CC BY
23
сурд и фантазия в этнокультурном взаимодействии в ранних рассказах М. Горького», Л.В. Ляпаевой (Чебоксары) «Черты романа в структуре рассказов М. Горького 1890-х годов», Захаровой В.Т. (Нижний Новгород) «Ранний М. Горький в восприятии литературной критики рубежа Х1Х-ХХ вв.», Ю.М. Егоровой (Москва) «Проблема революционной этики в повести М. Горького "Мать"», Т.П. Леднёвой (Ижевск) «О соотношении романтических и реалистических начал в рассказе "Старуха Изергиль"», Савинковой Т.В. (С.-Петербург) «"Жизнь Клима Самгина" как культурологический роман: Проблематика и способ организации художественного материала», Е.В. Никольского (Москва) «Роман М. Горького "Дело Артамоновых" как семейная хроника», В.А. Ханова (Н. Новгород) «Мифологическая основа образа Якова Маякина в повести М. Горького "Фома Гордеев"» и др.
В разделе «Музеи А.М. Горького, архивы» опубликованы статьи Т.А. Рыжовой «А.М. Горький: "Сочинение" дома (к дальнейшему изучению и интерпретации памятных "горьковских мест" Нижнего Новгорода)», Е.И. Кочетовой «Состояние "горьковских мест" в городе Арзамасе», А.М. Лебедевой «Картина Юона "Горький и Шаляпин в 1901 г. в Нижнем Новгороде" как артефакт в музее-квартире А.М. Горького», А.А. Липовецкого «Нижний Новгород - творческая лаборатория А.М. Горького: Структура каталога нижегородских произведений писателя» и др.
К.А. Жулькова
2013.02.026. АГЕНОСОВ В В. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ И ВОСПОМИНАНИЯ. - М.: АИРО-ХХ1, 2012. - 704 с.
В книгу доктора филол. наук В.В. Агеносова (ИМПЭ им. А.С. Грибоедова, профессор МПГУ) вошли наиболее существенные работы, созданные им за 40 лет научно-педагогической деятельности и отразившие важные этапы отечественной литературы истекшего века1.
1 В.В. Агеносов - заслуженный деятель науки России, акад. РАЕН, Петровской Акад. наук и искусств, чл.-корр. Рус. академич. группы в США, автор книг: Генезис философского романа. - М., 1986. - 131 с.; Творчество М. Пришвина и советский философский роман. - М., 1988. - 127 с.; Советский философский роман. - М., 1989. - 300 с.; Литература Я.Ш8ко§о зарубежья [1918-1996: Для пед. вузов и сред. учеб. заведений]. - М., 1998. - 540 с.; и др.
Открывает издание раздел: «Взгляд на литературу XX в.». В статье «Некоторые итоги развития литературы XX в.» автор, отметив преемственность «продуктивных нравственных проблем и художественных школ предшествующих столетий» (с. 14), подчеркивает, что во всех явлениях истинно высокой литературы XX столетия «сопрягается доведенная до крайности экзистенциальная мысль о трагедии существования» с признанием невозможности «пушкинской гармонии» и ее замещение стоицизмом (с. 16-17). Здесь упомянуты практически все крупные писатели - от Горького, Маяковского и Есенина до Пастернака и Елагина, от Мандельштама, Ахматовой, Клюева до Твардовского, от Бунина, Шмелёва, Г. Иванова, Алданова до Пришвина, Леонова, Шолохова, Гроссмана, Бондарева, Трифонова... При этом определяются характерные тенденции переосмысления вклада классиков - Пушкина, Гоголя, Л. Толстого, Достоевского и др.: «Так пушкинская гармония и лер-монтовско-тютчевская дисгармония обусловили мировосприятие и отражение своеобразия драматического прошлого столетия. Соединение толстовского и достоевского художественных методов породили явление социально-онтологической литературы и, в частности философского метажанра. Традиция философско-юморис-тического мироощущения, идущая от русского фольклора к Гоголю, нашла двоякое воплощение: с одной стороны, в творчестве Тэффи, М. Зощенко, Ф. Искандера, Вен. Ерофеева, С. Довлатова, В. Войновича, с другой - в постмодернизме» (с. 20).
