называется «лексическим значением» слова, является объектом лингвистической эпистемологии.
Лингвистическая эпистемология Д. Буссе предлагает инте-гративную стратегию для системного панхронического исследования имплицитного конвенционального знания, синтезируя достижения исторической науки, лингвистики, литературоведения, социологии знаний, философии, социальной психологии, когнити-вистики и культурологии.
Е.И. Карпенко
2014.02.004-007. КУЛЬТУРНЫЕ КОНЦЕПТЫ И ТВОРЧЕСКИЕ КОДЫ. (Сводный реферат).
2014.02.004. ВИНОГРАДОВ В.А. Концепты: Устойчивость и подвижность (К проблеме заимствований) // Языковые параметры современной цивилизации: Сб. трудов Первой научной конференции памяти академика Ю.С. Степанова / Под ред. Демьянкова В.З. и др. -М.; Калуга, 2013. - С. 192-205.
2014.02.005. МАРТЫНОВ М.Ю. Идеология и язык: Особенности функционирования концепта движения в русском анархическом дискурсе // Языковые параметры современной цивилизации: Сб. трудов Первой научной конференции памяти академика Ю.С. Степанова / Под ред. Демьянкова В.З. и др. - М.; Калуга, 2013. - С. 260-269.
2014.02.006. СОКОЛОВА О.В. Коммуникативные стратегии в агитационных, РЯ и авангардных поэтических текстов, адресованных детям // Языковые параметры современной цивилизации: Сб. трудов Первой научной конференции памяти академика Ю.С. Степанова / Под ред. Демьянкова В.З. и др. - М.; Калуга, 2013. - С. 421-430.
2014.02.007. ФАТЕЕВА Н.А. Интертекст как форма дискурсивного взаимодействия и как «среда обитания культурных концептов» (По следам работ Ю.С. Степанова) // Языковые параметры современной цивилизации: Сб. трудов Первой научной конференции памяти академика Ю.С. Степанова / Под ред. Демьянкова В.З. и др. - М.; Калуга, 2013. - С. 348-360.
В. А. Виноградов (004) отмечает, что теория концептов в современной когнитивной лингвистике формировалась разными путями, что явилось причиной разнообразия в понимании концепта и в употреблении самого термина. Наиболее содержательным представляется подход, при котором концепт понимается как «сконцен-
трированный культурный смысл, наделенный высокой значимост-ной ценностью (позитивной или негативной) в сознании носителей данной культуры» (с. 197). Концепт рассматривается как опорный элемент языковой картины мира и в то же время - как комплекс разнородных проявлений некоего ядерного смысла, выражаемого в вербальных и невербальных семиотических системах. Сведение концепта к лексическому значению, сигнификату или понятию, часто встречающееся в исследованиях, девальвирует эпистемическую значимость термина «концепт» и концептологического анализа.
Практика описания лексических единиц в терминах концептов приводит, в частности, к следующей подмене: при анализе заимствованных слов исследователи делают вывод о том, что вместе с ними непременно заимствуются культурные концепты. Между тем это суждение ошибочно: оно представляет концептосферу культуры как нечто рыхло структурированное, а концепты - как исключительно мобильный феномен, легко встраивающийся в чужую культуру. В действительности, полагает В.А. Виноградов, «любая культура в каждый отдельный отрезок времени самодостаточна в коммуникативном и когнитивном отношениях, в ней нет когнитивных лакун, как нет лакун в национальном мировосприятии, языковая картина мира вполне отражает тот комплекс знаний, то наивное представление о мире, которое присуще данному культурно-языковому коллективу» (004, с. 200). Поэтому «своя» культура не принимает «чужих» концептов слишком легко.
Для снятия противоречия автор предлагает также разделять понятия культуры и цивилизации. Эти понятия часто используются как синонимичные, вместе с тем они разграничиваются и даже противопоставляются в работах таких мыслителей, как О. Шпенглер, Ф. Ницше, А. Вебер. По утверждению А. Вебера, культура создает творения - они единичны, неповторимы, однократны. Цивилизация, наоборот, нацелена на общезначимое, на открытия и познание. Культура интровертна, в то время как достижения цивилизации (научные открытия, технологии, политико-идеологические течения) экстравертны - они легко перешагивают пространственные, национальные и культурные границы.
В.А. Виноградов прослеживает историю в русской культуре двух заимствованных в XVIII в. слов - революция и дуэль и связанных с ними концептов. Первое из этих слов пришло в русский язык
как модное слово и стало именем концепта лишь со временем, при этом концепта цивилизационного, а не культурного. Слово дуэль, наоборот, заимствовалось не только как имя концепта, существовавшего в чужой, европейской, культуре, но как обозначение феномена, соответствовавшего системе представлений определенного слоя русского общества, со всеми этическими нормами и атрибутами обозначаемого ритуала. То, что 'дуэль' - именно культурный концепт, доказывается и его связью с другими концептами, прежде всего - с концептом 'честь', а также социальными ограничениями, обусловившими различие в оценке этого явления разными сословиями российского общества. Высокой ценностью этот концепт обладал только в дворянской и офицерской среде, в других сословиях он всегда выглядел «чужаком». Культурный концепт 'дуэль' получил отражение в русской литературе, что также позволяет проследить различие отношений к нему в разных временных и социальных локусах, как, например, в повестях А.И. Куприна «Поединок» и А.П. Чехова «Дуэль».
