CC BY
63
талл. Для каждого из очагов автор выделяет характерные типы изделий и направления контактов, изменяющиеся по этапам развития. Ряд памятников и культур пока не объединяются в отдельные очаги металлообработки (в частности, культуры лепной расписной керамики и памятники архаического Дахистана). На многих из них заметно влияние более северных очагов металлообработки.
В заключение автор кратко суммирует картину становления и развития древней металлургии и металлообработки на юге Средней Азии в эпоху бронзы. Он отмечает, что в своей работе смог охватить целый ряд аспектов: «Очаги металлургии и металлообработки; генезис очагов; хронология типов сплава и металла рудных источников; происхождение и пути распространения металла; рудная база металлургии и металлообработки Средней Азии» (с. 283). Вместе с тем ряд тем, связанных с древней металлургией (вопросы организации производства, технологии изготовления изделий и производства литейных форм), еще ждут дальнейшего исследования.
Ек. Лебедева
ЭТНОЛОГИЯ И ФИЗИЧЕСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ
2014.04.031. СИРИНА А.А. ЭВЕНКИ И ЭВЕНЫ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ: САМОСОЗНАНИЕ, ПРИРОДОПОЛЬЗОВАНИЕ, МИРОВОЗЗРЕНИЕ. - М.: Вост. лит., 2012. - 604 с.
Ключевые слова: эвенки и эвены; самосознание; природопользование; мировоззрение.
Исследование д-ра ист. наук, сотрудника Ин-та этнологии и антропологии РАН А.А. Сириной посвящено двум родственным коренным малочисленным народам Сибири, расселенным от берегов Тихого океана до р. Обь. В 2010 г. эвенки насчитывали 37 843 человека, эвены - 22 383. Хронологически работа охватывает более чем столетний период - с конца XIX в. до настоящего времени, территориально - 14 субъектов Российской Федерации. Работа основана на материалах полевых исследований, проводившихся автором более 30 лет, архивных документах, статистических данных, публикациях региональных СМИ. Работа состоит из пяти тематических
частей: «Классификации, переписи, идентичности», «Формирование человека», «Природопользование», «Время и пространство», «Мировоззренческие основания традиционного природопользования».
В историографическом очерке (введение) автор выделяет «знаковые фигуры ученых XX в., чье творчество оказало наибольшее влияние как на тунгусоведение, так и на этнографию в целом -за счет обширности тем и проблемных вопросов, охвата материала, знакомства с различными эвенкийскими и эвенскими группами, а также оригинальных подходов и интерпретаций. С.К. Патканов, С.М. Широкогоров, Г.М. Василевич, В.А. Туголуков воплощают связь российской этнографии со смежными науками - географией, статистикой, языкознанием, фольклористикой, историей» (с. 5-6).
Значимость практических задач времени социалистического строительства стимулировала развитие новых для классической этнографической науки прикладных сфер: создание письменности, изучение формирования и деятельности производственных коллективов эвенков и эвенов на основе новых социальных отношений и технического обеспечения. В Москве в Институте этнографии АН СССР в 1954 г. был создан сектор социалистического строительства у малочисленных народов Севера. Сотрудниками сектора были подготовлены материалы об их социально-экономическом и культурном положении. Обобщающие материалы вошли в том «Народы Сибири» (1956) серии «Народы мира». 2000-е годы характеризуются интернационализацией сибиреведческих исследований и их интеграцией в международный контекст.
Четыре главы первой части: «Классификации и категории на службе государства», «Мозаика этнонимов», «В зеркале статистики», «Этническая идентичность» - характеризуют динамику презентации эвенков в «большом» российском обществе. В XX в. эвенки и эвены поменяли свой административный статус с категории «инородцы» в Российской империи на принадлежность к числу малочисленных коренных народов Сибири и Севера (КМНС) в советской, а затем и постсоветской России. В Сибири Российское государство столкнулось с тунгусским бродячим населением, не сложившимся в единый народ, с семьями, патронимиями, родами, общинами, племенами, жившими в относительной изоляции друг от друга, в соседстве с иными этническими группами. Эти условия, как считает автор, и определили множественность и многознач-
ность этнонимов тунгусского населения Сибири. Название тунгус / тонгус использовалось еще до прихода русских. До 1917 г. оно использовалось как классификационный термин в отношении всех тунгусоговорящих народов. «В дореволюционной классификации тунгусов, - обращает внимание А.А. Сирина, - была своя логика. Классификация имела стратегический объединительный характер и была естественным продуктом российской колонизации, вполне адекватно отражая специфику родоплеменной карты региона» (с. 36). К концу XIX - началу XX в. тунгусские племена и подразделения значительно отличались друг от друга типом хозяйства и образом жизни: среди них были группы (по терминологии того времени) оленных, пеших, конных, скотных, рыболовов и морских зверобоев.