В том же разделе опубликованы статьи: «Гоголь в русской литературе ХХ столетия», «М. Шолохов: Трудная биография (без мифов и легенд)», «А.М. Горький о литературе для молодежи», «Лучшим труднее всех (Лев Канторович)».
В разделе «Проблемы философского романа» рассматриваются произведения Н.Г. Чернышевского («Что делать?»), Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание», «Братья Карамазовы»), М. Булгакова («Белая гвардия»), М. Пришвина («Журавлиная родина», «Жень-Шень»), Л. Леонова («Вор»), Б. Пастернака («Доктор Живаго»), Ч. Айтматова («Плаха»). Открывает раздел публикация «К понятию философского метажанра в литературе», являвшаяся введением в монографию «Генезис философского романа» (1986). Исследователь стремится определить специфику философского метажанра, обращаясь к суждениям многих ученых о
своеобразии художественно-философского осмысления мира. Автор ссылается и цитирует работы М. Бахтина, Г. Белой, Ю. Борева, А. Бочарова, Л. Гаранина, Б. Грифцова, А. Гулыги, В. Днепрова, Л. Ершова, Д. Затонского, В. Ивашёвой, В. Ковалёва, В. Кожинова, М. Козьмина, Ю. Кузьменко, Т. Мотылёвой, А. Овчаренко, А. Павловского, Р. Спивак, Ю. Суровцева, Б. Сучкова, Г. Филиппова, Л. Ходанен, М. Храпченко, А. Эсалнек и др.
По убеждению В. В. Агеносова, только «на пути четкой дифференциации содержания и типа мышления», а также уяснения «способа их соединения в содержательно-формальную структуру, можно достичь научного описания понятия философской литературы и - более узкого - определения жанра философского романа» (с. 112). Движение мысли (а не констатация) и ее художественное обоснование, проверка составляют «особенности сюжета философской литературы» (с. 113). Такое понимание охватывает собой и произведения, в которых мысль дается изначально в виде тезиса (идеи), и те книги, где она формируется на протяжении всего повествования; и те творения, где мысль проявляется в виде философских оппозиций.
К метажанровым признакам рассматриваемой литературы относятся категории художественного времени и пространства: в философском повествовании «конкретно-временное интегрируется в субстанциональное, но не исчезает полностью и. усиливается», стремясь передать «диалектику жизни» (с. 114). Пространство в таких произведениях обладает «способностью к безграничному расширению, с одной стороны, и локализации - с другой. Однако у этих взаимоисключающих тенденций - одна сущность: пространство субстанционально, универсально и потому изображается ли вселенная или ее уголок - не суть важно. То и другое становится проявлением универсальности мира. Иное дело, что на этом пространстве, как правило, значительно меньше подробностей и бытовых деталей, характерных для иных метажанров литературы» (там же).
Как и всякое научное понятие, «философская литература» -«термин, позволяющий выделить в особую типологическую общность большое количество произведений и определить их связь с временем, их идеологическую направленность, стилевые направления, плодотворные и непродуктивные тенденции их развития»
(с. 117). Содержательно-формальный (структурный) подход к ме-тажанру философской художественной литературы вполне применим и в разговоре о жанре философского романа, находящегося по отношению к метажанру как вид к роду. В таком романе больше, чем в других его типах, занимает «полемика, спор, диалог»1, составляющий в той или иной степени обязательный атрибут этого жанра (с. 120). Автор опирается и на суждения М.М. Бахтина, прежде всего - на его теорию изображения в романе говорящего человека, героя-идеолога, вступающего в особые отношения с автором и с другими персонажами, активно действующего в сюжете2.
Едва ли не у истоков философской прозы, отмечает В.В. Аге-носов, сформировались две стилевые тенденции: «Одна с предельной заданностью сюжета, характерами-идеями, использованием притч, мифов, аллегорий, афоризмов, позволяющих отвлечься от всего второстепенного и непосредственно выйти к субстанциональному. Другая - более конкретная, где бытовой жизнеподобный слой, психология героев занимают существенное место и переходят в бытийный пласт с помощью целой системы опосредующих приемов» (с. 114-115). Однако исследователь не считает факт принадлежности произведения к философскому метажанру показателем его идейной зрелости или художественного мастерства. Так, по его мнению, М. Горький, всю жизнь интересовавшийся проблемами философии и запечатлевший развитие русской общественной мысли в романе «Жизнь Клима Самгина», создал только одно собственно философское произведение - пьесу «На дне». Однако это не умаляет его значения в литературе. Философское содержание в структуре повествования не является гарантией ни верности правде жизни, ни эстетического совершенства.