Изменение системы представлений в обществе и утрата реального денотата концепта ведет к его деконцептуализации и мета-форизации, что можно наблюдать на примере лексемы дуэль: психологическая / спортивная дуэль, дуэль с судьбой.
В статье Н.А. Фатеевой (007) исследование механизмов создания интертекста базируется на понимании этого явления Ю.С. Степановым, главная мысль которого сформулирована следующим образом: «В культуре важное место занимает явление соединения, скрещивания, «слипания» нескольких представлений, образов и их словесных выражений; результат этого - интертекст в широком смысле слова, интертекст - естественная среда бытования культурных концептов»1. Если в большинстве современных работ авторы сосредоточиваются на анализе формальных показателей взаимодействия текстов, Ю.С. Степанов рассматривал любое межтекстовое взаимодействие как концептуальное, как взаимодействие смыслов. Интертекст определялся Степановым как тот ярус
1 Степанов Ю.С. «Интертекст», «интернет», «интерсубъект» (К основаниям сравнительной концептологии) // Изв. АН. Сер. лит. и яз. - М., 2001. - Т. 61, № 1. -С. 3-11.
смыслового взаимодействия двух и более текстов, который еще «можно читать»; другие ярусы состоят из понятий, представлений, идей, образов.
Н.А. Фатеева, также исследуя явление интертекста как взаимодействие смыслов, пришла к выводу о взаимодействии в нем не отдельных элементов, а целых комплексов идей и образов, которые можно назвать «кодами иносказаний» (007, с. 349). Эти неодномерные семантические комплексы, в которых коррелируют ментальные, вербальные и визуальные и другие компоненты, Н.А. Фатеева называет метатропами: «Метатропы - это стоящие за конкретными языковыми образованиями (на всех уровнях текста) глубинные функциональные зависимости, структурирующие модель мира определенного автора» (там же). Выделяются следующие типы мета-тропов: 1) ситуативные метатропы - опирающиеся на память о предтекстовой ситуации (о реальных событиях, предшествующих текстах, в том числе изобразительных, о воображаемых ситуациях, комбинациях впечатлений и т.д.); 2) концептуальные метатропы, синтезирующие обратимые цепочки «ситуация - образ - слово» и создающие «из отдельных референциально-мыслительных комплексов целостную картину мира» (007, с. 350). Они образуют область, в которой создается «креативная память», обеспечивающая «перевод из одного "возможного мира" мысли и языка в другой» (там же); 3) композиционные метатропы, организующие структуру и развертывание текста как целого; 4) операциональные метатропы, реализующие все остальные типы в вербальной структуре речи, направляющие преобразования семантических, визуальных и звуковых впечатлений.
Эти виды функциональных зависимостей мигрируют, «кочуют» из текста в текст, и в значительной степени благодаря им создается феномен поэзии. Такое понимание явления соотносится с концепцией «номадического мышления» и «номадических текстовых стратегий» Ж. Делеза, в которой текст не может принадлежать одному индивидуальному автору, но рассматривается как результат постоянной интерпретации, происходящей в процессах письма, чтения, перевода и нового чтения. Соответственно, в этой концепции модифицируются представление о первичном и вторичном тексте и понимание авторской индентичности, состоящей из постоян-
ных переходов, сдвигов и возвратов как способа движения поэтической мысли.
Данные гипотезы иллюстрируются на примере интертекстуальных связей между стихотворением В. Гандельсмана («Знаешь ли, откуда это синее...), стихотворением О.Э. Мандельштама «Полночь в Москве. Роскошно буддийское лето.» (1931) и картинами Рембрандта (1630) и Ван Гога (1890), в визуальной формах интерпретирующими библейский сюжет «Воскрешение Лазаря».
О.В. Соколова (006) анализирует общность коммуникативных стратегий, применяемых поэтами-авангардистами в агитационных и пропагандистских текстах, с одной стороны, и в детских стихах - с другой. В основе их сближения обнаруживаются специфические типы адресации, отличающие и детскую поэзию как подтип поэтических текстов, и маркетинговые тексты.
Для детских стихов начала ХХ в. характерно непосредственное включение в текст разных форм обращенности, например прямого обращения («Октябренок! Пиши, что хочешь, в «Еж» про октябрятскую жизнь» (006, с. 423) и формул, объединяющих адресанта и адресата (Друзья; каждый из нас; наш; мы), которые широко используются также в агитационных и РЯ-текстах. Смежное явление - установка на диалог, которая широко актуализируется в обоих типах текстов. Отсюда - двусторонние обращения адресантов и адресатов друг к другу, их имитация - «псевдовопросы» и «псевдодиалоги» в РЯ-текстах, формулы дружеского дискурса (Всем... Всем... Всем; Товарищи, делайте заявки...), апелляция к конкретному адресату через местоимение ты и т.д.
