Обе этих возможности использованы в «Катерине Грузинской»: влюбленный в царицу тиран изъясняется в петраркистском стиле, представляя свою возлюбленную богиней, имеющей над ним полную власть; Катерина же обыгрывает мотив свадьбы с небесным женихом (Христом), изображая себя «Христовой невестой».
Итак, анализ «Катерины Грузинской» показывает, что Гри-фиус в своей трагедии «использовал оба стилевых регистра» - возвышенный (sublimis) и смиренный (humilis) (с. 181). В то же время барочная трагедия оказывается невосприимчивой к одной особенности «смиренного стиля» (и соответствующего ему павлианского образа мыслей) - к его парадоксальности и оксюморонности. Пав-лианский парадокс - слабость и есть сила - в трагедии развертывается в рациональную антитезу: слабый остается привержен преходящему земному миру, миру видимости; сильный одерживает духовную победу и приобщается к истинному бытию.
Трагедия мученичества с ее «антитетическим мышлением», рациональным и риторическим, не может принять идею искупления мира в том парадоксальном виде, в каком ее выражает Новый Завет: выстраивая антитезу земного и горнего, она «стремится гарантировать потустороннее спасение утверждением порочности земного бытия» (с. 182). Таким образом, «апофеоз мученицы и проклятие тирана», столь логичное с точки зрения морали, свидетельствует в то же время о неспособности трагедии инкорпорировать в полной мере новозаветную стилистику и идеологию: совмещение в трагедии Грифиуса «возвышенного» (с его риторической антитетичностью) и «смиренного» (с его оксюморонностью) таит в себе неразрешимое противоречие.
А.Е. Махов
2014.04.020. ВЬЯЛЬТОН Ж.-И. «СЛОВЕСНАЯ НАХОДКА» В ПЬЕСАХ РАСИНА.
VIALLETON J.-Y. La «pensée ingénieuse» dans les pièces de Racine // Exercices de rhétorique [Revue électronique]. - P., 2013. - N 13. -Mode of access: http://rhetorique.revues.org/93
Ключевые слова: Расин; трагедия; стиль; риторика; словесная находка; классицизм.
Преподаватель ун-та Гренобля Жан-Ив Вьяльтон рассматривает в статье связь стилистических «пуантов» (остроумных афо-
ризмов, неожиданных заключительных фраз) в пьесах Ж. Расина с идеями известного теоретика стиля XVII в., профессора иезуитского коллежа в Клермоне, автора религиозных книг, знатока французского языка и светского остроумца Д. Буура (1628-1702). Аналитик искусных выражений, Д. Буур был автором своего рода бестселлера своей эпохи - диалога «Беседы Ариста и Эжена» (1671), книги диалогов «Манера хорошо мыслить в духовных сочинениях» (1687) и ее продолжения - «Искусные мысли древних и новых» (1689). В «Манере хорошо мыслить» Д. Буур представлял беседу Эвдокса (сторонник какой-либо доктрины - греч.) и Филан-та (любитель цветов - греч.) как поклонника разумной эстетики (Эвдокс), с одной стороны, и манеры Тассо и Лопе де Веги (Фи-лант) - с другой.
Д. Буура называют теоретиком классицизма, и для этого есть основания, поскольку он прославляет разум, здравый смысл и клеймит маньеристический стиль XVI в. Но здравый смысл он понимает как «живое и блистательное чувство», включающее в себя дар «изобретательности». Он противопоставляет свою позицию итальянским и испанским сторонникам консептизма (Б. Грасиану, Э. Тезауро), однако сам выбирает эстетику светского диалога с его «риторикой пуанта». Как и консептисты, Д. Буур использует словесные находки - но не возвышенно-метафорические (подобно Б. Грасиану и др.), а стилистически простые и одновременно остроумно-пикантные. Такая словесная находка может ограничиться одной фразой, но при этом определить всю тональность сочинения.
Подобные словесные находки Ж.-И. Вьяльтон обнаруживает у Расина, обращаясь к анализу его первой пьесы «Фиваида», поскольку в последующих трагедиях этот прием не столь часто или вовсе не используется драматургом. В «Фиваиде» рассказ о смерти Этеокла и Полиника (действие 5, явл. 3) завершается стихом, представляющим собой подражание последним строкам «Энеиды» (песнь 12, 950), описывающим смерть Турна. Однако Расин добавляет четыре строки, описывающие лицо мертвого Полиника, создавая тем самым три последовательных и все более сильных пуанта: «Пал наземь Полиник с предсмертным хриплым криком, / И уми-
рает он в отчаянье великом. / Но и у мертвого все тот же гневный вид. / Он брату своему как будто бы грозит»1.
Но пьеса и начинается пуантами, их кульминационный момент приходится на обращение Иокасты к солнцу (действие 1, явл. 1): «О солнце, светлый бог, дарящий миру день, / Зачем развеял ты сегодня ночи тень?» (с. 38). Структурно это обращение строится как удивление, сменяющееся объяснением, и сходно с той стилистической фигурой «равновесия» (ponderación) острот, которую рекомендует использовать Б. Грасиан. Жалоба Иокасты (действие 3, явл. 4) построена как классическое изложение перипетии в ее аристотелевском понимании, но при этом завершающееся словесной находкой, «пуантом»: «Иль брата полюбить, мой Этеокл, труднее, / Чем жизнь свою презреть и распроститься с нею? / Любить родную кровь столь тяжко для тебя? А он пролил свою, отечество любя!» (с. 63).