С начала 1930-х годов официальным стало название «эвенки», восходящее к одному из самоназваний, широко распространенному по всей территории Сибири. По мнению современных исследователей, процесс этногенеза эвенков завершился к середине XX в., причем качественно новое состояние этнического единства было стимулировано извне советской государственной политикой (с. 55). Новое название утвердилось в официальных документах, научной литературе, среди самого народа, что отразило процесс формирования единого этнического самосознания.
Перепись 2002 г. констатировала, что около четверти эвенков и почти треть эвенов живут в городах, рабочих поселках и поселках городского типа. Эти важные поселенческие сдвиги привели, в частности, к попыткам разграничить аборигенное сообщество по месту проживания и уровню урбанизации, что связано с проблемой сохранности «традиционной» культуры и вопросом, кого следует считать аборигенами. Сдержанный рост или стабильность численности эвенков и эвенов достигнуты за счет ассимиляционных процессов и перемены этнического самосознания.
По результатам Переписи 2002 г. 19,5% эвенков и 32,6% эвенов утверждали, что говорят на родном языке. В настоящее время практически все владеют русским, в Якутии и Бурятии происходят соответственно якутизация и бурятизация (с. 152). Тем не менее сами представители этих народов считают важными этнодиффе-ренцирующими границами язык, родовую / родственную принадлежность и внешний облик, территорию и общность происхожде-
ния, хозяйственные занятия и образ жизни, связь с природой, особенности характера и поведения, причем эти признаки рассматриваются во взаимосвязи и совокупности. Сейчас на первый план эвенки и эвены выдвигают территориальную идентичность, в которой одновременно заключена информация о родовой принадлежности, образе жизни, мировоззрении. Это соответствует и новой государственной политике, которая делает акцент на территориальности, а не на этнической принадлежности. Возможности внешнего воздействия на этническое самоопределение велики. Тем не менее, заключает автор, это не отменяет культурно-историческое основание, продуцирующее его воспроизводство.
В трех главах второй части: «Душа, реинкарнация и узнавание», «Имянаречение» и «Социализация» - прослеживается «индивидуальный путь» в традиционной культуре. В современных условиях формирование идентичности происходит с помощью новых средств и способов, помимо «живого общения», представителей разных поколений. Всё большее значение получают текстуализи-рованные и электронно зафиксированные презентации. «Культурный разрыв» пытаются преодолеть и с помощью «лагерей культуры» или летних этноэкологических школ, как это делают аборигены Аляски - индейцы и эскимосы.
Третья часть также содержит три главы: «Хозяйствование и природопользование», «Субъекты природопользования», «Нимат. Обычай дара / дележа». В них всесторонне анализируются проблемы ведения хозяйства и использования природных ресурсов не только с точки зрения их материальных реалий, но и основ традиционного мировоззрения. В конце XIX в. у эвенков и эвенов преобладал хозяйственный комплекс таежных охотников-оленеводов с присущей ему «северной триадой», включавшей мясную и пушную охоту, а также транспортное оленеводство, рыболовство и собирательство.
Политика 1920-1930-х годов «классового подхода» к эгалитарной охотничье-оленеводческой культуре была направлена на кардинальное изменение «хозяйствующего субъекта», построенного на связях родства, замену бытового кочевания производственным. Согласно авторской оценке, культурные механизмы выстраивания хозяйственных коллективов (природные способности людей, их навыки и умения, знание местных условий) сработали и при
смене формы собственности, «удержав» внутреннюю конфигурацию первичных хозяйственных коллективов, хотя и сильно деформировали их.
