Научная статья на тему '2014. 01. 001. Русское литературоведение XX В. : имена, школы, концепции: материалы междунар. Науч. Конф. (Москва, 26-27 ноября 2010 г. ) / под общ. Ред. Клинга О. А. , Холикова А. А. - М. ; СПб. : Нестор-История, 2012. - 320 с'

2014. 01. 001. Русское литературоведение XX В. : имена, школы, концепции: материалы междунар. Науч. Конф. (Москва, 26-27 ноября 2010 г. ) / под общ. Ред. Клинга О. А. , Холикова А. А. - М. ; СПб. : Нестор-История, 2012. - 320 с Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
170
59
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА ИСТОРИЯ
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Похожие темы научных работ по языкознанию и литературоведению , автор научной работы — Петрова Т. Г., Ревякина А. А.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «2014. 01. 001. Русское литературоведение XX В. : имена, школы, концепции: материалы междунар. Науч. Конф. (Москва, 26-27 ноября 2010 г. ) / под общ. Ред. Клинга О. А. , Холикова А. А. - М. ; СПб. : Нестор-История, 2012. - 320 с»

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ КАК НАУКА. ТЕОРИЯ ЛИТЕРАТУРЫ. ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ И МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ И ЛИТЕРАТУРНОЙ КРИТИКИ

2014.01.001. РУССКОЕ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ XX в.: ИМЕНА, ШКОЛЫ, КОНЦЕПЦИИ: Материалы междунар. науч. конф. (Москва, 26-27 ноября 2010 г.) / Под общ. ред. Клинга О.А., Холико-ва А. А. - М.; СПб.: Нестор-История, 2012. - 320 с.

Издание подготовлено кафедрой теории литературы филологического факультета МГУ1. В книге представлены материалы конференции, а также «круглого стола», проведенного в ее рамках и посвященного обсуждению проекта словаря2, задачей которого является раскрытие «своеобразия отечественного литературоведения, его места в мировой науке о литературе» (с. 7).

В сборнике 40 статей, сгруппированных по разделам: выступления на пленарном заседании; анализ деятельности конкретных ученых; раскрытие специфики некоторых научных методов и направлений; частные вопросы теории литературы. Отобранные для

1 Работа осуществлена при финансовой поддержке фонда «Русский мир»,

грант № 2011/11-069.

2

См.: Клинг О. А., Холиков А. А. Русские литературоведы ХХ в.: Проспект словаря. - М., 2010.

реферирования статьи располагаются преимущественно в соответствии с хронологией исследуемых явлений науки о литературе.

Открывает сборник статья зав. кафедрой теории литературы, доктора филол. наук О. А. Клинга «Русское литературоведение XX в. как социокультурное явление». Автор в первую очередь отмечает «рабочий» (не универсальный) характер дефиниции «русское», поскольку в таком определении утрачивается «национальное многообразие» той науки, которая почти 70 лет называлась «советской». Вместе с тем и «в начале, и на излете XX в.» литературоведение в нашей стране было и остается преимущественно русским (с. 8). Автор выделяет основные периоды его развития. В начале века это -«синтетическое литературоведение», созданное прежде всего символистами (яркий пример - книга А. Белого о символизме1) и впоследствии оказавшее сильное влияние на ученых различных направлений.

«Первой своей интенцией (проблема формы) русские символисты породили в науке формалистов, второй (семантика текста) -целое направление в русском литературоведении - философское (от П.А. Флоренского, Г.Г. Шпета, А.Ф. Лосева до М.М. Бахтина)» (с. 10). Длительный период советского литературоведения являет собой «многоуровневую конструкцию»; науку развивали не столько представители «официоза», занимавшие «лидирующее положение» в академических и учебных структурах, сколько «неангажирован-ные» литературоведы (М.М. Бахтин, Ю.М. Лотман, Л.Я. Гинзбург, Б.О. Корман, Б.М. Гаспаров, С.С. Аверинцев и др.). В «постперестроечный период» «официоз» переместился в «подвал - почти небытия», а первый уровень составили бывшие маргиналы; изменилось «соотношение центра и так называемой периферии» (с. 20). В статье воссоздан научный портрет Г. А. Белой (1931-2004); особенно высоко оценена ее докторская диссертация о советской прозе 20-х годов2, где сложный и яркий материал анализируется «без оглядок на устоявшиеся авторитеты» (с. 13-14).

