CC BY
31
обнаруживается, что в учениях этих трех реципированных Касси-рером философов пропагандируемая в «Опыте о человеке» гуманистически ориентированная идея прогрессирующего самоосвобождения человека отрицается или релятивируется. «Шпенглеровская морфология всемирной истории равно как и хайдеггеровская концепция заброшенности здесь-бытия оказываются карикатурами гердеровского образа человечества. Их философско-исторические и онтологические фатализмы отказывают человеку в возможности свободного осуществления самости (Selbst), что согласно кассире-ровской гуманистической идее есть выражение его индивидуальной автономии. Тем самым философии Хайдеггера и Шпенглера следует понимать как защиты одной из форм антимодерна, в рамках которой исторический субъект низводится к объекту судьбоносной необходимости» (с. 140). Для интерпретации Кассирером Гегеля как «духовного пионера фашизма» решающую роль, по мнению Юргенса, сыграла рецепция Гегелем учения Макиавелли, а именно «макиавеллиевской индивидуализации государственной власти со всей ее имморальностью, которую Гегель некритично вложил в свое понятие власти ради цели реализации разума» (с. 155).
В заключение Юргенс подводит итог своим исследованиям и резюмирует оправданность выдвинутой в начале книги гипотезы о связанности философско-антропологического и философско-политического подхода в трудах позднего Э. Кассирера.
Н.А. Дмитриева
2014.02.021. КРИТИЧЕСКИЙ ИДЕАЛИЗМ ГЕРМАНА КОГЕНА. Hermann Cohen's critical idealism / Ed. R. Munk. - Dordrecht: Springer, 2005. - 435 p.
Сборник под редакцией голландского философа Райнира Мунка посвящен анализу творчества главы марбургской школы неокантианства Германа Когена (1842-1918). Как отмечает редактор в предисловии, наблюдается определенный дефицит англоязычных исследований по Г. Когену, и данное издание «помогает частично заполнить эту брешь» (с. VII).
Книга состоит из четырех разделов, содержащих анализ основных частей философской системы марбургского неокантианца: логики, этики, эстетики и религии. Во введении (с. 3-37)
Х. Хольцхай предлагает общий обзор места и значения марбург-ской школы и ее основателя и главы Германа Когена в истории философской мысли.
Первый раздел «Логика» открывает статья известного немецкого профессора В. Флаха «Когеновское мышление первоначала» (с. 41-65), в которой отмечается, что работа Когена была сконцентрирована на создании доктрины о принципах действительности: «Проблема "первоначала" заключается в неограниченности мышления. Это значит, что Коген убежден в том, что мысль есть не что иное, как само мышление, и что мышление должно отвечать определенным требованиям, включая проверку самого себя» (с. 42). Автор также подчеркивает, что «мышление первоначала» (иг8рги^8-denken) Когена является важной исторической ступенью на пути от кантовской трансцедентальной философии к аналитической философии современности. Коген сыграл очень противоречивую роль в связи с этим. С одной стороны, нельзя отрицать, что он принял важное участие в возрождении и дальнейшем развитии кантовской критической философии. С другой стороны, когеновское «мышление первоначала» представляет собой определенную альтернативу кантовской версии трансцендентализма. Учитывая это, замечает автор статьи, «мышление первоначала» может быть классифицировано как фаза неокантианской философии, в течение которой подлинное эпистемологическое развитие вопросов, разработанных Кантом, имело наибольший успех. Сразу после этой фазы работа над данными вопросами почти полностью прекратилась.
В статье Р. Вила «Идентичность и корреляция в системе философии Германа Когена» (с. 67-96) обращается внимание на то, что термин «корреляция» является одним из ключевых терминов в словаре философской мысли Германа Когена. Его методологическая концепция коррелятивной связи превращает чистый критический идеализм Когена в новую философию опыта. Автор отмечает, что благодаря когеновской логике корреляции метафизика у него становится философией опыта. Коррелятивная связь логики и этики формирует основу закона об истине, когда методы уверенности связаны с методами правды. Автор статьи указывает также на то, что, согласно Когену, вера и знание нисколько не противостоят друг другу, а, совсем напротив, образуют коррелятивную связь.
В этом разделе опубликованы еще две статьи итальянских исследователей Дж. Джилиотти «Доказательство и демонстрация. Трансцендентальное и метафизическое априори в неокантианстве Когена» (с. 97-131) и П. Фьорато «Заметки о будущем и истории в антиэсхатологическом мессионизме Германа Когена» (с. 133-160), а также статья А. Дойбер-Маньковской «Повисшие над бездной: к отношению между знанием и опытом у Германа Когена и Вальтера Беньямина» (с. 161-190).
