CC BY
103
Фердинандо Вирдиа («Пастернак и будущее», Джан Батиста Анд-жолетти («Вариации на русские темы»), литературные критики Джорджио Дзампа («Политический пасквиль? Нет, произведение искусства»), журналисты - Джованни Терра из профсоюзной газеты «Иль Лаворо» («Доктор Живаго»), Гвидо Ла Рокка («Доктор Живаго: роман о вечно женственном») и др.
Завершают книгу послесловие Элизы Бальони «Пастернак-поэт в Италии», посвященные Пастернаку стихотворения Анджело Марии Рипеллино в переводах Евгения Солоновича и комментированные указатели авторов, чьи эссе вошли в книгу, а также итальянских газет и журналов, где они публиковались.
Т.Н. Красавченко
2014.01.026. СОВРЕМЕННАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА КОНЦА ХХ - НАЧАЛА ХХ1 в.: Учеб. пособие для студ. учреждений высш. проф. образования / Под ред. Тиминой С.И. - М.: Академия, 2011. -384 с.
В основе композиционного плана названного учебного пособия (и сопровождающего его Практикума1) - анализ своеобразия русской литературы, отразившей кардинальную смену идейно-политических и культурно-эстетических парадигм порубежного периода. Авторы издания (Ю.М. Валиева, Е.А. Васильев, О.Ю. Воронина, В.Б. Катаев, Е.Н. Ковтун, Н.Н. Кякшто, М.А. Левченко, Т.Н. Маркова, И.А. Мартьянова, С.И. Тимина, В.Д. Черняк, М.А. Черняк) основное внимание уделяют «эволюционным маршрутам», на которых происходит формирование новых качеств современной литературы; речь идет о судьбах русской классики в эпоху постмодернизма, о взаимодействии с «возвращенной» литературой и литературой русского зарубежья, о жанровых модификациях, об инновации в области поэтики «новой» прозы, поэзии, драматургии, о кинематографичности стилевого развития, об усилении позиций «сетелитературы», о языковых новациях, о типологических чертах «новой» критики и т.п.
1 См.: Русская литература ХХ - начала ХХ1 в.: Практикум: Учеб. пособие для студ. учреждений высш. проф. образования / Тимина С.И., Левченко М.А., Смирнова М.В.; Под ред. Тиминой С.И. - М.: Академия, 2011. - 272 с.
«Девяностые» годы XX в. войдут в историю русской словесности как «особый период смены эстетических, идеологических, нравственных парадигм»; чутко отзываясь на веяния времени, русская литература явила собой «как бы панораму раздвоенной души, в которой прошлое и настоящее сплелись причудливым образом» (с. 3), - отмечает доктор филол. наук С.И. Тимина (проф. РГПУ им. А.И. Герцена) в реферируемом введении к пособию. Современное литературное развитие предстает как неожиданное взаимодействие таких явлений, как авангард и поставангард, модерн и постмодерн, сюрреализм, импрессионизм, неосентиментализм, метареализм, соцарт, концептуализм и т.п. Так возникает «непредсказуемое соседство реалистов А. Солженицына и В. Маканина с постмодернистом Вик. Ерофеевым и литературным скандалистом Э. Лимоновым» (с. 4). Литература 90-х годов пережила критический момент испытания непривычным феноменом свободы: «клаустрофобия застоя» обернулась «все сметающей вседозволенностью как оборотной стороной страха»; учительская миссия литературы была «смыта этой волной». Рейтинг читательских интересов выдвинул на первые места творчество В. Пелевина, В. Сорокина, Ю. Мамлее-ва, Д. Галковского.
Критика увидела здесь способ освободиться «от долгоиграющей пластинки соцреализма с ее Чапаевыми, Матерями и Молодыми Гвардиями» (К. Кедров), а заодно и от «всех символов Русской Литературы» (как это делается в повести А. Витуховской «Последняя старуха-процентщица русской литературы») (с. 5).