1 Белый А. Символизм. - М., 1910. - 635 с.

2 Белая Г. А. Закономерности стилевого развития советской прозы 20-х годов. - М., 1977. - 254 с.

«Основные историографические категории русского литературоведения XX в.» - статья В.В. Курилова. Автор уточняет понятия «научная школа» и более широкое - «направление», подразумевающее разработку «нового методологического подхода к объекту» и, как правило, имеющее «межнациональный характер» (например, «культурно-историческое» направление, «структурализм»). «Научная школа» - это «творчество ряда ученых, развивающих в своих работах... идеи и подходы крупного, самостоятельно мыслящего исследователя» (с. 154). Таковы школы А.А. Потебни, В.Ф. Переверзева, Г.Н. Поспелова, донецкая школа Б.О. Кормана, тартуская Ю.М. Лотмана и др. Приметой литературоведения второй половины ХХ в. является разработка «индивидуальных методологий» (с. 155), синтезирующих разные подходы (С.С. Аверинцев, М.М. Бахтин, С.Г. Бочаров, В.Н. Топоров), и авторских аналитических стратегий («мотивный анализ» Б.М. Гаспа-рова, «онтологическая поэтика» Л.В. Карасёва, «дискурсный анализ» В.И. Тюпы и др.).

В статье М.В. Михайловой «Как начиналось марксистское литературоведение? (Венок на могилу Соловьёва-Андреевича1)» рассматривается наследие ученого, одним из первых применившего к явлениям литературы принципы «экономического материализма», как тогда довольно часто именовали марксистское наследие. Идея увидеть в литературной жизни отражение «массового общественного сознания» получила поддержку, потому что возникла наконец «определенная, почти математическая формула»2, которую жаждали люди, истосковавшиеся по четкости, простоте и ясности (с. 46). В современной литературе Е.А. Соловьёв-Андреевич видел лишь отражение «общественных настроений», «власть традиции, психологию классов»; талант для него - «яркий изобразитель известного момента в развитии идеи и только»3

1 Псевдоним Евгения Андреевича Соловьёва (1867-1905), автора более 500 статей и двух десятков книг философской, исторической, политической и особенно литературной проблематики.

Чуковский К. Памяти Евгения Соловьёва // Театральная Россия. - М., 1905. - № 37. - С. 1113.

з

См.: Соловьёв Е. (Андреевич). Очерки из истории русской литературы Х1Х в. - 4-е изд., испр. - М., 1923. - С. 649.

(с. 38). Его историко-литературная концепция оформилась в книге1, которую М. Горький приветствовал как «попытку дерзкой мысли пролетария осветить рост идеи свободы в России»2 (и много позаимствовал из нее для своих Каприйских лекций) (с. 42). Вопрос об оценке деятельности Е.А. Соловьёва-Андреевича как марксистского критика3 «остается открытым» (с. 47).

Е.И. Орлова в статье «Б.М. Эйхенбаум как литературный критик (три заметки к теме)» рассматривает ранние суждения филолога, который в работе «Речь о критике» (1918) призывал к «варварскому», «дикарскому» (т.е. свежему) взгляду на искусство как на «сцепление» приемов. Согласно мысли Эйхенбаума (18861959), критика (как и филология) - «это не часть литературы, но часть искусства, или... то и другое... А литературную науку с критикой "связывает теория"» (с. 58). В статье «Нужна критика» (1924) он утверждал: «Критик должен быть своего рода историком, но только смотрящим на современность не из прошлого и вообще не из времени, а из актуальности как таковой»4. Отличие критики от истории литературы он видел в том, чтобы распознать те литературные явления, которые только образуются и «еще никак не сложились»; главное - «усмотреть в этом становлении признаки того, что в будущем окажется "историей литературы".»5 (с. 59). Позднее, в статье «Поговорим о нашем ремесле» (1945), Эйхенбаум поставил задачу «сблизить литературу с литературоведением. Именно из этого сближения может возникнуть и возникает новая критика.»6 (с. 60).

К хрестоматийному тексту Б.М. Эйхенбаума «Как сделана "Шинель" Гоголя» (1919) обращается А.В. Жданова в статье «"Гротескный стиль", "игровой стиль", "нетрадиционный нарра-

1 Андреевич. Опыт философии русской литературы. - СПб., 1905. - 554 с.