Второй раздел «Этика» открывает статья Р. Гиббса «Юриспруденция - органон этики. Кант и Коген об этике, законе и религии» (с. 193-230). Автор статьи, исследуя роль закона в этике у Канта и Когена, замечает, что если Кант остается одним из неизбежных ресурсов в изучении этики, то Коген значим при понимании структуры Я и Ты - межличностной сферы, которая лежит в самом сердце этики и закона. Если Кант четко отделяет закон от этики в своей «Метафизике нравов», Коген отвергает это различие, утверждая, что основой изучения морали, называемой этикой, является юриспруденция или наука о праве. Как подчеркивает автор, оба мыслителя, т.е. Кант и Коген, исследуют религию как форму общественной альтернативы для государства. Кантовская схема этического содружества поднимает важный вопрос о том, что есть сущность правового порядка. Коген же указывает на то, что есть множество индивидуально сформированных людей, ответственных друг за друга, что является альтернативным способом формирования общества, использующим всеобщую идею человечества.
Интересно в данном аспекте объяснение автором статьи причины неприятия Кантом связи свободы и закона, т.е. морали и права, и отсутствие такового у Когена. Она кроется в том влиянии, которое оказала на Канта религиозная традиции протестантизма. При этом Гиббс обращает особое внимание на значение Посланий апостола Павла, который «протестовал против иудаизма, против Торы Моисея (Учения Моисея) и оспаривал любое право и законность, как недостаточные для спасения. Лютеранское прочтение Посланий к Галатам и к Римлянам, по мнению Когена, обусловливает точку зрения Канта на Павла. Собственная позиция Канта обязана более всего пиетистской интерпретации права... Коген не обращается к теологическому вопросу, но заявляет о философском: это подозрение права, которое отделяет этику от права, философски
противоречиво и вводит экстрафилософские (extra-philosophical) перспективы в определение этики» (с. 203).
Вторая статья этого раздела «Когеновская теория добродетели» (с. 231-257) написана известным швейцарским исследователем этической концепции Когена П. Шмидтом. В ней швейцарский философ прослеживает эволюцию теории добродетелей в когеновской практической философии от ранней работы «Кантовское обоснование этики» до поздней работы «Религия разума из иудейских источников». По мнению автора, Коген, как и Кант, в своей теории добродетели был озадачен поиском оснований для мотивации индивидуальных нравственных действий. Также как и кантовская теория добродетели, теория добродетели Когена содержит историко-философскую составляющую, но в отличие от Канта она у мар-бургского неокантианца напрямую связана с его мессианской концепцией об идеальном. Автор статьи рассматривает когеновскую концепцию этического идеала. Идеал имеет у Когена три взаимосвязанных значения.
1. Идеал - это совершенство. Это «изображение совершенства», которое обеспечивает модель на всех уровнях моральной реальности. Таким образом, идеал - это сумма всех уровней морального совершенства. 2. Идеал - это попытка совершенства. Это не абстрактная конструкция, этический идеал реализуется в работе над нравственной реальностью. И эта работа не просто символ, это реализация идеала. 3. Поскольку совершенство никогда не будет реализовано полностью, этический идеал также содержит долю несовершенства. Моральный идеал не может достигнуть адекватной реальности. Совершенствование идеала, таким образом, есть бесконечное движение между совершенством и несовершенством.
Автор статьи указывает на то, что в поздней философии Ко-гена иудейская религия предоставляет новое определение личности, которое завершает определение этики. Добродетель, по мысли Когена, начинается с признания греховности. Цель добродетели, на которую мы должны направить свои усилия, - это человеческое стремление к справедливости и равенству. Но в поздней когенов-ской философии религии, как подчеркивает автор, путь к этой цели лежит через индивидуальное «понимание греха».
Следующая статья раздела «Герман Коген о государстве и нации: современный обзор» (с. 258-279) Д. Новака посвящена вы-
яснению роли творчества Г. Когена для еврейской философской мысли. Как подчеркивает автор, одним из самых важных вопросов, стоящих перед современными иудейскими мыслителями, является вопрос об отношении между традиционными, религиозными еврейскими сообществами и современным светским обществом, без которого такие сообщества не смогут функционировать с учетом того, где живут современные евреи. По мнению автора статьи, Ко-ген имеет как систематическую философскую концепцию, так и систематическую еврейскую теологию. Его еврейская теология должна быть взята как часть - как главенствующая часть - всей его философии. Автор называет большое количество причин, по которым к Когену следует прислушаться при решении насущных проблем еврейского общества, и указывает на то, что несмотря на некоторые разногласия между современными еврейскими мыслителями и точкой зрения Когена на политику, последний всегда оставался на стороне евреев и поддерживал их права и традиции.
