CC BY
63
2014.02.018. ЯКОВЛЕВ А. А. ЗАВЕЩАНИЕ ДЖОНА ЛОККА, ПРИВЕРЖЕНЦА МИРА, ФИЛОСОФА И АНГЛИЧАНИНА. - М.: Институт Гайдара, 2013. - 432 с.
Книга философа и историка А. А. Яковлева о Локке представляет собой одну из первых в нашей литературе попыток «практического применения» методов истории идей. Автор сознательно воздерживается от обсуждения специальных методологических вопросов этого подхода, предпочитая дать пример исторического исследования, написанного в этом жанре. Лишь в предисловии Яковлев мельком затрагивает вопросы метода, когда говорит о «прорастании контекстов» в современность, продолжении их жизни в сегодняшнем мире, позволяющем понять смысл идей, которые высказывались мыслителями прошлого.
А. А. Яковлев противопоставляет метод истории идей сложившейся сфере «истории философии», считая последнюю в ее нынешней форме чисто учебным предметом либо состязанием «по текстологии». История идей, напротив, требует рассматривать текст как один из элементов более широкого «контекстуального целого»: последнее, по мысли автора, может задаваться в различных вариациях, форма которых не меняет сути самого подхода. Поэтому А. А. Яковлев пытается соединить историю идей с тем, что он называет «большой историей» (в частности, с исследованиями в рамках Кембриджской школы истории политической мысли). В результате фигура Локка обретает как бы два измерения: с одной стороны, мы имеем традиционного Локка - образ, «сконструированный» в истории философии, а с другой - Локка исторического. «Второй Локк» заметно отличается от образа, созданного в позднейших (и весьма удачных) попытках политического использования его текстов. Вершиной и крайней формой такого «переосмысления» стало даже само название главного труда Локка - «Опыта о человеческом понимании», переведенного на русский язык как «Опыт о человеческом разумении». «Понимание» (understanding) -понятие, близкое скорее эпохе Реформации, - в переводе заменяется «разумением, или разумом» - любимым понятием эпохи Просвещения. Локк-реформатор превращается в умелых руках в Лок-ка-просветителя. На противопоставлении «двух Локков» и построена книга А. А. Яковлева.
Книга разделена на две части, посвященные прежде всего главным политическим трудам Джона Локка: «Двум трактатам о правлении» и «Посланию о толерантности». Начинается книга с обсуждения вопроса об авторстве этих двух знаменитых текстов, которые часто рассматриваются сегодня в качестве основополагающих манифестов классического либерализма. А.А. Яковлев напоминает читателю, что в архивах до сих пор не обнаружено ни одного свидетельства, позволяющего сделать однозначный вывод о том, кто же на самом деле был их автором. Единственным доводом в пользу авторства Локка служит кодицилл (дополнение) к завещанию, написанный им самим за месяц до смерти. В нем Локк признает эти две работы «своими». Однако и само завещание с коди-циллом представляет собой загадку: оригинал не сохранился, мы имеем дело лишь с копией. В обширном Локковом архиве нет ни одного следа, оставленного «Двумя трактатами о правлении» и «Посланием о толерантности», хотя, как показывает А.А. Яковлев, нет ни одной причины, по которой Локк должен был бы скрывать свое авторство в период после «Славной революции» 1689 г.
В первой части автор книги рассказывает историю жизни Локка. Возникающий в результате образ значительно отличается от привычного: перед нами - не идеолог научной революции и нового естествознания, не политический радикал эпохи «кризиса исключения» (попытки группы политиков, включавших Шефтсбери и Алджернона Сиднея, исключить брата Карла II католика герцога Йоркского из линии престолонаследия), а врач, взгляды которого соответствовали общим умонастроениям медицинского сообщества того времени: эклектически традиционный галенизм с новаторским парацельсианством. По мнению автора книги, Локк в своем «Опыте о человеческом понимании» - не соратник и апологет Бойля и Ньютона, а скорее критик натурфилософии и присущей ей спекулятивности. Локк - ученик не столько Роберта Бойля, сколько знаменитого врача Томаса Сиденхема, настаивавшего на «бесполезности» разного рода «теорий» для лечения конкретного пациента. В позиции Локка просматриваются также черты, характерные для бэконианства, англиканской версии милленаризма и круга Самюе-ла Гартлиба.