2 Горький М. Собр. соч.: В 30 т. - М., 1954. - Т. 28. - С. 320.

3

См.: Храпченко М. У истоков марксистского литературоведения (Евг. Соловьёв-Андреевич) // Рус. яз. в советской школе. - М., 1929. - № 5. - С. 14-21.

4 Эйхенбаум Б.М. Нужна критика // Жизнь искусства. - М., 1924. - № 4. -

С. 12.

5 Там же.

6 Эйхенбаум Б.М. Поговорим о нашем ремесле // Звезда. - Л., 1945. - № 2. -

С. 109.

тив": К истории термина». Автор приходит к выводу, что новаторский термин «гротескный стиль», обоснованный Эйхенбаумом для определения гоголевского письма, «во многих своих аспектах предвосхищает современное понимание нетрадиционного повествования и игровой стилистики» (с. 222). Таким образом, положения его ранней работы коррелируют с научными изысканиями в области «нарратологии» и «теории автора»; они оказываются применимы к анализу произведений XX в.

«Теория литературной эволюции, историческая проза Ю.Н. Тынянова и современные жанры исторического повествования» - статья О.И. Плешковой. Автор напоминает, что вопрос об эволюции литературы ставился в таких работах ученого, как «Достоевский и Гоголь (к теории пародии)» (1921), «Литературный факт» и «Промежуток» (1924), «Архаисты и Пушкин» (1926), «О литературной эволюции» (1927), «О пародии» (1929). Согласно концепции Ю. Тынянова, каждое «новое» литературное произведение «обязательно рождается через пародирование, отталкивание от опыта предшествующей культуры» (с. 242). В понимании ученого, «пародия» не дискредитирует оригинал, а функционирует как необходимый трансформирующий инструмент, призванный «преобразовывать» существующее в нечто «новое». «Пародическое отталкивание» присутствует в его романах о поэтах и писателях -«Кюхля» (1925), «Смерть Вазир-Мухтара» (1927), «Пушкин» (1935-1943), а также и в его исторических повестях, где передана атмосфера Северной столицы XVIII-XIX вв. и воссозданы образы русских императоров: в «Подпоручике Киже» (1828) - Павла I, в «Восковой фигуре» (1931) - Петра I, а в «Малолетнем Витушиш-никове» (1933) - Николая I. Анализируя повести, автор статьи высвечивает ориентацию писателя на пародический принцип их конструирования. Повесть «Подпоручик Киже» создается как вариант пародирования-отталкивания, вырастая на основе произведений Гоголя и Гофмана, и представляет собой уникальную художественную интерпретацию известного исторического факта (кончины Павла I). В современной постмодернистской прозе («Чапаев и Пустота» В. Пелевана), а также в произведениях, ориентированных на переосмысление исторического прошлого («Кладбищенские истории» Б. Акунина, «Герой иного времени» А. Брусникина), оказался весьма значим «принцип пародирования» как необходимый «мо-

мент» эволюции литературы (с. 247). Его разработка восходит к тыняновской методологии 20-х годов прошлого столетия.

О.Е. Осовский в статье «"Наблюдение за наблюдающим": Биография литературоведа как объект научного исследования (случай М. М. Бахтина)» отметил в качестве лучшей, существенно повлиявшей на российские интерпретации личности ученого книгу двух славистов - К. Кларк и М. Холкиста1, близких традициям российского академического литературоведения. В этой биографии жизнь ученого была «органично вписана в историю страны и культуры» (с. 33). Автор статьи характеризует отечественные историко-биографические изыскания, свидетельствующие о попытках создания научной биографии М.М. Бахтина (1895-1975) на «качественно новом уровне»2.