А.И. Солженицын оценил это как «опасное культурное явление»: «Философия постмодернизма размонтировала современный мир до полной идеологической структурности, до мировоззренческого распада, до отсутствия любых внятных мыслей, до состояния кладбища, где нет ничего живого, но любая вещь или идея издает запах тлена» (цит. по: с. 5). Названия произведений Вик. Ерофеева как бы иллюстрируют это положение: «Жизнь с идиотом», «Исповедь икрофила», «Ядрена Феня», «Приспущенный оргазм столетия». А сам писатель объясняет этот крен обратной реакцией на
«чрезмерный морализм русской культуры»1. В тот же контекст, продолжает С.И. Тимина, попадают примеры «спасительного цинизма» С. Довлатова, разнообразия «чернухи» Л. Петрушевской, Н. Садура, В. Нарбиковой.
Однако «очертания литературного пространства 90-х» определяют собой и более «мощные знаковые фигуры»: отечественная литература ощутила себя обогащенной за счет публикации в России ранее запрещенной, «потаенной» литературы - произведений Е. Замятина, А. Платонова, Б. Пильняка, М. Булгакова, Б. Пастернака, а позднее - «Пушкинского Дома» А. Битова, «Ожога»
B. Аксёнова, «Верного Руслана» Г. Владимова, «Сандро из Чегема» Ф. Искандера и др. Современные писатели находятся в зоне «воскрешения и присутствия» литературы первой, второй и третьей «волны» эмиграции, вернувшейся в лоно метрополии. В результате вместе оказалось множество «времен»: 10-е, 20-е, 30-е, 50-е, 70-е и 80-е годы, с их «неиспользованным креативным запасом»2.
Однако этот же момент и чрезвычайно затрудняет все попытки «системного анализа литературного процесса», - подчеркивает
C. Т. Тимина: «Не помогали и такие иерархические новации, как "другая", "иная", "альтернативная" литература, ибо под эту рубрику можно было подвести практически весь корпус создаваемых... произведений» (с. 7).
Дискуссия на страницах журнала «Вопросы литературы» (2007, № 3) признала возможность достаточно широкого истолкования понятия «современная литература» - это и литература, «создаваемая здесь и теперь», прямо соотносящаяся с проживаемым временем, но современны и те произведения, которые сходятся с ней «в едином хронотопе» - вне зависимости от времени их создания и времени, изображаемого в них: будь то исторические романы
A. Иванова и Л. Юзефовича или антиутопии О. Славниковой и
B. Сорокина3.
1 Ерофеев Вик. Русские цветы зла // Русская литература XX в. в зеркале критики: Хрестоматия. - М., 2003. - С. 233-234.
2
Иванова Н. Современная литература // Вопр. лит. - М., 2007. - № 3. -
С. 45.
3 Там же. - С. 31.
Сегодня объектами исследования становятся художественные новации, приобретаемые «в самой процессуальности, в динамике рождения нового», - отмечает С.И. Тимина. Вместе с тем она напоминает, что «экспериментальный» период современной литературы, затянувшийся более чем на два десятка лет, «сравним по времени с периодом обновления, пережитого Серебряным веком» (с. 8). И частности, возникают прямые аналогии: так, активизация «женской прозы» современных писательниц в конце ХХ в. сопоставима с освобождающей стихией поэзии женщин, внесших в культуру Серебряного века свободу чувств, индивидуализм и тонкий эстетизм. Объективно значимый вклад женщин-писательниц в литературу ХХ в. засвидетельствован и в библиографическом словаре (1286 имен)1, и в создании особой серии «Женский почерк» (изд-во «Вагриус»), и т.п. К концу века гендерные исследования в славистике, англистике, германистике «переживают настоящий бум»2. Превосходные произведения Т. Толстой (сб. «Река Оккер-виль», «Кысь»), Л. Улицкой (романы «Медея и ее дети», «Казус Кукоцкого»), Л. Петрушевской, М. Палей (сб. «Месторождение ветра»), М. Вишневецкой (сб. «Вышел месяц из тумана»), О. Славниковой (роман «Стрекоза, увеличенная до размеров собаки»), И. Полянской (роман «Прохождение тени»), «содержат в себе высокую энергию художественного творчества, обогащающего большую литературу» (с. 9).