Глава, содержащая биографию Локка, затрагивает вопрос о влиянии на Локка первого графа Шефтсбери и о самой возможно-
сти политического сотрудничества этих двух совершенно разных людей. Вывод А.А. Яковлева заключается в том, что Локк (лидер вигов, профессиональный политик) и Локк (врач, преподаватель оксфордского колледжа Крайст-Чёрч) принадлежали не только к разным социальным слоям, но и к далеким друг от друга интеллектуальным мирам. Однако имелся и объединявший их момент, по гипотезе автора книги состоящий в том, что оба они принадлежали к идейному и общественному движению, вдохновлявшемуся задачами реформы образования, науки и межконфессионального диалога. Согласно А.А. Яковлеву, объединяющей их фигурой мог также стать последователь и ученик Гартлиба, Джона Дьюи и Яна Амоса Коменского, секретарь правительственного Совета по торговле и экономический советник Шефтсбери Бенджамин Уорсли, выступавший и в роли наставника Локка.
Во второй главе первой части А.А. Яковлев анализирует различные локковедческие концепции, «привязывающие» Локка к тому или иному контексту, и прежде всего концепцию историка Питера Ласлета и его последователей, считавших Локка соратником Шефтсбери и политическим радикалом эпохи «кризиса исключения» (1679-1683). Из этого рассмотрения автор делает вывод, что «Два трактата о правлении» создавались на протяжении очень долгого времени и были выражением самых разных исторических «контекстов». Поэтому «привязка» к какому-то одному контексту, в том числе и к контексту «кризиса исключения», неоправданна. В любом случае не существует документов, которые могли бы однозначно свидетельствовать в пользу той или иной трактовки главного политического труда Локка. При этом предисловие к «Двум трактатам» ясно говорит, что труд посвящен новому английскому монарху и одновременно голландскому стадхаудеру - Вильгельму III, занявшему трон сбежавшего из страны Якова II после ее оккупации, которую по традиции продолжают называть «Славной революцией».
В книге А. А. Яковлева анализируется позиция Локка в преддверии оккупации и в последующий период, а также вопрос о его идейной принадлежности к так называемым «вигам двора» и «вильгельмитам». Автор делает вывод, что идеология «вильгель-митов», по сути, мало чем отличалась от идеологии англиканской церкви в том виде, как она сложилась при Карле II, а их провиден-
циализм, стремление оправдать оккупацию Божьим промыслом, был аналогичен конструкции Роберта Филмера, в «Патриархе» которого (объекте критики Локка в первом из двух «Трактатов») отстаивалась традиционная концепция «божественного права королей». Таким образом, Локк, поддерживая «светских вильгельмитов», т.е. «вигов двора», идейно противостоит «вильгельмитам церковным», но не тотально, а всего по одному, хотя и весьма важному, вопросу, а именно по вопросу о толерантности. Этот вопрос «тянул» за собой множество других, касающихся отношения церкви и государства и, соответственно, экклезиологии и теории государственного правления.