В статье Л.А. Трахтенберга «К истории изучения русской смеховой литературы» за основу взят труд М.М. Бахтина3, восприятие идей которого Д.С. Лихачёвым и А.М. Панченко4 привело к тому, что вопрос о русской смеховой культуре был осознан как самостоятельная проблема (с. 163). Автор предлагает краткий обзор предыстории этой традиции, начиная с ее истоков в работах И.М. Снегирёва, А.Н. Пыпина, Ф.И. Буслаева, Д.А. Ровинского, И.Е. Забелина, В.П. Андриановой-Перетц и др. В статье подчеркивается, что Д.С. Лихачёв (в отличие от М.М. Бахтина) выдвинул на первый план вопрос о «национальной специфике русской литературы», а не проблему смеха, а в работах А.М. Панченко,

1 Clark K., Holquist M. Mikhail Bakhin. - Cambridge, Ма88.; London, 1984.

2

См.: Кожинов В.В., Конкин С.С. Михаил Михайлович Бахтин: Краткий очерк жизни и деятельности // Проблемы поэтики и истории литературы. - Саранск, 1973. - С. 5-19; Конкин С.С., Конкина Л.С. Михаил Бахтин: (Страницы жизни и творчества). - Саранск, 1993. - 398 с.; Беседы В. Д. Дувакина с М.М. Бахтиным. - М., 1996. - 342 с.; Попова И. Л. Книга М. Бахтина о Франсуа Рабле и ее значение для теории литературы. - М., 2009. - 464 с.; Паньков Н.А. Вопросы биографии и научного творчества М.М. Бахтина. - М., 2010. - 720 с.

3

Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. - М., 1965. - 765 с.

4 Лихачёв Д.С., Панченко А.М. «Смеховой мир» Древней Руси. - Л., 1976. -204 с.; см. также полемический разбор этой книги: Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Новые аспекты изучения культуры Древней Руси // Вопр. лит. - М., 1977. - № 3. -С. 148-167.

Ю.М. Лотмана, Б.А. Успенского, Н.В. Понырко особое внимание было уделено ритуалам, а не самой литературе. Е.М. Мелетинский и А.Я. Гуревич сосредоточились (в полемике с М.М. Бахтиным1) не столько на национальном, сколько на «стадиальном» своеобразии древнерусского смеха, обнаружив смысловые «параллели и в архаических ритуалах первобытных народов, и в средневековой латинской литературе; так смеховая культура Древней Руси предстала частью мирового культурного континуума» (с. 171).

А.Я. Эсалнек в статье «Полифункциональность диалогизма в науке о литературе» подчеркивает многогранность названной теории, связанной в отечественном литературоведении с трудами М.М. Бахтина. Одним из условий, способствующих (или препятствующих) плодотворному диалогу, она считает «атмосферу, в которой идет обмен мнениями. степень открытости-закрытости, приятия-неприятия, отзывчивости или конфронтации» участников диалога (с. 199). В истории науки многочисленны факты преемственности научной мысли (русское гегельянство, русское шеллин-гианство и др.). Для литературоведения ХХ в. более характерна конфронтация идей, мешающая объективно воспринять содержание «другой» концепции. Показательно отношение к трудам Бахтина: одним ученым они казались «чуждыми и непонятными, другим - столь значимыми и новаторскими, что представлялось необходимым предельно резко и настойчиво противопоставлять их существующей науке. Это хорошо видно на примере восприятия и трактовки жанровой теории Бахтина, особенно его теории романа, которая всячески отрывалась от существующей традиции, что не всегда оправдано и, главное, непродуктивно. Разумный диалог. заслонялся жаждой спора» (с. 200-201).

«Методологические проблемы истории русской литературы в научном наследии У.Р. Фохта [1902-1979]» - статья Л.А. Ходанен, где излагаются основные факты биографии ученого. Он был учеником В.Ф. Переверзева, участником сборника «Литературоведение» (1928). В 1930 г., после разгрома школы В.П. Переверзева за «ревизию марксизма», он публично отказался от «ошибочных

1 См.: Гуревич А.Я. Проблемы средневековой народной культуры. - М., 1981. - 395 с.

принципов» (с. 83); в 60-70-е годы, работая в ИМЛИ, возвратился к проблемам развития литературы в тесной связи с общественной жизнью1. У. Р. Фохт предложил периодизацию русского реализма: предреализм, или дидактический реализм XVIII в.; критический реализм (в котором различаются стадии психологического реализма, социального реализма, «романтического реализма»); социалистический реализм (с. 86). Акцент на таких чертах романтизма, как «субъективная лирическая типизация, абсолютизация типизируемого, двуплановая конструкция образа»2, не теряет своего научного значения до настоящего времени (с. 87). Предложенные идеи нашли развитие в его работах, опубликованных в академических из-даниях3.