Многие проблемы природопользования были получены в наследство от прежних лет, но и сегодня они далеко не разрешены. В соответствии с Указом Президента 1991 г. «О территориях традиционного природопользования» в северных субъектах РФ были приняты законодательные акты, направленные на урегулирование традиционного природопользования. Особенно активно этот процесс шел там, где традиционное хозяйство оказывалось в соседстве с горнодобычей.
В начале постсоветского периода при ликвидации колхозов и совхозов и разделе колхозно-совхозной собственности в местах проживания народов Севера встал вопрос о том, какие структуры будут правопреемниками государственных оленеводческих, рыболовецких и промысловых хозяйств, в первую очередь земельных угодий. Ими должны были стать общинно-родовые, крестьянско-фермерские хозяйства, малые семейные предприятия. Новые небольшие экономические структуры сразу оказались в тяжелом экономическом положении, которое усугублялось общим кризисом 1990-х - начала 2000-х годов. В этих условиях создавались союзы и ассоциации общин, по принципу организации похожие на колхозы раннего советского времени.
В этот период возросла жизнеобеспечивающая роль традиционного хозяйства, произошли его демодернизация и натурализация. Так, было проведено обвальное сокращение искусственно увеличенной численности домашних оленей до традиционного уровня. Практически полностью исчезло введенное в советский период клеточное звероводство, прекратился прием дикоросов. Обострилась ситуация с обеспечением прав народов Севера на традиционное природопользование и образ жизни, что заставило российское государство на рубеже XX-XXI вв. принять пакет «этнических законов». Важная черта современного российского законодательства -расширительный принцип формирования родовых общин народов Севера - отражает сложившиеся реалии природопользования и большое число этнически смешанных семей в Сибири.
Специальная глава посвящена обычаю дележа охотничьей добычи у эвенков и эвенов - нимату. Нимат обеспечивал территори-
альные и экономические связи между кочевниками не только взаимобрачных, но и неродственных родов. Кроме того, считает исследовательница, дележ имеет значение для формирования и поддержания этнической идентичности (с. 332). Дележ как дар в широком смысле - это философия жизни, древний закон, который стал яркой идентификационной чертой эвенков и эвенов.
Мировоззренческие основания картины мира эвенков и эвенов рассматриваются и анализируются и в двух последующих частях. Одна из этих частей включает главы: «Восприятие времени», «Восприятие пространства», «Поселение и жилище», «Сакральный ландшафт». В мифологической картине мира отразилось то же самое цикличное время, неразрывно связанное с пространством, что и в повседневной жизни кочевников, в их традиционных календарях. Неразрывность времени и пространства присуща основным временным понятиям. Так, «переход» определяет не расстояние, а время, необходимое для его преодоления. Время могли измерять с помощью разных культурных стереотипов: курение трубки, закипание воды в чайнике, количество ночевок в пути (с. 339). В названиях периодов / месяцев отражены закономерности природы и связанная с ними хозяйственно-бытовая активность. Разделение года на две половины - теплую и холодную - особенно характерно для народов, живущих в условиях полярного дня и полярной ночи. Кроме того, эвенки и эвены делили год в зависимости от конкретных фенологических условий на шесть-семь сезонов. Различия календарей различных территориальных групп вызваны и различиями в хозяйственной деятельности.
Моменты «сгущения» «социального» времени или выделения календарных обрядов-праздников у эвенков были приурочены к важным фенологическим изменениям, ведущим за собой смену хозяйственной активности. Их устраивали весной в период возрождения природы и осенью - перед охотой. Отсутствующее в словаре этих народов слово «праздник» близко по смыслу слову «встреча». Встречи нескольких семей / родов, территориально-соседских групп у эвенков и эвенов действительно были особыми, радостными событиями, когда люди не только совершали обряды, но и подводили итоги охоты, договаривались о маршрутах кочевий, заключали браки. В последние два-три столетия такие встречи часто проходили на сугланах, ярмарках, были специально к ним приурочены.