Раздел «Литература Серебряного века» включает обзор критической литературы о Д.С. Мережковском, анализ творчества З.Н. Гиппиус и вводную статью «Серебряный век как научное понятие», в которой В.В. Агеносов обращается к сужениям В. Крейда (профессор Айовского ун-та США). Американский исследователь,
1 См.: Грифцов Б.А. Теория романа. - М., 1927.
2
См.: Бахтин М.М. Слово в романе // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. - М., 1975. - С. 147.
развивая положения Н. Бердяева, С. Маковского, Н. Оцупа, утверждает, что отличительной особенностью художников Серебряного века является «ориентация на пушкинский идеал гармонического искусства, внутренней свободы как основы личностного» начала; а также - на «всемирность» («стремление увидеть все стороны света и заглянуть во все века») в сочетании с глубоким интересом к русскому фольклору. К этой характеристике своеобразия искусства Серебряного века В.В. Агеносов добавляет тяготение к русской мифологии «с ее утопическим идеалом Града Китежа, Третьего Царства», а также антиномичность веку «железному». Именно недостижимость идеалов «золотого» пушкинского времени и противопоставленность веку XX-му («веку-волкодаву», по О. Мандельштаму), «определяет трагичность искусства указанного направления, его экзистенциальный смысл» (с. 273).
Серебряный век в своем стремлении к духовному преображению жизни составляет коррелят как золотому, так и железному веку, уточняет В.В. Агеносов. Названное триединство позволяет определить круг художников, входящих в литературу Серебряного века: символисты, акмеисты, имажинисты, отдельные представители эго- и кубофутуризма (И. Северянин, В. Хлебников), М. Волошин, А. Грин и ряд других мастеров, оказавшихся вне литературных объединений.
Исследователь оспаривает утверждение В. Крейда о том, что «после 1917 г., с началом Гражданской войны никакого Серебряного века не было», а лишь продолжалась некая инерция его мироощущения. По убеждению В.В. Агеносова, традиции Серебряного века получили новый импульс в творчестве А. Ремизова, Б. Пастернака, О. Мандельштама, А. Ахматовой, З. Гиппиус, В. Ходасевича, Г. Иванова, а позднее А. Тарковского, И. Елагина, Д. Кленов-ского, И. Бродского.
В разделе «Литература русского зарубежья» представлено творчество И. Шмелёва, М. Осоргина, Г. Иванова, А. Несмелова. Материал для статьи «А. Аверченко в Константинополе» автор нашел в Славянской библиотеке г. Прага, изучая комплекты константинопольских русских газет («Вечерняя пресса» и «Русское эхо»). В научное обращение вводятся ранее не известные факты жизни писателя, фельетониста, публициста, руководителя театра и актера, общественного деятеля А.Т. Аверченко (1881, Севастополь - 1925,
Прага), покинувшего Россию в октябре 1920 г. Первые его публикации появились в Константинополе еще до приезда в Турцию: в газете «Русское эхо» были напечатаны фельетон «Возвращение» (7/20 марта 1920) и рассказ «Опасности товарообмена» (4 апреля 1920). Писатель приехал в Константинополь осенью, а 4 декабря 1920 г. в «Вечерней прессе» появились его «Записки Простодушного. Предисловие». Пятнадцать рассказов из двадцати двух будущей книги публиковались в этой газете с 11 февраля по 13 августа 1921 г. (сообщение, что они собраны в книгу, появилось 5 сентября 1921 г.). Параллельно писатель работал над книгой «Кипящий котел» о жизни в эмиграции (вышла в Константинополе в издательстве «Культура» в 1922 г.). В двух названных изданиях главным объектом осмеяния стали нувориши, создававшие себе «роскошную» жизнь, спекулируя на бедственном положении земляков. Веселые ситуации проникнуты суровым трагизмом. С наибольшим уважением писатель относился к тем, кто в условиях эмиграции сохранил чувство собственного достоинства, интеллигентность (с. 423).
