CC BY
146
2012.04.014. КРЫЛОВА А. СОВЕТСКИЕ ЖЕНЩИНЫ В БОЮ: ИСТОРИЯ НАСИЛИЯ НА ВОСТОЧНОМ ФРОНТЕ. KRYLOVA A. Soviet women in combat: A history of violence on the Eastern front. - Cambridge; N.Y.: Cambridge univ. press, 2010. - XVI, 336 p.
Ключевые слова: Великая Отечественная война; мобилизация; советская женщина на фронте.
В монографии Анны Крыловой (Дюкский ун-т, США), посвященной участию советских женщин в боевых действиях в годы Великой Отечественной войны, выдвигается новая концепция тендерной идентичности, основанная на исследовании архивной документации, мемуаров, дневников и интервью, с широким привлечением материалов прессы, беллетристики и кино. В центре внимания находится относительно небольшая группа молодых женщин, которые в ходе мобилизаций 1942-1944 гг. получили военные специальности и были отправлены на фронт. Они стали снайперами и пулеметчицами, пилотами и артиллеристами, служили в танковых войсках и на флоте, были младшими командирами воинских подразделений. Уровень квалификации не только давал больше шансов на выживание, но и предоставлял им более высокий статус по сравнению с простыми пехотинцами. Это была, по словам автора, профессиональная и техническая военная элита, 120 тыс. человек из полумиллиона женщин, участвовавших в боях (всего же, с учетом медиков, связисток, административного и технического персонала в войне участвовало приблизительно 900 тыс. женщин). Для того чтобы оценить цифру в 120 тыс., пишет Крылова, следует помнить, что американские вооруженные силы, непосредственно участвовавшие в сражениях Второй мировой войны, составляли 800 тыс. человек (с. 10).
Большинство из женщин - участниц Великой Отечественной войны были молоды, они принадлежали к первому послереволюционному поколению, выросшему в новых условиях. Образованные, решительные, самостоятельные, они начали готовить себя к предстоящей войне еще в середине 1930-х годов. Как и всему поколению, им было свойственно сильное чувство собственной исторической миссии, ощущение своего отличия от поколения родителей. Но для девушек-комсомолок это самоощущение приобретало
особую силу, поскольку несло в себе идею равенства полов, неотделимую от борьбы с «буржуазными предрассудками» об исконно «домашнем» предназначении женщины (с. 10, 12).
В книге подробно рассматривается предвоенное десятилетие с точки зрения того историко-культурного контекста, в котором происходило формирование советской молодежи, и демонстрируется, что довоенная официальная культура и институты имели дело с разнообразными, двойственными и часто противоречащими друг другу понятиями о гендере. Анализируя дискуссии по таким опорным вопросам, как равенство женщин, отношения полов и буржуазные предрассудки, Крылова приходит к выводу, что общество остро осознавало гендерные различия и оперировало фактически категориями гендера. Употреблявшийся тогда термин «пол» понимался как культурно-биологический конструкт, и участники дискуссий часто не могли сказать, где кончается культура и начинается биология (с. 20-21).
По мнению автора, в 1930-е годы отсутствовали как однозначная и последовательная официальная идеология, так и социальная политика в отношении «новой советской женщины». Фундаментальным фактом культуры и институций сталинизма Крылова признает то обстоятельство, что гражданам не предлагалось однозначных инструкций в отношении того, как следует себя вести, т.е. на самом деле не существовало единой модели идеального советского человека, что в результате предоставляло большой простор для вариаций (с. 25).
К 1941 г. у многих советских комсомолок сложилось исключительно широкое представление о том, что такое женщина. Наряду с традиционными материнскими функциями оно включало в себя и исполнение воинского долга, что вовсе не подразумевало вторжение на «мужскую территорию» и выполнение девушкой «мужской роли». Право участвовать в боях, пишет Крылова, приобрести специальность и военную квалификацию, необходимую для современного солдата, рассматривалось этими девушками как выражение новой освобожденной советской женственности (с. 14).