Вопреки сложившемуся в последние годы мнению, в советское время традиционные встречи-праздники не исчезли, они были инкорпорированы в профессиональные праздники - День охотника, оленевода, рыбака. Обрядовая их составляющая иногда проводилась тайно, в тайге. Возрождение традиционных праздников относится к началу 1990-х годов, когда начали проводить фольклорные фестивали, отмечать юбилейные даты. В процессе таких праздников происходит «культурная самоорганизация, переоценивается значение традиционной одежды, обуви, украшений, пищи, исполняются традиционные фольклорные произведения, более очевидными становятся ценности родного языка» (с. 355).
Освоение пространства эвенками, помимо их ставшего хрестоматийным таланта следопытов, включает систему топонимов, отражающую этническую специфику наименования территорий. Происхождение топонимов у тунгусских народов, освоивших обширную территорию с развитой орографической системой и одновременно высокими горами в восточной части ареала расселения, связано с названиями как гор, так и рек. Тунгусские топонимы исключительно информативны с точки зрения экологических особенностей территории - ее природных ресурсов, растительного и животного мира, ландшафта, подчеркивает исследовательница (с. 387). В России значительный массив аборигенных, в том числе эвенкийских и эвенских, названий зафиксирован на картах с начала колонизации Сибири, и эти названия стали неотъемлемым фактом русского языка.
У таежных кочевников выделены четыре, реже шесть типов стойбищ, соответствующие четырем основным и двум переходным сезонам года. Кроме того, стойбища подразделяются в зависимости от состава кочевого коллектива. Стереотипным является представление, что у эвенков наиболее распространенным был конический чум дю, у эвенов - цилиндро-коническое по форме жилище чорама дю. Переход к новому жилищу был обусловлен, как считает исследовательница, спецификой хозяйства, переходом от «северной триады» - находящихся в относительном равновесии охоты, оленеводства, рыболовства - к доминированию крупнотабунного оленеводства и / или рыболовства в новых экологических условиях и иноэтничном окружении в связи с выходом на побережье Охотского моря и контактами с коряками и чукчами. Вход в жилище у тун-
гусо-маньчжурских народов - жителей тайги располагался со стороны реки, в отличие от степных тунгусов, ориентировавших его на юг, как и их соседи-монголы.
Переход от кочевого типа жилища к стационарному совершался в районах расселения эвенов и эвенков по-разному. «Изменения шли вместе с процессами аккультурации и ассимиляции, начиная уже с первых контактов с русскими, бурятами, якутами. Переходя к скотоводству и земледелию тунгусы постепенно переселялись в жилища, характерные для соседей, - в русскую срубную избу, якутскую урасу или балаган, бурятскую деревянную или войлочную юрту» (с. 416-417). Политика перевода на оседлость аргументировалась, в частности, антисанитарными условиями жизни кочевников.
У неоседлого населения палатка используется как основное, промысловое или запасное жилище. У восточных эвенков преобладают двускатные палатки, у эвенов они как двускатные, так и многоугольные. В палатках живут не только оленеводы. При неблагоприятных условиях (выход из строя систем отопления в стационарных домах в поселках) даже в 1990-х годах население перебиралось жить в палатки.
Топографию особых (сакральных, заповедных) мест отличает рассредоточенность по пространству освоенной территории и взаимопроницаемость с остальным ландшафтом (с. 475). «Живые» сакральные места не только сохраняются, но и воспроизводятся, например, в форме экологических троп.
Тематика глав заключительной части - «Природа как субъект. Экологическая этика», «Духи-хозяева в системе экологической культуры», «Огонь» - характеризует важнейшие аспекты мировоззренческого основания традиционного природопользования. По-прежнему для эвенков и эвенов земля представляет собой живую сущность, к которой необходимо уважительное отношение и даро-обмен. «Нормы обычного права, регулирующие отношения охотника с природой, детерминированы природной средой, социальной структурой мобильных коллективов охотников и оленеводов, обществом, ориентированным на потребление, а не накопление. В основе промысловой этики лежит принцип возрождения жизни, основанный на вере в возрождение зверя» (с. 556).
Т.Б. Уварова