Жанровая пестрота и размытость границ, недостаточная эстетическая прописанность новых жанровых видов и подвидов долго не позволяли обнаружить типологические закономерности в жанровой эволюции литературы конца века. Однако вторая половина 1990-х годов позволила наблюдать известную общность в картине диффузии жанров прозы и поэзии, а также появление новаций в сфере так называемой «новой драмы».
Очевидно, что крупные прозаические формы уступили место малым жанрам с их открытостью к различным видам формотворчества. Особое место заняла антиутопия как специфический тип ху-
1 Голицын Н.Н. Библиографический словарь русских писательниц. - СПб.,
1889. - 308 с.
2
См.: Славкина И. Кто и как пишет историю русской женской литературы // НЛО. - М., 1997. - №. 24. - С. 360.
дожественного мышления и высказывания по принципу «фотонегатива», сближающегося с поэтикой альтернативной литературы. «Антиутопическое сознание» заключается «в разрушительной способности к деструкции привычных шаблонов восприятия окружающей жизни на всех уровнях - философии, истории, национального менталитета» (с. 10).
В свое время такие образцы антиутопии, как роман «Мы» Е. Замятина, «Приглашение на казнь» В. Набокова, «Замок» Ф. Кафки, «Скотный двор» и «1984» Дж. Оруэлла, сыграли роль пророчеств. «Утопии страшны тем, что сбываются», - писал Н. Бердяев (цит. по: с. 11). По мнению С.И. Тиминой, классический современный пример - «Сталкер» А. Тарковского и последующая чернобыльская катастрофа с развернутой вокруг этих мест «Зоной смерти». Любой гипотетический художественный сценарий в рамках современной действительности вскоре сбывается1. Среди таких писателей выделяются фигуры В. Пьецуха, А. Кабакова, Л. Петру-шевской, В. Рыбакова, Т. Толстой.
Так, «внутренний слух» В. Маканина привел писателя к феномену антиутопического текста о чудовищном разрушении Чикаго. Номер журнала «Новый мир» с его рассказом «Однодневная война» был подписан в печать ровно за две недели до 11 сентября 2001 г., когда в Америке террористический удар явился началом «непрошеной войны». Маканинский сюжет при всей его фантастичности кажется списанным с реальности, а текст выглядит «хроникой событий», вскоре последовавших в Нью-Йорке (с. 11). Раньше многих писатель уловил «дьявольскую мелодию» эпохи, озвучил ее феноменом слова и далее дал ей возможность самостоятельного жизнетворения (повести «Лаз», «Утрата», роман «Андеграунд, или Герой нашего времени»).
В русском изводе обращение к антиутопии как виду творчества становится привычным, отмечает С.И. Тимина. Однако в большинстве современных произведений (В. Рыбаков «Не успеть», «Новые Робинзоны: Хроника XX столетия», «Грипп» Л. Петрушев-ской и др.) практически не возникает потребности рисовать карти-
1 См.: Золотоносов М. Какотония // Октябрь. - М., 1990. - № 1. - С. 102.
ны глобальных крушений: «Катастрофа - ползуча, стабильна, как вязкое болото» (с. 12).
Анализируя пути развития эстетики в современном литературном процессе, «нельзя обойти серьезным вниманием судьбу и роль реализма на грани веков», - подчеркивает С.И. Тимина. В 90-е годы его позиции отстаивали такие крупные писатели, как С. Залыгин, Ф. Искандер, А. Солженицын, В. Астафьев, В. Быков, М. Ку-раев, В. Распутин, В. Войнович, Д. Гранин и др. Современные писатели ищут способы обновления его поэтики1. Появились термины, которыми критика стремится обозначить эти тенденции: «новый реализм», «трансметареализм» и т.д. (с. 12). Под знаком «нового реализма» анализируется поэтика произведений А. Варламова, Р. Киреева, М. Варфоломеева, Л. Бородина, Б. Екимова, дву-частных рассказов А. Солженицына. Термин «трансметареализм» используется в качестве «ключа, который позволяет отпереть двери в пространство новых художественных форм, ранее не укладывавшихся в систему реалистических норм и канонов». Таких подходов потребовало творчество А. Кима, Ю. Буйды, А. Слаповского, М. Бутова: при анализе их произведений приходится учитывать меру отступлений от реализма «в сферы фантастического, мистического, магического»; именно в таких случаях возникает спасительная возможность отнести тексты к «другой», «иной» прозе (с. 13).