«Поэтика» Аристотеля была важным подспорьем Расину в выборе сюжета трагедии, подзаголовок «Фиваиды» («Братья-враги») ясно указывает на близость концепции трагического у Расина к аристотелевской концепции (столкновение в сюжете трагедии не просто противников, а близких, но враждующих между собой героев). Эта тенденция у Расина прослеживается и в сделанных им изменениях фиванского мифа: вопреки источникам, Антигона оказывается у него возлюбленной Креона, их связь дублирует монструозную любовь Эдипа и его матери / жены Иокасты, вызвавшую трагические события в Фивах. Однако аристотелевские принципы построения трагического сюжета не противоречат у Расина изобретательной риторике стиля.
Еще одна пьеса Расина, построенная на изощренных словесных находках, как полагает Ж.-И. Вьяльтон, это «Митридат». Сюжет трагедии объединяет три элемента, которые в исторических источниках описаны отдельно: поражение Митридата, отношения Митридата с сыном, женитьба на Мониме. Расин выбирает Мони-му не только потому, что это - «самая добродетельная из женщин, которую Митридат любил сильнее других», но и потому, что ее
1 Расин Ж. Фиваида, или Братья-соперники / Пер. А. Косс // Расин Ж. Сочинения: В 2 т. - М.: Искусство, 1984. - С. 85. Далее - цитаты по тому же изданию.
фигура обеспечивает необходимый драматургу трагический пуант. Свадебное покрывало Монима готова использовать как инструмент своей гибели, вместо брачного ложа оно ведет к могиле: «О maudit et malheureux tissu, ne servait-tu point au moins a ce triste service?». В конце пьесы элементы событийно-словесного пуанта словно меняются местами: Монима готовится умереть, но на самом деле обретает возможность сочетаться браком с возлюбленным Кифаре-сом. Смерть Митридата - блистательное поражение: с легкой руки автора трагедии имя Митридат становится нарицательным, означающим всякий громкий блистательный провал. И в этом случае Расин также следует советам Буура.
Таким образом, чтобы понять природу консептизма Расина, необходимо рассмотреть связь между его риторическим стилем и иезуитским образованием, полагает Ж.-И. Вьяльтон. Хотя Расин, как известно, обучался у янсенистов, а риторика Буура - антиянсе-нистская, мы неожиданно обнаруживаем сходство между эстетикой Расина и Буура, и этот факт заслуживает внимательного анализа.
Кроме того, говоря о стиле Расина, специалисты обычно не имеют в виду его первую пьесу. Считается, что в ранних сочинениях Расин прециозен, его классическая манера начинается с 1665 г. В теории классицизма поэтика и риторика были четко разведены посредством инвенции, поэтому современному анализу расинов-ской манеры недостает внимания к риторическим аспектам. Ж.-И. Вьяльтон предлагает шире взглянуть на проблему поэтического стиля XVII столетия, проанализировать его сложность.
Так, в «Фиваиде» Расин ориентируется на античную традицию (Еврипида, Вергилия), но одновременно - на Тассо. Кроме того, само название пьесы драматург заимствует у латинского поэта Стация, сочинившего поэму «Фиваида». Поэтому стиль Расина в этой трагедии производит впечатление «мудреного» (alambiqué). Теоретик классицизма Скалигер полагал, что Стаций - поэт, наиболее близко подошедший к стилю Вергилия, обогнавший в этом даже Гомера, но констатировал, однако, что Стацию не удалось избавиться от стилистической перенасыщенности и преувеличений. Сохранились и свидетельства неприятия стиля Стация П. Рапеном («он так же причудлив в своих идеях, как и в их выражении»), П. Раканом, противопоставлявшим манеру Стация и Ма-лерба, и т.п.
Иногда критические замечания в адрес поэзии Стация кажутся обращенными к Расину, поскольку совпадают с теми замечаниями, которые были адресованы критиками стилю расиновской «Фиваиды». Все это делает необходимым углубленное исследование стиля драматургии Расина в контексте особенностей риторической теории и практики его эпохи.
Н.Т. Пахсарьян
2014.04.021. ДЮФЛО К. ПРИКЛЮЧЕНИЯ СОФИ: ФИЛОСОФИЯ В РОМАНЕ XVIII в.
DUFLO C. Les aventures de Sophie: La philosophie dans le roman au XVIII siècle. - P.: CNRS Editions, 2013. - 287 p.
Ключевые слова: философский роман; антироман; рефлексия; нарратор; эстетическая оценка.
Кола Дюфло - профессор Пикардийского университета им. Жюля Верна, специалист по французской философии и литературе XVIII в. В монографии ученый исследует формы выражения философской рефлексии в романной прозе просветительской эпохи, когда философия и роман не были изолированы друг от друга и сблизились настолько, что философствование в романах стало модой. В этот период роман пересоздает сам себя, экспериментирует с формами и содержанием, ищет новые темы, стремится достичь той основательности, которая позволила бы принять его всерьез и избежать упреков в легковесности и развлекательности. Присутствие философии в романах XVIII столетия было беспрецедентным. Оно предполагало введение персонажей-философов - серьезных и комических (Панглосс в «Кандиде» Вольтера), мужчин и женщин (Мирзоза в «Нескромных сокровищах» Дидро), описанных в третьем лице и повествующих от первого лица (Кливленд в «Английском философе» Прево); создание заглавий, в которых была бы обозначена философская проблема («Кандид, или Оптимизм», «Задиг, или Судьба», «Жак-фаталист», «Жюстина, или несчастья добродетели» и т.п.), но главное - включение этико-религиозной рефлексии, вопрошания о важнейших вопросах философии, переживающей крушение системности.
К. Дюфло ставит задачу уточнить значение термина «философский роман». Поскольку роман - нарративный жанр, то что