CC BY
48
ПОЭТИКА И СТИЛИСТИКА ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
2013.01.008. АЛПАТОВА ТА. ПРОЗА Н.М. КАРАМЗИНА: ПОЭТИКА ПОВЕСТВОВАНИЯ. - М.: Изд.-во МГОУ, 2012. -560 с.
Автор монографии доктор филол. наук, доцент МГОУ Т.А. Алпатова исследует поэтику повествования, выработанную в прозе Н.М. Карамзина и ставшую основой художественных исканий и обретений русской литературы конца XVIII - начала XIX в.
В первой главе «Н.М. Карамзин и основные направления развития повествования в русской прозе 1730-1780-х годов» Т.А. Алпатова устанавливает, какие процессы в русской художественной прозе XVIII в. «докарамзинского» периода свидетельствовали о необходимости реформы прозаического повествования.
Исследовательница отмечает, что для литературного сознания XVIII в. обязательной составной частью, а в ряде случаев и основой художественных исканий писателя, обновлявшего традицию, было осмысление этой традиции. Карамзин также обращается к подобным размышлениям, однако не в нормативно-теоретическом «трактате», а в виде заметок, небольших журнальных статей, подчеркнуто субъективных очерков художественного опыта предшественников. Анализ историко-литературной концепции, которая сложилась в «Письмах русского путешественника», «Пантеоне русских авторов», а также в ряде литературно-критических статей («Отчего в России мало авторских талантов?», «О книжной торговле и о любви к чтению в России» и др.), показывает, что Карамзин выделяет роман как наиболее заметное явление в русской прозе предшествующего периода. Следовательно, вполне закономерен вопрос: как в рамках романного жанра происходило становление поэтики повествования и какое значение это имело для становления и развития Карамзина-писателя, так и не обратившегося в своей творческой биографии к роману. Художественный опыт русского романа XVIII в., интересовавший Карамзина как историка литературы, свидетельствует о глубинной потребности в реформе прозаического повествования, постепенно складывавшейся в течение 1730-1780-х годов. Ее реализацией в русской литературе и стала проза Карамзина.
Обращаясь во второй главе «"Письма русского путешественника": Становление повествовательных структур» к анализу карам-зинских художественных открытий в сфере повествования, автор подчеркивает, что «Письма...» сыграли ключевую роль в их оформлении как экспериментальное произведение сложной художественной конструкции, которая давала Карамзину возможность обобщить сделанное предшественниками и выйти к новым перспективам развития повествовательной техники. Значительную роль в этом сыграла жанровая неоднозначность произведения, совмещавшего в себе черты эпистолярного романа, «описательного» и «чувствительного» путешествия, философского, исторического, политического трактата и таким образом превращавшегося в «ме-тажанр», «повествование о повествовании». Процесс написания текста обретает в «Письмах.» не меньшее, а пожалуй, и большее значение, чем сам сюжет «путешествия»; приемы, которые тому способствовали, стали определяющими для нового качества русской прозы, созданной Карамзиным.
Особенности поэтики повествования в «Письмах.» Карамзина рассматриваются в работе на нескольких уровнях. В первом параграфе главы («Пространственно-временная структура книги») анализируется совокупность приемов, отличающих хронотоп ка-рамзинского повествования от традиционных форм пространства / времени в кумулятивном сюжете авантюрно-рыцарского романа, в том числе романа-путешествия. Благодаря анализу построения романов-путешествий 1730-1780-х годов в монографии было установлено, что пространственная структура в них линейна. Движение героя по этой «линии» («похождения») составляет основу сюжета, который, таким образом, развертывается в пространстве, нейтральном в смысловом и эмоциональном отношении. Исключения составляют случаи, когда пространственное перемещение становится аллегорическим изображением развития внутреннего мира героя (сферой освоения любовного чувства в романе Тредиаковского «Езда в остров любви», «путем к истине» в эзотерическом пространстве романа Хераскова «Кадм и Гармония»). Построение хронотопа в «Письмах.» Карамзина отличается принципиально иным типом восприятия и воспроизведения пространственных образов.
Карамзинское видение пространства глубоко укоренено в реальных впечатлениях повествователя-путешественника, однако
пространственное движение при этом не исчерпывается линейным перемещением в рамках развертывающегося в книге «маршрута». Каждая точка пространства (на самых различных в своем масштабе уровнях: страна, город, дом, улица, гора, сад и т.п.) становится пересечением разнообразных смысловых линий. Взаимодействуя между собой, они обеспечивают возможность ассоциативного припоминания - мысленного «возвращения» к покинутому, делают пространство эмоционально насыщенным, ставят в один ряд реальные пространственные впечатления и не менее важные для героя-повествователя сферы воображаемого пространства.
Анализ обобщенных образов стран, которые формируются в «Письмах...» благодаря разветвленной системе исторических, географических, культурных, литературных и многих других ассоциаций, авторских эмоциональных оценок, выявил динамическую природу карамзинского видения пространства, ставшую основой изменений в поэтике «Писем.». Герой-повествователь в ней, находясь в конкретной пространственной точке России и Европы, параллельно ощущает родство собственной души со всем миром. Освоение пространства достигается не физическим перемещением, а эмоциональным сочувствием, заинтересованным вниманием к географическому, культурному, историческому универсуму. Так пространственная природа повествования становится основой для реализации его этической цели - формирования личности свободного, европейски образованного, открытого всем впечатлениям бытия и в то же время нравственно самодостаточного русского человека екатерининского времени.
