кш1а§ приобрело и более широкое значение «работник». Таким образом, по своему составу и юридическому положению курташ не были однородны. Помимо людей, обращенных в рабство и насильственно угнанных в Иран, среди них имелось значительное количество людей из низов персидского общества, лично свободных и работавших добровольно за плату или временно отбывавших трудовую повинность (с. 136).
Подати, установленные Дарием I, по-видимому, были вполне умеренными, но произвол провинциальных чиновников разорял налогоплательщиков. Денежные ссуды для уплаты налогов выдавались ростовщиками под высокие проценты. Так, в Вавилонии годовая процентная ставка выросла с 20 (при Кире и Камбизе) до 40% в конце V в. до н.э. В IV в. сбор налогов начал превращаться в прямой грабеж и насилие, что послужило причиной многочисленных восстаний против персидского господства (с. 156).
Деньги, поступавшие в качестве государственных податей, в течение многих десятилетий откладывались в царских сокровищницах. Таким образом, огромная масса драгоценных металлов была изъята из обращения, и только небольшая ее часть поступала обратно в виде жалованья наемных воинов и расходовалась на содержание двора и администрации. Это наносило большой ущерб развитию торгово-денежных отношений и консервировало широкое распространение прямого товарообмена (с. 169).
Для Вавилонии ахеменидского времени было характерно господство в экономике могущественных частных предпринимательских домов. Так, дом Эгиби занимался куплей-продажей и обменом домов, полей, рабов и т.п., а также банковскими операциями. Он был заимодавцем, принимал на хранение вклады, давал и получал векселя, уплачивал долги своих клиентов, финансировал торговлю и основывал коммерческие товарищества.
Другим крупным предпринимательским учреждением был дом Мурашу. В отличие от дома Эгиби, Мурашу не играл никакой роли в международной торговле, но являлся главным образом «банком» сельскохозяйственного кредита. Как и современные банкиры, дом Мурашу работал с помощью чужих средств. Существенная разница состояла, однако, в том, что этими средствами было недвижимое имущество, а не деньги. Если современный банк ак-
кумулирует мелкие капиталы, чтобы вложить их в коммерческие или промышленные предприятия, Мурашу делали обратное: брали в аренду большие земельные наделы и сдавали их мелкими участками в субаренду (с. 182).
В третьей части («Ахеменидская культура») рассматриваются архитектура и изобразительное искусство Персии, религия, религиозная и храмовая политика Ахеменидов. В целом, пишет автор, ахеменидское искусство достаточно хорошо известно по детально изученным архитектурным комплексам царских резиденций Пасаргад, Персеполя и Суз, по рельефам Бехистунской скалы, скальным гробницам ахеменидских царей в Накш-и Рустаме, многочисленным памятникам торевтики и глиптики. Созданные под эгидой единого государственного идеологического заказа, они прокламируют величие царской власти и величие империи.
На рубеже У^У вв. до н.э. оформляются определяющие черты искусства эпохи Ахеменидов: строжайшая канонизация, достигающая даже монотонности, стремление к абсолютной симметрии, зеркальное построение одних и тех же сцен, трафаретность фигур. На первый взгляд ахеменидское искусство представляет собой смесь разнородных влияний. Однако, как подчеркивает автор, парадокс заключается в том, что «детали того или иного образа, той или иной архитектурной постройки, все или почти все, известны из прошлых эпох и разных стран, а сам образ отличен от всего известного и является специфически ахеменидским» (с. 212).
Таким образом, несмотря на заимствования, все глубокие, самые существенные аспекты ахеменидского искусства остаются полностью оригинальными, и само оно не производит впечатления чего-то чужеродного, поскольку в целом является результатом специфических исторических условий и определенной идеологии, давших заимствованным формам новые функции и значение (с. 227-228).