«Два трактата о правлении» представляют собой произведение, опубликованное без крайне важной «средней» части, в которой, по логике вещей, и должен был рассматриваться вопрос о толерантности церкви и государства как главном условии светского правления, не приводящего к конфликтам, расколу и гражданской войне. Иначе говоря: весь труд должен был состоять из трех частей. В первой подвергались критике Филмер и «божественное право королей». Во второй обсуждался принцип толерантности, невмешательства церкви в дела государства и государства в дела веры. Наконец, третья часть затрагивала некоторые вопросы светского (civil), не церковного правления. «Если "Послание о толерантности" представляет собой утверждение принципа отделения церкви от государства, то "Два трактата о правлении" рисуют примерное устройство государства и общества, которое обеспечивает и гарантирует реализацию этого основополагающего принципа» (с. 397). По каким-то причинам «средняя» часть не была опубликована (Локк в предисловии к «Двум трактатам» говорит о том, что она была утеряна), хотя сама идея нашла выражение сначала в публикации английского перевода «Послания о толерантности» («Epistola de tolerantia»), а затем в полемике с англиканским автором Джонасом Простом.
А.А. Яковлев показывает, сколь важную роль в создании се-кулярного образа Локка сыграл французский перевод «Двух трактатов о правлении», в котором были опущены часть, посвященная критике Филмера («первый трактат»), а также предисловие с посвящением Вильгельму. Без первой части и в отсутствие «средней» части, обсуждающей вопрос о толерантности, а также с совершен-
но другим по содержанию предисловием переводчика этот французский перевод воспринимался не как обсуждение светского государства в противоположность государству церковному (что и было замыслом Локка), а как критика абсолютизма (имелся в виду Людовик XIV с его попыткой выстроить конфессионально однородное государство за счет изгнания либо насильственного обращения гугенотов) и, соответственно, защита либерализма, хотя либерализма условного (поскольку сам термин «либерализм» появился лишь в конце XVIII в., и не в Англии, а в Испании). На французский перевод опирались такие просветители, как Вольтер, благодаря которым был создан образ Локка - антагониста Томаса Гоббса (последний был «записан» в идеологи абсолютизма). «Начиная с середины XVIII в. и далее понятие толерантности во многом потеряло свой исходный религиозный смысл и стало употребляться в применении к любым идеям и убеждениям. В результате тезис об абсолютной свободе приобрел совершенно иное звучание, далекое от евангельского (абсолютная свобода от первого, "ветхого" ковенанта, завета - в частности, конфессионального государства, теократии). В XVII-XVIII вв. и даже в XIX в. идеи такого рода казались продолжением традиционных концепций справедливого протеста, направленного против произвола» (с. 397)
Вторая часть книги А.А. Яковлева посвящена «Посланию о толерантности». В ней прослеживаются истоки идей толерантности, берущих начало в христианстве. Локк являет собой пример перехода от концепции «христианского государства» к концепции государства, построенного на чисто светских началах, и к концепции церкви как добровольного объединения людей, не принуждающего граждан, через механизм государственного насилия, к изменению взглядов на путь спасения их собственной души. Большое влияние на Локка оказали голландский теолог-арминианин (т.е. антикальвинист) Филипп ван Лимборх, квакер Бенджамин Ферли и парацельсианец и христианский гебраист Франциск Меркурий фон Гельмонт, вместе с которыми Локк собирался создать в конце 1680-х - начале 1690-х годов «коллегию», т.е. своего рода христианскую общину, исповедующую собственные, не предполагающие насилия правила. Если в 1660-1670-х годах Локк продолжал считать, как и все англиканские идеологи того времени, что «христианское государство» является предпосылкой единства анг-
лийской нации, то в 1680-х годах его позиция меняется, и теперь он полагает, что единственным способом обеспечения национальной безопасности является не «христианское государство», а государство толерантное, не имеющее конфессиональных предпочтений и не применяющее насилия в вопросах веры.