Русская поэзия конца столетия несет в себе те же черты смятенной эпохи, те же стремления войти в новые зоны творчества. Но поэзия более чем проза (которая доминирует в литературном процессе) ощущает утрату читательского внимания и своей роли быть возбудителем общества. И хотя регулярная публикация «шестидесятников» (А. Вознесенский, Е. Евтушенко, Б. Ахмадулина, И. Лиснянская А. Тарковский и др.) не дает забыть об их исторической роли, поэты с иным, предельно усложненным поэтическим языком стремятся потеснить их позиции. Новая поэзия «все более тяготеет к элитарности, в том числе в выборе своих учителей и кумиров от модерна и декаданса Серебряного века до растущего от
1 Дискуссию о проблемах реализма см.: «Современная проза глазами прозаиков» // Вопр. лит. - М., 1996. - № 1. - С. 3-49.
года к году. авторитета Иосифа Бродского, трагическая биография которого почти канонизирована» (с. 13). Метареализм и в поэзии претендует на одно из ведущих мест: таково творчество О. Седаковой, И. Жданова, А. Драгомощенко, поэтов петербургской традиции - В. Кривулина, М. Ерёмина, А. Кушнера, Е. Шварц, Е. Рейна. «Школы, школки, направления», подчас подменяющие друг друга, присутствуют в названиях - концептуализм, соцарт, поставангардизм, минимализм и др. (поэзия Д. Пригова, С. Ганд-левского, Л. Рубинштейна, В. Коваля, Т. Кибирова, И. Иртеньева, И. Ахметьева, И. Холина). «Смена поэтического языка - знамение времени при переходе через век» (с. 14).
В 90-е годы в творчестве русских писателей разных поколений возникало некое общее качество, которое стали определять как «гипертекстуальность»1. Это понятие отсылает к 60-м годам, когда появился термин «гипертекст». В последующие десятилетия в первый ряд мировой гипертекстуальной классики встали такие фигуры, как Милорад Павич (роман-лексикон «Хазарский словарь», «Пейзаж, нарисованный чаем»), Хорхе Луис Борхес («Сад расходящихся тропок»), Умберто Эко («Имя розы»), Хулио Картасар («Игра в классики»). В России это явление начинает активно прослеживаться позднее, становясь «способом разрушения детерминированности и линейности изложения, формирующим новые отношения с реальностью» (с. 14). В стратегию повествования писатель мог включить интерпретационные координаты, так называемый «принцип ризомы». Таковы, например, автокомментарии, внесенные в собственные романы А. Битовым, в «Бесконечный тупик» Дм. Галковским, в «Подлинную историю зеленых музыкантов» Е. Поповым.
Стратегия гиперповествования активно использует переносы сюжетных элементов текста в присутствующие в едином пространстве различные временные и географические позиции (романы «До и во время», «След в след», «Старая девочка», «Воскрешение Лазаря» В. Шарова, «Борис и Глеб» Ю. Буйды и др.). Сложная и разветвленная картина смыслов представлена в современной прозе в
1 См.: Баранов О. Гипертекстовая субкультура // Знамя. - М., 1997. - № 7. -
С. 211.
виде циклов. Л. Петрушевская, например, создает продолжающееся в течение ряда лет огромное «полотно» текстов - малых циклов в рамках заданной концепции: «Где я была: рассказы из иной реальности», «Черное пальто: рассказы из иной реальности», «Завещание старого монаха: рассказы из иной реальности». В другом едином цикле «Измененное время» она объединяет (т.е. циклизует) пьесы и рассказы. «Здесь нелинейность сращения элементов цикла достигается за счет ассоциативной последовательности / непоследовательности, вместо линейно-логической системы» (с. 15).