За тринадцать с половиной месяцев (с 31 декабря 1920 г., когда вышел первый фельетон «Жизнь за Троцкого», и до 14 апреля 1922 г., когда появился последний - «Светлый праздник в Москве») сатирик опубликовал 46 фельетонов и 17 комментариев под общей рубрикой «Волчьи ягоды» (с. 425). Большинство из них было откликами на советскую жизнь. В публикациях, посвященных В.И. Ленину, Л.Д. Троцкому, Г.Е. Зиновьеву, А.В. Луначарскому, писатель показывал, что большевики несут неисчислимые бедствия народу - голод, репрессии и т.п.
Наибольший интерес представляет найденный В.В. Агеносо-вым ответ А. Аверченко на широко известный отзыв В.И. Ленина о его книге «Дюжина ножей в спину революции»1. С опозданием на месяц, 12 дек. 1921 г., константинопольские газеты опубликовали
1 В.В. Агеносов ранее дважды сообщил о самом факте ответа Аверченко Ленину с цитатами из фельетона сатирика: в 1996 г. (Агеносов В.В. А. Аверченко в Константинополе // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 7. Литературоведение: РЖ / РАН. ИНИОН. - М., 1996. -№ 4. - С. 51.) и в 1998 г. (Агеносов В.В. Литература К.Ш8ко§о зарубежья [19181996: Для пед. вузов и сред. учеб. заведений]. - М., 1998. - С. 357). - Прим. реф.
рецензию Ленина «Талантливая книга»1. И через два дня писатель ответил хлесткой отповедью «Pro domo sua» («Вечерняя пресса», 1921, 14 дек).
Однако от Аверченко доставалось не только большевикам, но и меньшевикам - Ю.О. Мартову и Р.А. Абрамовичу; объектом постоянных издевок сатирика был А.Ф. Керенский, иронически названный «первым любовником революции» в фельетоне «Об одном господине» (1921, 22 окт.).
Исследователь реконструировал репертуар театра «Гнездо перелетных птиц», созданного А. Аверченко в Константинополе. Последним актом общественной деятельности писателя в Турции стала лекция «О юморе», прочитанная накануне отъезда в Болгарию 12 апр. 1922 г. Вместе с ним уехал и театр.
Раздел «Прокляты и забыты» - о литературе второй волны русской эмиграции: о произведениях, создававшихся в лагерях для перемещенных лиц (Ди-Пи)2, а также о творчестве И. Елагина (Матвеева), Н. Моршена (Марчено), Л. Ржевского (Суражевского). Наиболее значительные достижения русского зарубежья 19401960-х годов В.В. Агеносов отметил в статье «Проза второй волны русской эмиграции» (1998). В отличие от авторов метрополии, писатели русского зарубежья делали героями своих книг людей, не нашедших места в советской жизни в силу тех или иных причин: интеллигентов, не принимавших жестокостей тоталитарного режима; крестьян, разочаровавшихся в колхозной действительности; рядовых граждан, репрессированных в разные годы. Эпоха, воспринимаемая почти всеми советскими писателями как героическая, в изображении писателей-эмигрантов представала как преимущественно трагическая. «Типологически общим для лучших прозаиков второй волны является преодоление идеологической зашоренности и страха, обретение героем общечеловеческой (христианской) нравственности» (с. 463). Однако для этого персонажу часто необходимо было пройти тернистый путь страданий, испытаний, метаний «между двух звезд», как назвал свой роман один из крупнейших
1 См.: Ленин В.И. Талантливая книжка // Ленин В.И. ПСС. - 5-е изд. - М., 1970. - Т. 44. - С. 249.
2 Deplaced persons - лица без гражданства, депортированные; буквально -без места жительства.
прозаиков второй волны русского литературного зарубежья Л. Ржевский.
Тема преодоления страха и воскресения человека проходит через всю литературу второй русской эмиграции. Она характерна и для творчества В. Юрасова (наст. фамилия Жабинский; 1914, Румыния - 1996, США). Таков его роман «Параллакс» (вторая часть не случайно названа «Страх»). В произведении показано нарастание страха в лагере советских военнопленных, ожидающих репатриации на родину. Трагична сцена их насильственной отправки. Сюжет романа, включающий передвижения Федора Панина по Германии, а его друга Василия Трухина по России, их многочисленные встречи, придает роману социальную широту и размах, позволяет увидеть одни и те же события с разных точек зрения. Слово «параллакс» означает «видимое изменение положения предмета (тела) вследствие перемещения глаза наблюдателя» (с. 464).