«Г.Н. Поспелов в пору борьбы с "буржуазным либерализмом" и "космополитизмом" А.Н. Веселовского (1947-1949)» - статья В.Е. Хализева. Автор детально, с указанием действующих лиц и дат, воссоздает ход различных обвинений и осуждений Г.Н. Поспелова (1899-1992), в то время профессора кафедры русской литературы МГУ. В печати, на заседаниях филологического факультета, на секции критиков в Союзе писателей объектом критики в первую очередь стал его доклад о романтизме (28 марта 1947 г.), в котором ученый ни разу не упомянул о социалистическом реализме и не сказал ни слова об А.А. Фадееве и его концепции двух ветвей в романтизме - «прогрессивной» и «реакционной». Позже (на партсобрании 30 января 1948 г.) Г.Н. Поспелов был обвинен в неправильной трактовке «Бесов» Достоевского в его лекционном курсе; ему ставилось в вину утверждение, что в этом романе «позитивно значима картина "взбунтовавшегося мещанства"» (с. 23). Однако больше всего ученому досталось за признание научных заслуг А.Н. Веселовского - якобы «низкопоклонника перед Западом», «космополита» и противника революционной демократии Чернышевского и Добролюбова. Нескончаемый ряд «проработок» продолжался два года. К статье прилагаются два текста, обна-

1 См.: Фохт У.Р. Пути русского реализма. - М., 1963. - 264 с.

2

Фохт У. Р. Некоторые вопросы теории романтизма // Проблемы романтизма. - М., 1967. - С. 83.

3

См.: История русской литературы: В 3 т. - М., 1958-1963; Развитие реализма в русской литературе: В 4 т. - М., 1973-1974.

жающие драматизм этой ситуации: заметка В. Новикова «Особое мнение профессора Г. Поспелова»1 и рукопись выступления ученого на заседании кафедры 25/11-49 г. (хранится в архиве В.Е. Хализева).

В статье «Анализ художественного текста в отечественном литературоведении XX в.» В.И. Тюпа прослеживает становление отечественной традиции литературоведческой аналитики, отмечает основополагающее значение идей А.П. Скафтымова, М.М. Бахтина, Г. А. Гуковского. Основные стратегии эстетически ориентированного исследования были сформулированы А.П. Скафтымовым в предисловии к его новаторской работе 1924 г. о Достоевском2. Речь шла о следующих требованиях: а) «полнота пересмотра всех слагающих произведение единиц»; б) «непозволительность всяких отходов за пределы текстуальной данности»; в) сосредоточенность анализа на точке «функционального схождения. значимости всех компонентов»3. При этом ученый имел в виду возможность «полной проверки пределов оспоримости... отдельных наблюдений и общих выводов». На исходе ХХ столетия эта задача формулируется как установление «диапазона корректных и адекватных прочтений»4 (с. 51-52).

В 60-е годы профессиональный интерес к анализу художественных текстов не случайно совпал с «оттепельными» явлениями, с кризисом советской ментальности, но лишь в 70-е годы эта область науки о литературе получила официальное признание (с. 53): вышли в свет работы Б.О. Кормана, Ю.М. Лотмана, Е.А. Маймина, Г.Н. Поспелова и др. Своеобразными центрами по разработке аналитической проблематики выступили провинциальные научные школы: кемеровская (70-80-е годы), тверская (90-е), донецкая школа М.М. Гиршмана, ижевская школа Б.О. Кормана, самаркандская школа Я.О. Зунделовича. Автор статьи исследует методологические коллизии и взгляды ученых.

1 См.: Лит. газета. - М., 1947. - № 48/2361. - 15 октября.

2

Скафтымов А. Тематическая композиция романа «Идиот» // Скафты-мов А. Нравственные искания русских писателей: Статьи и исследования о русских классиках. - М., 1972. - С. 23-87.

3 Там же. - С. 27.

4 См.: Хализев В.Е. Теория литературы. - М., 1999. - С. 290.