Заключительные разделы книги посвящены религиозной и храмовой политике Ахеменидов. Как отмечает М.А. Дандамаев, персы эпохи Ахеменидов в массе своей не были зороастрийцами, а поклонялись древним индоиранским божествам природы - Митре (богу Солнца и света), Анахите (богине воды и плодородия) и др. Вряд ли, пишет он, можно согласится с теми исследователями, которые полагают, что Кир II и Камбиз были распространителями
зороастризма. В их пантеоне верховное место, скорее всего, еще принадлежало не Ахурамазде, а Митре. Лишь со времени Дария I одна из форм раннего зороастризма становится официальной религией Ахеменидов, что, однако, не сопровождается отказом от почитания древних богов (с. 287, 309).
При поздних Ахеменидах, хотя Ахурамазда и сохраняет первенствующее положение, в царском пантеоне под влиянием народной религии вновь возрастает роль культов Митры и Анахиты. Примечательно также и то, пишет автор, что, если в Гатах (древнейшей части Авесты, излагающей учение Зороастра/Заратуштры) говорится о почитании только одного Ахурамазды, то в Младшей Авесте (последняя четверть V в. до н.э.) снова появляются Митра, Анахита, Веретрагна, как божества, требующие поклонения, хотя и стоящие ниже Ахурамазды (с. 290).
Хотя Ахемениды считали Ахурамазду самым могущественным богом, они поклонялись и богам покоренных народов, что было обусловлено как соображениями политической целесообразности, так и тем, что древние религии (в том числе и иудаизм до Эзры и Неемии) не были догматическими. Соответственно, полностью отсутствовало понятие о ложной вере или каких-либо формах ереси. Случаи разрушения храмов и депортации статуй богов имели место, но они объясняются стремлением лишить божественной поддержки тех, кто оказывал персам упорное сопротивление. Примером может служить разрушение Ксерксом некоторых греческих и вавилонских храмов.
Стараясь не ущемлять религиозные чувства покоренных народов, Ахемениды тем не менее стремились урезать доходы храмов. В Персидской державе храмы, как правило, должны были платить налоги и выполнять государственные повинности. Впрочем, некоторые храмы были освобождены от них и занимали привилегированное положение, что не отменяло, однако, контроля со стороны персидской администрации. Так, например, предоставив Иерусалимскому храму ряд привилегий и финансовую поддержку, персидские цари одновременно приняли все меры к тому, чтобы это святилище находилось под их эффективным контролем. Точно так же и в Египте сатрап контролировал назначение на жреческие должности (с. 328).
В целом, заключает автор, Ахеменидское государство было первой в истории мировой державой, провозгласившей вполне терпимое и доброжелательное отношение к культурным традициям десятков народов и племен. Оно сумело обеспечить в течение длительного периода относительный мир на огромной территории и создать благоприятные условия для развития культурных контактов народов различных стран. Социально-экономические и политические институты и культурные традиции, сложившиеся в ахеме-нидский период, сохранялись в течение многих столетий в государствах Александра Македонского, Селевкидов, Птолемеев, Аршакидов и Сасанидов (с. 329).
А.Е. Медовичев
СРЕДНИЕ ВЕКА И РАННЕЕ НОВОЕ ВРЕМЯ
2015.02.013. АДАМС М. КОРОЛЬ СЕВЕРА.
ADAMS M. The king of the North. - L.: Head of Zeus Ltd., 2013. -450 p.
Ключевые слова: Англия; VII в.; король Нортумбрии Освальд; социальное устройство; повседневная жизнь.
Монография археолога, преподавателя университета Йорка (Великобритания) Макса Адамса посвящена одной из самых известных исторических фигур раннего периода в истории Англии: Освальду, королю Нортумбрии (ум. 642). Суммируя свидетельства источников и результаты новейших исследований, автор реконструирует генеалогию Освальда, рассказывает о событиях, в результате которых Освальд и его брат Осви оказались в изгнании, о победе и возвращении на трон, о его правлении, гибели в битве и посмертном культе. Одновременно Адамс сообщает массу сведений, поясняющих социальное устройство и реалии повседневной жизни Англии VII в., описывает систему сбора податей, военную тактику, погребальные обряды и пр. Тем не менее содержание книги выходит за рамки биографии конкретной личности или изложения социально-политической истории Англии первой половины VII в. В своей монографии Макс Адамс предлагает собственное прочтение некоторых важных эпизодов традиционного исторического нарратива. Основой для этого стало переосмысление нашего