Т.А. Алпатова сопоставляет пространства в «Письмах русского путешественника» и в аллегорической литературе масонских путешествий-«посвящений». Читатели-масоны не приняли принципиальную открытость героя-повествователя всем без исключения впечатлениям бытия, настойчивое стремление молодого писателя представить реальное, а не аллегорическое условное пространство «путешествия к добродетели», масонского посвящения.
Анализ текста подтверждает, что в этой полемике с мистико-аллегорической трактовкой пространства Карамзин опирался на художественный опыт «Сентиментального путешествия» Л. Стерна, «Путешествия немца по Англии» К.-Ф. Морица, а также «Путешествия младшего Анахарсиса по Греции.» Ж.-Ж. Бартелеми.
В «Письмах.» утверждается принципиально новое в сравнении с масонами видение пространства: это весь большой мир в его многообразии, и динамика его развертывания становится основой динамики и живости повествования. Меняется в «Письмах.» и структура художественного времени. Воспринятое сквозь призму новой философии конца XVIII в. как сугубо «человеческая» категория, время у Карамзина обретает субъективную окрашенность, благодаря которой преодолевается чувство «ускользания», когда прошлого уже нет, будущего еще нет, а миг настоящего столь мал, что его невозможно ощутить как реальность. Разнообразные временные «сдвиги» и «скачки» в развертывании повествования, «возможные сюжеты», акцентирующие для читателя «стык» бывшего/небывшего, реального/воображаемого, становятся воплощением подвижности и изменчивости карамзинского повествования.
Энциклопедизм содержания, насыщенность «Писем.» литературными, философскими, эстетическими, историографическими и другими культурными ассоциациями рассматривается автором монографии как конструктивный принцип повествования. Каждое упомянутое имя, каждый факт, окруженный ореолом культурных ассоциаций, воспринимается как часть параллельных сюжету путешествия линий, своего рода дополнительных «сюжетов», расширяющих художественные возможности пространственного движения героя-повествователя.
Анализируя исторический «сюжет» книги, исследовательница видит его смысл в осознании достойного места России в европейском культурном пространстве и своеобразные «итоги» новоевропейской истории (в первую очередь XVII-XVIII вв.). Суждения писателя о литературе, творчестве, комментарий к складывающимся в книге «ситуациям письма» выстраиваются в «Письмах русского путешественника» в отдельный дополнительный «сюжет», наличие которого оказывается определяющим в поэтике повествования. По мнению Т. А. Алпатовой, это одно из важнейших художественных открытий Карамзина-повествователя, благодаря которому был достигнут эффект подвижности, динамики рассказа: в нем самом моделировались стратегии его собственного сознания и восприятия. В текст вносилась художественная упорядоченность, которой недоставало русской прозе докарамзинского периода, чтобы стать подлинным искусством.
Риторическая организация книги Карамзина основана на идее открытости и пафосе сочувствия, реализуемом в творческом усилии автора и в программируемом им «идеальном» читательском восприятии. По мысли Карамзина - автора «Писем.», не бывает «правильных», нормативно заданных способов риторического воздействия; оно осуществляется благодаря эмоциональному посылу, волевой творческой активности автора - в данном случае повествователя-путешественника.
Найденный в экспериментальной форме «Писем.» тип динамичного, «становящегося» на глазах читателя повествования нашел свое продолжение и развитие в повестях писателя, которые составили предмет анализа третьей главы книги - «Многообразие форм прозаического повествования в жанре повести: Художественные искания и обретения Карамзина». Этическая доминанта карамзинских исканий в сфере психологизма определялась для самого писателя двумя основными категориями - личностной цельности и самодостаточности, с одной стороны, и с другой - способностью к чуткому, сочувственному вниманию, к отзывчивости на все явления окружающей жизни. Эта мысль, намеченная в «Письмах русского путешественника», раскрывается в этико-психологических эссе писателя («Мысли об уединении», «Мысли о любви», «Разговор о счастии») и становится главным предметом психологического исследования в его повестях. В художественном мире Карамзина человек параллельно рассматривается в двух аспектах: и как психологический микрокосм, «монада» личности, и как направленное вовне «зеркало», улавливающее все те впечатления, которые приносит окружающая жизнь, люди и события. На примере ряда ка-рамзинских повестей 1790-х - начала 1800-х годов («Бедная Лиза», «Юлия», «Моя исповедь», «Рыцарь нашего времени») специфика оформления психологизма рассматривается в системе «точек зрения», многоплановых отношений между Автором - Героем - Читателем как «повествовательными инстанциями». В качестве своеобразного итога развития карамзинского повествования в работе анализируется повесть «Марфа Посадница.», которая представляется синтезом найденных писателем повествовательных стратегий.
Т.М. Миллионщикова