Идея духовной стойкости и преодоления страха пронизывает творчество С. Максимова (наст. фамилия Пашин или Паршин; 1916, с. Чернопенье на Волге - 1967, Лос-Анжелос). После войны писатель жил в Гамбурге, печатался в журнале «Грани», где опубликовал роман «Денис Бушуев», полемизировавший с шолоховской «Поднятой целиной» и принесший ему широкую известность. Однако подлинным художником С. Максимов проявил себя в сборниках рассказов «Тайга» и «Голубое молчание». «Философско-драматическую основу конфликтов составляет мысль о борьбе животного и человеческого в экстремальных условиях. Противоречие между высшим смыслом бытия и повседневностью придает рассказам трагический оттенок» (с. 465), - пишет В.В. Агеносов. Тем не менее лейтмотивом проходит мысль о тяге человека к свободе, о нравственном преодолении страха.
С «Тайгой» во многом перекликаются «лагерные» рассказы поэта, прозаика и литературоведа Б. Филиппова (наст. фамилия Филистинский; 1905, Севастополь - 1991, Вашингтон). Если С. Максимова привлекали эпические события и повседневная жизнь узников ГУЛАГа, то Б. Филиппова, по мнению исследователя, интересовали неоднозначные человеческие характеры, яркие, самобытные люди, принадлежавшие к разным сословиям и национальностям. Писателю удалось создать не только внешний облик персонажей, но и передать их манеру говорить. При этом он весьма
часто использовал юмористические детали, штрихи. Условия лагеря, неволи вносят в «бытовые ситуации трагический оттенок, ведут к разрушению норм жизни»; финалы становятся особенно жутковатыми, чем подробнее и более юмористично показана повседневная жизнь (с. 466). Творчество Б. Филиппова многогранно и многопла-ново. Рассказы об эмиграции соседствуют с жизнеописаниями советских людей в довоенную пору, с «преданьями старины глубокой» (1971 г.), с короткими рассказами о детстве «Из записок Андрея».
Б. Ширяевым (1889, Москва - 1959, Сан-Ремо, Италия) написаны очерки «Ди-Пи в Италии» и «Светильники Русской Земли»; книга «Неугасимая лампада» о Соловках от Петра I до советского концлагеря. Более противоречивы, по мнению В.В. Агеносова, собственно художественные произведения писателя - цикл «Птань» из пяти повестей о жизни казаков села Масловка (под Тулой) преимущественно в период Второй мировой войны, но с экскурсами в историю: «Последний барин», «Ванька Вьюга», «Овечья лужа», «Кудеяров дуб», «Хорунжий Вакуленко». «Неудачей писателя, избравшего жанр социально-психологического романа, стали противопоказанные этому жанру карикатурные портреты комсомольцев и коммунистов, созданные в цикле» (с. 469).
Перу Н. Нарокова (наст. фамилия Марченко; 1887, Бессарабия - 1969, Монтерей, Калифорния), одного из лучших прозаиков второй волны, принадлежат романы: «Мнимые величины», «Никуда» и «Могу!», в которых ставились проблемы Добра и Зла, свободы, морали и вседозволенности, утверждалась идея ценности человеческой личности. Все это свидетельствовало о влиянии творчества Ф. Достоевского.