Л.В. Чернец в статье «Рамочный текст литературного произведения (К 80-летию публикации "Поэтики заглавий" [1931] С.Д. Кржижановского)» отмечает заслуги ученого (1887-1950) в изучении таких графически выделяемых компонентов художественного текста, как заглавие, имя автора, эпиграф, примечания, авторские ремарки в пьесе и др. Все они, пишет автор статьи, «суть формы авторского присутствия в произведении, они прямо обращены - как бы поверх мира героев - к читателю» (с. 76). Совокупность названных компонентов (обозначаемая в современном литературоведении как «рамочный текст», «заголовочно-финаль-ный комплекс», «паратекст»), распределение функций между ними дают богатую информацию о поэтике произведения в целом, а также о времени его создания и национальных традициях. В цикле статей Кржижановского («Комедиография Шекспира», «Театральная ремарка», «Драматургические приемы Бернарда Шоу», «Пьеса и ее заглавие» и др.) очевиден «путь от заглавия, трактуемого все более и более расширительно, к "рамочному тексту"» (с. 78).

В статье «Система терминов в методе мифореставрации» Е.Ю. Полтавец обращается к работам С.М. Телегина (р. 1964)1, по мысли которого «мифологема» не может быть отнесена лишь к сознательному заимствованию писателем мифологического образа или модели, но остается таковой, каким бы путем - сознательным или бессознательным - она ни пришла в творческий процесс художника». Мифологема не может быть «ни отождествлена с архетипом, ни противопоставлена ему... потому что архетип - понятие не филологии, а аналитической психологии» (с. 195). Предусматривается также использование термина «нациологема»: «Национальное заполняет содержание произведения, а мифологическое организует его подтекст и форму»2.

В статье Л.М. Ельницкой «О методе мифореставрации художественного текста (На материале произведений Ф.М. Достоевского)» рассматриваются «Записки из подполья» и «Сон смешного

1 См.: Телегин С.М. Философия мифа. - М., 1994; Телегин С.М. Миф, ми-фореставрация и трансцендентальная филология // Миф - литература - мифоре-ставрация. - М.; Рязань, 2000. - С. 132-154; Телегин С.М. Ступени мифореставрации: Из лекций по теории литературы. - М., 2006.

2

Телегин С.М. Словарь мифологических терминов. - М., 2004. - С. 15.

человека» как «единый текст». Если в первом произведении развернута «мифология смерти» (через «мифологемы» подполья, исчезновения человека и т.п.), то во втором писатель раскрывает «мифологию жизни». Анализируя особенности мифологической картины мира, Л.М. Ельницкая утверждает, что в названных произведениях «показаны два варианта судьбы человека: жизнь в "подполье", подобная окончательной смерти; и смерть как условие ритуала посвящения, необходимая для нового рождения.» (с. 191).

Ряд исследователей обращается к разработке теоретической проблематики, связанной с явлениями литературы русского зарубежья.

В статье «Литературная критика И. А. Ильина в свете его эстетики» Е.Г. Руднева отмечает, что отношение философа и политика к проблемам художественности было органически связано с его идеологической программой освобождения России от большевиков и восстановления самодержавного государства под водительством православной религии (не церкви!), «взрастившей» дух русского народа. Эстетика И. А. Ильина (1883-1954; в эмиграции с 1923 г.) традиционна («поэт приносит умудрение и духовную радость»), но в ней присутствуют акценты, актуальные для 30-х годов. Теория художества как молитвенного созерцания обеспечила суждениям И. А. Ильина принципиальность и системность, но вместе с тем она нередко служила обоснованием его тенденциозных суждений (о сентиментализме и романтизме, о Руссо и Байроне, о Л. Толстом, Д. Мережковском, А. Ремизове, И. Бунине), поскольку главным критерием становилась не художественность, а соответствие произведения устоям православия. Критики справедливо указывали на ряд субъективных, устаревших положений в эстетике И. А. Ильина, на противоречивость многих его суждений, на императивно-назидательный стиль1. До сего времени критические работы И. А. Ильина о творчестве И. Шмелёва признаются основополагающими. Некоторые исследователи порой просто варьируют его тексты. Между тем они представляются убедительными не во всем:

1 См.: Бычков В.В. Русская теургическая эстетика. - М., 2007. - С. 386, 380-381, 393 и др. Критическому анализу суждений И. А. Ильина посвящены статьи Н.П. Полторацкого (США), Ю.И. Сохрякова, С.И. Кормилова, А.Е. Новикова, Н.М. Солнцевой, В.В. Агеносова, М.Р. Тарасовой, Т.Г. Петровой и др.

И. А. Ильин редуцирует некоторые существенные стороны произведений писателя (особенно доэмигрантского периода), не вполне отвечавшие его религиозной эстетике и реставрационной идеологии.