В предисловии к английскому переводу «Послания о толерантности», которое было написано не Локком, но Уильямом По-плем (впоследствии секретарем Совета по торговле - как ранее Уорсли, а за ним Локк), вопрос о толерантности ставился в одной плоскости с вопросом о свободе. Более того, в тексте Попля речь шла об «абсолютной свободе» - тезисе, который впоследствии приписывался Локку. Однако в самом «Послании о толерантности» Локк предлагает концепцию «ограниченной толерантности»: «свободе» в этом смысле и по разным причинам не подлежат католики, атеисты и либертины (т.е. разного рода развратники, в том числе содомиты). Более того, даже ограниченная толерантность Локка представляет собой не что иное, как «мягкий конверсионизм», что следует, в частности, из его полемики с Простом, описываемой А.А. Яковлевым в одной из глав второй части его книги. Христианство - единственный путь к спасению, но насильственным образом принудить людей к спасению невозможно. К истинной вере человек может придти, лишь самостоятельно проделав путь внутреннего преображения. Насилие же противоречит самой сути христианства, как и идея какого-то особенным образом построенного «христианского государства». В связи с конверсионизмом Локка А. А. Яковлев ставит вопрос о влиянии на него милленаристских идей, распространенных как в рамках англиканской церкви, так и в европейском политическом, интеллектуальном и повседневном мире вплоть до конца XVII в.
Предпоследняя и последняя главы второй части книги А. А. Яковлева посвящены еще одной работе Локка, которая была признана им «своей» в кодицилле к завещанию, а именно «Разумности христианства». Это небольшое произведение никогда не переводилось на русский язык, и А.А. Яковлев подробно рассказывает об обстоятельствах его написания и реакции современников. В отличие от «Двух трактатов» и «Послания», «Разумность христианства» оставила заметные следы в архиве Локка. Эта работа, несомненно, написана им самим. В ней развивается идея, вытекаю-
щая из локковской «либеральной» версии конверсионизма и постулирующая возможность «разумного» убеждения деистов (т.е. атеистов) в спасительности христианской веры и, соответственно, их обращения в христианство - задачи, которую можно решить доказательством всего одной догмы - о том, что Иисус и есть Мессия. Вероучительный «минимализм» Локка был встречен враждебно представителями самых разных конфессий, но прежде всего англиканской церковью, увидевшей в этом намек на избыточность своих Тридцати девяти статей (догм). Локк был причислен к деистам, тем более что на него прямо ссылался Джон Толанд - новая мишень для нападок вместо «безбожного» Томаса Гоббса. «Разумность христианства» вся пропитана духом ранней Реформации, и несмотря на это Локка в XVIII в. и в дальнейшем превозносили как певца Разума и предтечу Просвещения, т.е. как потенциально радикального политического мыслителя. Локк не принимает политической трактовки христианства, обосновывая это в своей христологии тем, что сам Спаситель, не желавший бунтовать народ, лишь накануне Испытания открыл себя своим ученикам и последователям, до того храня молчание. Перевод «reasonableness» кроме «разумности» допускает и «благоразумность». «Разумность христианства» можно было бы перевести как «Благоразумие христианства».
В послесловии А. А. Яковлев возвращается к вопросу о судьбе, ожидавшей идеи и труды Локка. Радикальный XVIII в. секуляризовал и несколько «спрямил» концепцию религиозной свободы, которую развивал Локк, поставив во главу угла «абсолютную» свободу как символ противостояния «абсолютной» несвободе абсолютной монархии или «абсолютизму» и деспотизму любого рода. Однако объектом критики для Локка служит не только и не столько деспотия, диктатура и репрессии, сколько так называемое конфессиональное государство - теократия или форма, стоящая на грани и готовая к трансформации в теократию (более общо - идеократию). Книга о Локке завершается соответствующим выводом: «Согласно Локку, конфессиональное государство, какими бы благочестивыми словами оно ни прикрывалось, не может быть государством христианским. Можно сформулировать это и по-другому: христианское государство заключается в том, чтобы не мешать людям самим решать, каким должен быть путь к спасению. Долгая история церкви говорит о том, что опора государства на церковь или церкви
на государство есть искушение, которое должно быть преодолено. Христианское, евангельское содержание свободы выражено в принципе отделения церкви от государства. Соединение их означает возвращение к доевангельскому ветхому или внеевангельскому состоянию и церкви, и государства. Состоянию безнадежному».