В раздел «Литература и религия» входят статьи «Богословы об использовании библейских мотивов в литературе ХХ в. (романы М. Булгакова, Б. Пастернака, Ч. Айтматова, В. Тендрякова)» и «Некоторые проблемы изучения современной литературы православной субкультуры». Автор, в частности, пишет: «Эпоха 70-90-х годов охарактеризовалась необыкновенным подъемом религиозного сознания. В историю литературы вернулись табуированные ранее произведения писателей религиозно-нравственного содержания: И. Шмелева, А. Ремизова, Н. Клюева, Вяч. Иванова, Б. Ширяева и др. Обращение к христианским идеалам характерно для позднего творчества В. Тендрякова, В. Астафьева, для Н. Рубцова, В. Распу-
тина, Ю. Кублановского. Религиозная проблематика играет чрезвычайно большую роль в осмыслении путей России у О. Седако-вой, 3. Миркиной, О. Николаевой, М. Аввакумовой, работающих в рамках духовной традиции. Тема божественного присутствует у Аре. Тарковского, С. Липкина, И. Лиснянской, Б. Окуджавы, Б. Чичибабина, И. Бродского, Б. Кенжеева, И. Жданова. Появились работы рассматривающие религиозную проблематику в творчестве В. Маяковского, Б. Пастернака, А. Солженицына и даже М. Шолохова, подсознательно включившего в "Тихий Дон" значительный пласт православных символов и понятий» (с. 91). Проходят многочисленные конференции, на которых вопросы развития православных традиций в литературе занимают достойное место. Вместе с тем «не может не вызывать озабоченности стремление литературоведов, неофитов православия, увидеть христианскую традицию и там, где ее не было и не могло быть» (с. 92). Так, роман «Мать» называют православным Евангелием от Максима; творчество Бунина, далекого от православной культуры (на что указывал еще И. Ильин), объявляется «полностью религиозным». И если раньше почти всякое произведение с «правильными» идеями заслуживало апологетической критики, то теперь любое упоминание писателем Бога и Церкви превращается некоторыми критиками в «шедевр» литературы. «Отрезвляющие голоса М. Дунаева, И. Есаулова, А. Любомудрова, церковных иерархов тонут в хоре похвал и апологетической критики» (с. 92).
В книгу включены разделы «Человек - народ - история в литературе» (об историко-революционной прозе: Эм. Казакевич, В. Катаев, М. Алданов) и «Учить литературе» (о концептуальных основах нового школьного учебника по русской литературе ХХ в., выдержавшем 16 изданий1).
В главе «Мои учителя» (раздел «Немного воспоминаний») автор монографии тепло пишет о школьных учителях И.М. Муста-фине и Л.В. Карасёвой, о вузовских преподавателях - В.Г. Васильеве (Магнитогорский пединститут), С.И. Шешукове, В.А. Сурганове,
1 Русская литература ХХ в.: 11 класс: Учебник для общеобразовательных учреждений: В 2 ч. / Ред. Агеносов В.В. - М.: Дрофа, 1996; 16-е изд. - М.: Дрофа, 2011.
П.Д. Краевском, А.В. Терновском (МГПИ им. В.И. Ленина), о политическом деятеле А.Х. Везирове и др.
Завершает книгу аннотированная «Избранная библиография» ученого.
Публикуется перечень изданий «Ассоциации исследователей российского общества (АИРО-ХХ1)» за 2005-2012 гг.
Т.Г. Петрова, А.А. Ревякина
2013.02.027. АВЕРЬЯНОВА Е.А. НЕСКАЗКИ ТАТЬЯНЫ ТОЛСТОЙ. - СПбГУ, 2012. - 126 с.
В монографии Е.А. Аверьяновой (преподаватель РГПУ им. А.И. Герцена) характеризуются сказочно-мифологические мотивы таких произведений Т. Толстой, как «Свидание с птицей», «Факир», «Милая Шура» и наиболее характерного ее рассказа «Сомнамбула в тумане» (1988). Их герои - обычные люди, представители массы, но в каждом обнаруживается несовпадение человека с его общественным положением. Герой «уходит» в мир своих грез или делает робкие попытки стать не тем, кем был до сих пор. Почти всех героев можно назвать «маленькими людьми» современности.
Таков и Денисов - герой наиболее характерного в этом отношении рассказа «Сомнамбула в тумане»; он, «при всей внешней простоте и, может быть, убогости, оказывается "сокровенным человеком"» (с. 77). Повествователь - всевидящий наблюдатель, которому доступны как внутренние состояния главного персонажа, так и оценка его «извне». Заурядный человек без воли, без характера, живущий как бы в полусне, он «чахнет на своем диване», вызывая ассоциации с Обломовым - героем И. Гончарова, воплотившего национальный русский тип мечтателя (с. 79).
Т. Толстая воспроизводит преимущественно внутренний мир «маленького человека», но актуализируются вечные проблемы смысла жизни, призвания, памяти и в герое обнаруживается бунтующее начало, внутренний драматизм человека, задумавшегося о «неправильном жизненном ходе» (с. 80). Важную роль играет «сон» Денисова, своего рода вставная новелла, введение которой повышает условность повествования. Денисов воспринимает сон «как мистическое послание из потустороннего мира и берет на себя