Л.Н. Рягузова в статье «"Культурный синтез" Средневековья в художественном сознании XX в. (в творческой интерпретации П.М. Бицилли)» обращает внимание на то, что известный русский филолог, историк-медиевист и культуролог (1879-1953) одним из первых отметил близость концепций Средневековья к проблемам осмысления текущей современности. При этом он условно обозначил границы понятия второе Средневековье, подразумевая как бы возврат к этой «органической эпохе» с «ее сферической и иерархической структурой» (с. 296). П. Бицилли использовал для описания «культурного синтеза» Средневековья термины: «общее», «типическое», «идеосфера», или «культурный комплекс», «общий культурный фон эпохи» и др. Автор статьи рассматривает отзывы П. Бицилли о романах В. Набокова-Сирина («Приглашение на казнь», «Отчаяние» и др.). Творчество писателя кажется критику необыкновенно созвучным времени и одновременно анахроничным, ассоциативно связанным с «культурным комплексом» Средневековья. Проникнуть в суть этих «параллелей», по мысли Л.Н. Рягузо-вой, можно через призму понятий гротеск, пародия, аллегория, свойственных теоретической рефлексии П. Бицилли. Он выявил некоторые черты поэтики Набокова, позволяющие, в частности, объяснить рыцарский кодекс чести, элементы волшебной сказки в романе «Подвиг». Наблюдаемые отголоски аллегорического искусства Средневековья «подтверждают тезис о том, что существует сложный механизм повторений, параллелей, диалогических культурных отношений разных эпох» (с. 303).

О. О. Осовский в статье «Советская метапроза 1920-х - начала 1930-х годов в оценках авторов "Современных записок" (А. Л. Бем, П.М. Бицилли, Ф.А. Степун и др.)» характеризует феномен мета-прозы, представленный в творчестве В.Б. Шкловского, И.Г. Эрен-бурга, В.А. Каверина, К.К. Вагинова, О.Д. Форш, М.С. Шагинян и др., как одно из открытий отечественной словесности. К началу 30-х годов у критиков ведущего эмигрантского журнала «Современные записки» стала особенно заметной готовность принять новаторский характер советской метапрозы.

Исследование художественного времени и пространства -одно из важнейших направлений в современном литературоведении. Активизация изучения этих явлений приходится на 60-80-е годы в работах В.В. Виноградова, Д.С. Лихачёва, М.М. Бахтина, Ф.П. Фёдорова, Б.А. Успенского и др. В статье «Элементы религиозного мировосприятия в концепции художественного времени (на материале отечественного литературоведения ХХ в.)» Е.Ю. Перова показывает, что «существует богатый терминологический аппарат для обозначения двух типов времени, один из которых связан с преходящим и временным, а другой соотносится с духовным и вечным бытием человека» (с. 212). Особенно продуктивным оказалось учение Бахтина о «хронотопе» - о нераздельности пространства и времени в художественном образе: «.всякое вступление в сферу смыслов совершается только через ворота хронотопа»1. В работах ученого «есть различение "потусторонней вертикали" и "реальной горизонтали" в восприятии жизни героев. Вертикальность принадлежит к характеристике сакрального, горизонтальность - линейного времени. И человек (автор, герой) готов скорее "надстраивать действительность (настоящее) по вертикали вверх и вниз, чем идти вперед по горизонтали времени".»2 (с. 210). Переход от «линейного» времени к «сокральному» осуществляется через углубленный самоанализ, размышление, но также и посредством «наивного» восприятия мира (например, в сказке); «сакральный и линейный хронотоп могут пересекаться в произведении как ценностное и мирское, житейское» (с. 213).

Н.К. Шутая в статье «Художественное время и пространство в современном литературоведении: Состояние исследований» анализирует работы 2007-2009 гг. и замечает, что по большей части они связаны с изучением художественного пространства. Автор выделяет три типа исследований, различающиеся по уровню сложности: анализ смысловой семантики «отдельных пространственных символов и набора символов»; исследование «хронотопических и концептуальных единств», с помощью которых писатель выражает свои ценностные и мировоззренческие позиции; изучение «город-

1 Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. - М., 1979. - С. 406.

2 Там же. - С. 298.