Эту огромную область художественного эксперимента И.С. Тимина называет «космосом письма», который предстает: «в речевом разветвлении смыслов», когда одна фраза текста может заключать в себе многовариантность для поиска сути высказывания; в использовании коллажей, фрагментирования, диссонансов, смешения «верха» и «низа», прямой и косвенной речи и т.п. (с. 16). Черты новой поэтики привносятся в структурирование жанров. Так, характерная тенденция к жанровой минимализации, заявленная в самих названиях романов, реализуется далее в текстах: «Живите в Москве: рукопись на правах романа» Д. Пригова, «Смерть царя Федора: микророман» М.Ю. Дружникова, «Эросипед и другие виньетки» А. Жолковского. Жанр романа «Хаос» Е. Попов определил как роман-коллаж; название романа С. Гандлевского -«НРЗБ», у Н. Кононова - «Нежный театр: шоковый роман», у М. Палей - «Long Distance, или Славянский акцент: сценарные имитации». Читатель призван «пройти через лабиринты смыслов, преодолеть парадоксальный уровень предложенного общения» (с. 16).
Понятия «коллаж», «клиповое сознание» и другие становятся в работах современных исследователей отправными при анализе таких произведений, как романы «Взятие Измаила» и «Венерин волос» М. Шишкина, «Голова Гоголя» и «Человек-язык» А. Королёва, «Укус ангела», «Американская дырка» П. Крусанова, «Скорее облако, чем птица» и «Желтый дом» Ю. Буйды, «Стрекоза, увеличенная до размеров собаки» О. Славниковой.
Понятие «космос письма» вбирает в себя идущую от авангарда традицию использования нетекстовых приемов визуальной, звуковой, живописной, шрифтовой, графической техники. Шрифтовые акценты, использование отточий, кавычек, символика за-
главных букв - все это служит «усилителем энергетики смыслов и в соответствии с гипертекстуальной заданностью - задачам нелинейного расширения и углубления смыслов» (с. 17). Писатели добиваются «растягивания» изображаемого пространства за счет обилия скобок, повторов, возвратов, лейтмотивности, многоголосия. Усиливается разнообразие функций знаков препинания, которые берут на себя функцию смыслового акцента, и таких нейтральных языковых средств, как служебные слова, союзы и союзные слова. Инновационные формы «смыслопорождения» современная литература черпает в традициях прошлого, «смыкаясь в то же время с технологиями электронной эпохи» (с. 18).
И.С. Тимина подчеркивает «роль творческой индивидуальности писателя» быть в «эпицентре литературного движения», задавать направление «эволюционным маршрутам» в формировании литературной ситуации (с. 19). Перечень писателей, осуществляющих в последние десятилетия эстетический прорыв в литературе, достаточно широк. Кроме ранее названных, среди прозаиков -Е. Попов («Подлинная история "зеленых музыкантов"»), Н. Горла-нова и В. Букур («Роман-воспитание»), В. Шаров («След в след», «До и во время»), Ю. Буйда («Ермо», «Прусская невеста»), Ю. Давыдов («Бестселлер»), Л. Бородин («Царица смуты»), А. Азольский («Клетка»), А. Слаповский («Я - не я», «Анкета»),
A. Королёв («Голова Гоголя», «Человек-язык») и др.
Неповторимые личности творят неповторимую литературу и в конечном счете приводят к тому, что было всегда характерно для живой и свободной русской литературы. Автор останавливает внимание на творчестве двух современных прозаиков - Владимира Маканина (р. 1937) и Людмилы Улицкой (р. 1943).
Зачисленный критиками по ведомству «трансметареализма»,
B. Маканин «это ведомство не признает» (с. 20). Его произведения -«Голоса», «Утрата», «Лаз», «Кавказский пленный» - дают «образцы свободного реализма, плавно перемещающегося от постмодернизма до сюрреализма» («Иероглиф», «Нешумные», «Сюр в пролетарском районе»). В своих лучших вещах («Стол, покрытый сукном и с графином посередине», «Андеграунд, или Герой нашего времени») писатель воплотил дух времени (о чем свидетельствует
и его последнее интервью1). Художественное мышление Маканина «гипертекстуально по своей природе, оно создает новые типы пространственно-временной конфигурации реального мира, когда мир удается подвергнуть рассмотрению, прибегая к вертикалям (лаз, шахта, дыра, андеграунд, общаги) и горизонталям (подкоп под реку Урал, туннели, Стол как площадь в деформированном пространстве)» (с. 22). Насыщающие текстовую ткань произведений разного рода оппозиции (свет-тьма, лаз-туннель, жизнь-смерть, личность-толпа и др.) являются опорными элементами поэтики. Универсальные лейтмотивы образуют «некое целостное пространство апокалипсиса: Страх, Вина, Ночь, Тьма, Слепота, Бездомность, Убийство, Смерть». Разнообразие маканинских сюжетов, «вся его поэтическая система направлены на разработку символики предупреждения» (с. 22).