Исследуемые типы текстов также отличаются парадоксальной коммуникативной стратегией: в них проявляются противоположные тенденции усиления когезии текста и ослабления его связности, нацеленного на деавтоматизацию восприятия и «остранение» текста. В этом плане О.В. Соколова отмечает столкновение нормативного словоупотребления и словотворчества, конвенциональной структурированности, повторов и параллелизмов, с одной стороны, и окказиональных нарушений связности - с другой. Повторы на разных уровнях делают текст более симметричным, что облегчает его восприятие и запоминание, они также способствуют фокусировке внимания адресата на новой информации. Нарушение когезии актуализирует игровой принцип, также необходимый и маркетинговым
текстам, и текстам жанра детской поэзии. В качестве примера приводятся «тексты-конструкторы», в которых пропущены буквы, слова или целые строки, додумать или придумать которые предлагается читателю. Таким способом активизируется перцепция адресата, повышается интерактивность текста.
М.Ю. Мартынов (005) в исследовании языка русских анархических текстов исходит из положения академика Ю.С. Степанова: «Стиль не обязан быть красивым, привлекательным и даже опрятным. Стиль является как бы эманацией предмета говорения, приобретает общие с ним черты» (цит. по реферируемой работе, с. 260).
Одной из основ мировоззрения анархистов является идея хаоса - отрицание иерархии, системности, упорядоченности. Однако особенности языка анархистов не всегда определяются этой тенденцией их идеологии, и концепт 'движение' в русском анархическом дискурсе, как и широкое использование военной метафоры при негативном отношении к войне и насилию, демонстрирует эти расхождения. В центре внимания М.Ю. Мартынова - существительные дорога и путь. Анархическое развитие определяется как верный / правильный путь, как единственный путь, который ведет к свободе, путь без остановок. Движение снизу вверх осмысляется в анархических текстах как естественный способ реорганизации общественной жизни: согласно высказыванию М.А. Бакунина, «следуя своему инстинкту, народ безошибочно выбирает дорогу к свободе» (цит. по реферируемой работе, с. 263).
Однако семантика «народной правды», воплощенная в идее единственного правильного пути, парадоксальным образом сближает анархизм с отрицаемой им идеей власти, так как представление о 'правильном', 'правде', 'справедливости' связано в русском языке и в индоевропейских языках, восходящих к латыни, с концептом власти уже на уровне этимологии. Эквивалентом русскому правый служит латин. rectus с теми же основными значениями, восходящее к regis «царь», в основе которого и.-е. reg- со значениями «прямой», «направлять». Кроме того, связь между идеями хаоса / анархии, с одной стороны, и порядка / власти - с другой, имеет мифологические корни. В мифологии именно из Хаоса возникает упорядоченный Космос, и утверждение творческих возможностей Хаоса прослеживается в афоризме Анархия - мать порядка, как и в следующем высказывании М.А. Бакунина: «Страсть к разрушению
есть вместе с тем и творческая страсть!» (цит. по реф. работе, с. 264). Таким образом, анархисты в осмыслении своего пути воспроизводят упорядочивающую логику мира.
Однако идея хаотичности, ненаправленности движения все же проявляется в текстах русских авторов, придерживающихся анархических воззрений, например у К. Малевича. Это находит выражение в разрушении линейности текста - в формах эллипсиса и анаколуфа (синтаксической несогласованности). Разрушение языковых последовательностей М.Ю. Мартынов связывает с отрицанием упорядоченности мира, однако отмечает, что эту особенность стилистики К. Малевича не следует распространять на весь русский авангард начала ХХ в.
Е.О. Опарина
2014.02.008-009. СТАТЬИ ПО ВОПРОСАМ СЕМИОТИКИ И КОГНИТИВНОЙ ЛИНГВИСТИКИ: Варианты решения и гипотезы в работах Ю.С. Степанова. (Сводный реферат).
2014.02.008. ЗАБОТКИНА В.И. К вопросу о соотношении семиотики и когнитивной лингвистики // Языковые параметры современной цивилизации: Сб. трудов Первой научной конференции памяти академика РАН Ю.С. Степанова / Под ред. Демьянкова В.З. и др. -М.; Калуга, 2013.- С. 275-285.
2014.02.009. ДЕЙНЕКА Э.А. Эпистемологические проблемы семиотики и варианты их решения в работах Ю.С. Степанова // Языковые параметры современной цивилизации: Сб. трудов Первой научной конференции памяти академика РАН Ю.С. Степанова / Под ред. Демьянкова В.З. и др. - М.; Калуга, 2013. - С. 294-302.
В статье В.И. Заботкиной (008) исследуется взаимодействие когнитивных структур и семиотических аспектов языковых единиц на примере метафорических моделей. Автор отмечает, что Ю.С. Степанов ввел семиотическое измерение в когнитивную лингвистику, определив одну из ключевых единиц когнитивистики -концепт - как сгусток культуры, т.е. знак семиотической системы, в сознании человека. Понятие интерпретанты, означающее принципиальную интерпретируемость знака, является связующим звеном между когнитивистикой и семиотикой. Однако в то же время этот термин представляет собой и одно из наиболее сложных понятий семиотической теории.