ского» текста как единой «пространственно-символической системы литературного произведения», служащей выражению философии писателя (с. 202-203). Наряду с разработкой классического «петербургского» текста (начало было положено В.Н. Топоровым) объектом анализа все чаще становится топографическая система художественного пространства других городов. К рассматриваемому третьему типу могут быть отнесены и довольно многочисленные исследования «усадебного текста» (с. 205). В качестве примера рассматривается концепция О.В. Богдановой1.

В сборнике также публикуются статьи: «"Братья Карамазовы" в Германии: В.Л. Комарович и З. Фрейд о последнем романе Ф.М. Достоевского» (автор - О.А. Богданова); «Теоретико-литературная основа трудов М.М. Дунаева» (Е.Р. Варакина), «К. Чуковский как литературовед: Наука? Критика? Автобиография?» (Ф.А. Ермошин), «Графический облик жанра отрывка: Развитие гипотезы Ю.Н. Тынянова» (Е.И. Зейферт), «Понятие выразительности в теоретических исканиях начала XX столетия: Мистическая и позитивистская проекции» (С.Г. Исаев), «Ю.Н. Тынянов в работе над проблемами художественного целого: Поиски героя и вопросы стиля» (М.Б. Лоскутникова), «Трилогия А.В. Белинкова» (В.Г. Моисеева), «Локально-исторический метод Н.П. Анциферова» (Д.С. Московская), «Проблема авторской маски в рецепции современного отечественного литературоведения» (О.Ю. Осьмухина), «Три письма Л.П. Семёнова к М.О. Гершензону (материалы к биографии ученого)» (Е.А. Тахо-Годи), «Проблема критики и/как литературы в отечественном литературоведении» (В.А. Третьяков), «Эстетические категории и литературное произведение: Возможные пути анализа по работам уфимского литературоведа Р.Г. Назирова [1934-2004]» (Ю.В. Шевчук), «Литературоведение и критика второй половины XX в. о творчестве А. Солженицына» (Н.М. Щедрина), «Андрей Белый как теоретик неоапокалипсиса» (М.В. Яковлев) и др.

1 Богданова О.В. Роль «усадебной культуры» в формировании феномена русской классической литературы XIX в. // Филол. науки. - М., 2008. - № 6. -С. 14-23.

В Приложении помещена статья А.А. Холикова «Теоретические принципы разработки словаря русских литературоведов XX в.»

Т.Г. Петрова, А.А. Ревякина

2014.01.002. ЗИНЧЕНКО В.Г., ЗУСМАН В.Г., КИРНОЗЕ З.И. ЛИТЕРАТУРА И МЕТОДЫ ЕЕ ИЗУЧЕНИЯ: СИСТЕМНО-СИНЕР-ГЕТИЧЕСКИЙ ПОДХОД. - М.: Флинта: Наука, 2011. - 280 с.

В книге В.Г. Зинченко, В.Г. Зусман и З.И. Кирнозе соотносят классические методы изучения литературы с системно-синергети-ческой парадигмой, получившей развитие в теории науки XX в., в частности в работах нобелевского лауреата И.П. Пригожина (19172003) и основоположника синергетики Г. Хакена (1927). Авторы книги вводят представление о системно-синергетической парадигме как модели постановки проблем и их решений в сфере точных и гуманитарных наук. Давая новое представление о системе «литература», ученые исходят из способности литературы и к саморегуляции, которая изучается в рамках системного подхода, и к саморазвитию, которое изучается синергетикой1. Они определяют литературу «как большую саморегулирующуюся систему, которая состоит из соединенных прямыми и обратными связями элементов -автор, произведение и читатель - и обладает способностью к саморазвитию» (с. 17). В системе «литература» наряду с основной триадой (автор <> произведение <> читатель) присутствуют культурная традиция и экстралитературная реальность. Автор создает произведение, опираясь на традицию, учитывая знание этой традиции читателем.

Сложность системы «литература» не только в соединении пяти необходимых элементов (центральный из них - художественное произведение), но прежде всего в том, что эта система имеет материальный и идеальный аспекты. В ее материальном аспекте

1 См.: Курдюмов С.П., Князева Е.Н. Структуры будущего: Синергетика как методологическая основа футурологии // Синергетическая парадигма. Нелинейное мышление в науке и искусстве. - М., 2002. - С. 109-125; Хакен Г. Информация и самоорганизация. - М., 1991.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.