Писательнице Л. Улицкой предстояло обозначить в литературе конца века иную, чем у В. Маканина, но не менее значимую тенденцию: «Через "низкую", взрывоопасную обыденность современной жизни выйти и передать в тексте романа ощущение вечности бытия, его гармоническую стройность и величие постоянства, расслышать в шуме времени музыку веков - задача столь же возвышенная, сколь и дерзкая. В лице нашей современницы литература обрела истинную хранительницу вечности и преемственности культур. К философии мировой гармонии она идет уверенно, истово, убеждая в том, что эта дорога ведет к Храму» (с. 25).
Построение модели мира в романе «Медея и ее дети» предстает в различных инвариантах. Взяв за основу повествования традиционный жанр «семейного романа», избирая структурной и сюжетной опорой историю семьи простой женщины, современницы XX в. Медеи Синопли, писательница «модифицирует само понятие семьи». Единение не только по крови, «но по законам нравственной близости, в ситуации экстремальной эпохи, когда распыляющие центробежные силы направлены против самой сути родового, кланового, обретает в романе новое понимание идеи общности людей. В тексте романа в единый космос воссоединяется пестрая мо-
1 См.: Маканин В. С точки зрения времени. (Беседу вели М. Переяслова, Е. Погорелая) // Вопр. лит. - М., 2013. - № 2. - С. 136-150. - Прим. реф.
заика жизни многочисленных героев, членов большой семьи Медеи. Здесь соседствуют быт и вечность, простота и величие обыденного» (с. 25).
Русская литература конца XX - начала ХХ1 в. силами талантливых художников «осуществляет свои прорывы к вечным категориям, обновляя и модернизируя поэтику, весь арсенал культурно-поэтического и философского словесного искусства» (с. 29).
А.А. Ревякина
Русское зарубежье
2014.01.027. ГАРДЗОНИО С., СУЛЬПАССО Б. ОСКОЛКИ РУССКОЙ ИТАЛИИ: Исследования и материалы. - М.: Викмо-М: Дом рус. зарубежья им. А. Солженицына: Рус. путь, 2011. - Кн. 1. -456 с.
Профессор С. Гардзонио (Пизанский ун-т) и доцент Б. Суль-пассо (Ун-т г. Мачерата) рассматривают русскую эмиграцию в Италии в период 1905-1930 гг. как значительное историко-культурное и социально-политическое явление. После революции 1905 г. в Италии проживали русские политэмигранты из числа разночинной интеллигенции: журналисты, писатели, врачи, учителя, студенты и профессиональные революционеры. Кроме того, многие русские художники и музыканты часто жили здесь безвыездно и входили в разные культурные и политические круги.
Книга состоит из двух частей. В первой - «Исследования» -приводятся очерк истории русской эмиграции в Италии первой трети XX в. и тематические главы о русских писателях, историках, политических деятелях, русской колонии в Риме, а также две статьи: об эмигрантской музыкальной жизни и пушкинистике. Во вторую часть - «Материалы» - вошли избранные письма русских эмигрантов, живших в Италии между двумя мировыми войнами; письма хранятся в Фонде Библиотеки Гоголя (Центральная национальная библиотека в Риме), в Гуверовском институте при Стэн-фордском ун-те, в архиве А. Бонсанти (Флоренция), они приводятся в хронологическом порядке. В этой части книги также представлены документы, связанные с эмигрантскими организациями в Италии: Русская читальня им. Н.В. Гоголя, Русский литературно-художественный кружок им. Н.В. Гоголя в Риме, Русское