Раздел «Эстетика» открывается статьей итальянского профессора, известного исследователя творчества Германа Когена А. Помы «Портрет в эстетике Германа Когена» (с. 283-306). Как отмечает автор статьи, искусство рассматривается Когеном в свете философских принципов его системы: проще говоря, его беспокоит не разработка теоретических принципов, а нахождение в искусстве философских принципов его собственной эстетики. Когеновская «Эстетика» написана философом, который рассматривает искусство, исходя из теоретических посылок своей философской системы. Итальянский философ отмечает, что соотношение между бесконечной задачей и ее реализацией находит у Когена свое преломление в чувстве, которое в эстетике зовется красотой. Коген разрабатывает доктрину о красоте как о соответствии между двумя соотносимыми между собой понятиями, такими как сублимация и юмор. Он устанавливает концепцию, суть которой в том, что для красоты необходима сублимация, всегда объединенная с соответствующей формой юмора. Портрет у марбургского философа, как замечает автор статьи, основан на карикатуре; эту идею Коген заимствует у Канта, ведь хорошо известно, что Кант именно человеческую фигуру считал идеалом красоты.
Во второй статье этого раздела «Закон музыки в эстетике Германа Когена» (с. 307-325) М. де Лонэ подчеркивает прежде
всего то, что специфика эстетики у Когена характеризуется отношением между бесконечной задачей и творением искусства, которое однозначно конечно - красота, составляющая эстетического чувства, не может быть отделена от времени и исторической длительности. Что же касается музыки, то она, согласно марбургскому философу, имеет такую же крепкую связь с сублимацией и юмором, как и другие формы искусства. То есть все искусство, какую бы форму оно ни принимало, является, согласно Когену, единой системой, так или иначе подчиняющейся одним и тем же правилам.
В последней статье раздела «Критический идеализм и концепт культуры: философия культуры Германа Когена и Эрнста Кассирера» (с. 327-353) У. Ренц стремится представить и проанализировать центральные аспекты и результаты сравнения философии культуры двух выдающихся представителей марбургской школы неокантианства: Кассирера и Когена.
Раздел «Религия» представлен четырьмя статьями. Открывает этот раздел статья А. Хаймена «Элементы Маймонида в философии религии Германа Когена» (с. 357-370). Автор отмечает тот факт, что средневековые еврейские философы, особенно последователи Маймонида, обеспечивают Когена моделью интерпретации иудаизма как религии разума и специфическими техниками, как, например, интерпретация существенных и случайных божественных атрибутов. Это предоставляет Когену необходимое основание для собственного описания Бога. Даже описывая Бога как существо, как личность и как того, кто прощает человеческий грех, мар-бургский философ не приближается к Богу, утвержденному в рамках метафизической моды. Для Когена Бог есть «первоначало», который имеет свое место и в логике.
Вторая статья раздела И. Кайон «Критический идеализм в работах Когена об иудаизме» (с. 371-394) посвящена анализу соотношения в трудах марбургского философа еврейской веры и философского критического идеализма. Автор статьи задается вопросом, который актуален для Когена: критический идеализм ближе к иудаизму как научная философия или как этическо-религиозная философия? «На самом деле для Когена, как он дает понять в своих книгах о Канте, кантианская критика метафизики включает в себя отрицание любого отклонения в сторону сверхчувствительного мира и возможность жить в таком мире - хотя этот естественный и
исторический мир не является чисто эмпирическим, он является результатом человеческой деятельности, и постигается он как чувственно, так и интеллектуально» (с. 374). Глава марбургского неокантианства проясняет разницу между иудаизмом и научной философией как отношение между духом и миром, делая его наглядным на примере анализа греческого и еврейского искусства - первый тип искусства выражается в статуях и картинах, а второй в лирике и музыке.
Раздел завершают две статьи Н. Соломона «Коген об искуплении, очищении и покаянии» (с. 395-411) и известного уже по статье в разделе «Эстетика» А. Помы «Страдающий и неэсхатологический мессианизм Германа Когена» (с. 413-428).
В.Н. Белов, Ю.А. Варюхина