Любые проекты конфессионального государства, добавляет автор, несут в себе угрозу, о которой в свое время говорил Локк. «Полностью светское государство и религиозные убеждения как личное дело каждого, кто стремится к спасению; "невидимая церковь", не претендующая на регулятивную функцию в государственном управлении или в обществе в целом и не требующая регулирования со стороны государства, если, конечно, она не угрожает общественной безопасности и конституционному порядку, - такова суть концепции Джона Локка и оставленная им для последующих поколений формула гражданского мира» (с. 400-401).
Кроме реконструкции «исторического Локка», книга А.А. Яковлева содержит массу исторических деталей, многочисленных «контекстов», касающихся, в частности, интеллектуальной атмосферы Оксфорда эпохи Реставрации, деятельности «трех иностранцев» - Гартлиба, Дьюри и Коменского, обстоятельств голландской оккупации и «Славной революции» и «Билля о правах», сути «Реформации Вильгельма», голландского ремонстранства (арминианства) и параллельного ему английского антикальвинизма. Автор описывает и сложившуюся в Голландии в последней четверти XVII в. особую форму République des lettres, объединившуюся вокруг идеи религиозного толерационизма и плюрализма. Сообщество этой «невидимой республики» состояло из неортодоксальных представителей важнейших христианских конфессий и сект и готово было обсуждать вопросы новой реформации с сообществом сефардов и ашкеназов - беженцев, скрывавшихся от религиозных преследований.
По ходу изложения А.А. Яковлев рисует портреты политических и религиозных деятелей, входивших в коммуникативный ареал Локка.
Все эти и многие другие затрагиваемые в книге «контексты Локка» создают у читателя объемную картину европейской интеллектуальной культуры XVII в., и служат подтверждением центральной мысли А.А. Яковлева: «Иногда говорят, что контекст как
бы убивает текст. Эта мысль обращает наше внимание на результат контекстуального анализа, порой изменяющего трактовку исторической фигуры или того или иного события. Но, с другой стороны, контекстуальный подход - и в этом может заключаться его оправдание - дает тексту новую жизнь. А подчас сам контекст доходит до наших дней, "прорастает" в них. Именно это происходит сегодня с "Двумя трактатами о правлении" и "Посланием о толерантности" Джона Локка. Эти произведения живы сегодня потому, что живы их контексты» (с. 12).
А.Я.
2014.02.019. РЕШЕР Н. КАНТИАНСКИЙ НЕОПЛАТОНИЗМ: КАНТ И ПЛАТОН О МАТЕМАТИЧЕСКОМ И ФИЛОСОФСКОМ МЕТОДЕ.
RESCHER N. Kant's Neoplatonism: Kant and Plato on mathematical and philosophical method // Metaphilosophy. - Oxford, 2013. - Vol. 44, N 1/2. - P. 69-78.
По мнению профессора кафедры философии Университета Питсбурга, Николаса Решера, в отличие от многих ученых, не уделяющих особого внимания методологии философского исследования, и Платон и Кант придавали ему первостепенное значение. Интересно, что оба они пытались развить ее и использовали для объяснения своей точки зрения одну и ту же стратегию, опираясь на отличия процесса размышления в данной науке и в математике (с. 69).
В первую очередь рассматриваются взгляды Платона, утверждавшего, что философия не строится на не аксиомах и постулатах: непререкаемых истинах и взятых как данное допущениях, получаемых демонстративными методами, - мыслитель даже сравнивал их с дареным конем, в рот которому нет нужды заглядывать - и ясных незыблемых доказательствах, как это происходит в математике, а использует диалектику в качестве своей методологии. Ведь для философского рассуждения не существует установленных, не открытых для дискуссии исходных данных. Философия базируется на путанице, которая возникает, когда вещи не разложены по своим полочкам - она начинается с конфликта, трения и несогласия во мнениях и должна продвигаться от основ к незыблемым принципам (архе). Чувства же, хотя и предоставляют инфор-