Автор утверждает, что конструирование ментальности женщины-бойца целенаправленно осуществлялось сталинской официальной культурой, в которой одной из центральных тем была предстоящая жестокая война с капиталистическим окружением. Большое
внимание в книге уделяется тем институтам и культурным практикам, которые играли ключевую роль в формировании «нового советского человека», чьим первейшим долгом являлась подготовка к будущей войне. Система совместного обучения в школе, комсомол, многочисленные военные клубы и полувоенные организации, в частности ОСОАВИАХИМ, служили лабораториями для выковывания новых гендерных и социальных идентичностей. Анализируя речи вождей, кинофильмы и популярные романы, автор формулирует категорический императив, обращенный к поколению, «обреченному на войну»: следует подготовиться к новой, технически сложной современной войне и в случае необходимости отдать свою жизнь за Родину. Разделительную черту между полами, которые должны были бы осуществлять разные функции в предстоящей жестокой схватке, официальная сталинская культура, как правило, не проводила. Комсомол также поощрял девушек осваивать технику и получать военные навыки наравне с юношами.
Советская молодежь, рожденная в первое послереволюционное десятилетие, «вносила предстоящую войну в свои жизненные планы и платила за это соответствующую психологическую цену», -пишет Крылова. Готовность к самопожертвованию, убежденность в том, что многие из них погибнут в смертельной борьбе, являлись характерными чертами самосознания первого советского поколения (с. 43).
Большинство участниц Великой Отечественной войны принадлежали к этому «поколению не от мира сего», как некоторые из них характеризовали себя. Они не видели перед собой никаких преград, над ними не довлели традиционные понятия об «исконном» предназначении женщины. 19-летняя студентка мехмата МГУ Женя Руднева (будущая летчица и Герой Советского Союза) собиралась стать ученым-астрономом и одновременно училась стрельбе из пулемета. В своем дневнике она писала, что готова пожертвовать своей мечтой и если понадобится, идти «бить врага с оружием в руках». Через два года, когда началась война, она окончила штурманскую школу, воевала и погибла в 1944 г. - сгорела в самолете, совершив 645 боевых вылетов (с. 35-36).
Только в сентябре 1939 г., пишет А. Крылова, государство дало ясный ответ на вопрос о том, какова должна быть роль женщин в предстоящей войне. В новом Законе о всеобщей воинской
обязанности фигурировал термин «юноша» вместо неопределенного «гражданин», а женщинам предписывалось выполнение в армии лишь вспомогательных функций в качестве медиков, ветеринаров, технического персонала (с. 83).
В этом ключе и действовало государство в июне 1941 г., когда сотни девушек начали осаждать призывные пункты. «Не поощрять, но и не запрещать» - так характеризует Крылова официальную позицию по отношению к комсомолкам, рвавшимся на фронт. Только в начале октября 1941 г. правительство как-то отреагировало на военный кризис и на сигналы, поступавшие с мест. В частности, было принято решение о мобилизации девушек для подготовки их в качестве военных летчиц. В книге подробно рассматривается история летной школы, которой руководила вплоть до своей гибели в январе 1943 г. Марина Раскова. Кажущееся экстравагантным решение правительства подавалось как «эксперимент», что позволяло не освещать этот вопрос в прессе и в то же время допускать возможность существования женских воинских подразделений, пишет автор (с. 143).
Радикальные изменения в позиции правительства относительно участия женщин в боевых действиях произошли весной 1942 г., когда было принято решение о необходимости их мобилизации. Приказы готовились в военных и бюрократических инстанциях при участии партии и комсомола в условиях секретности, они так и не были обнародованы и не нашли отражения в прессе, пишет Крылова. Они отражали разные представления о роли женщин в войне и совмещали в себе два типа женской идентичности. Первый из них вполне соответствовал общепринятым гендерным стереотипам и подразумевал традиционную роль помощницы, когда женщины замещали ушедших на фронт мужчин. Второй тип - «девушка-боец», был совершенно нов для армии и предполагал иной подход к мобилизации и подготовке (с. 150).
В книге рассматриваются разные варианты мобилизационных практик государства, которые проводились как Наркоматом обороны, так и комсомолом начиная с весны 1942 г. Кампании по набору добровольцев в качестве вольнонаемного административного персонала (что позволяло направить на фронт занимавших эти посты мужчин) представляли собой вполне традиционную практику, принятую и на Западе. Промежуточный тип составляли моби-
лизации женщин в бронетанковые войска, противовоздушную оборону, связь, военно-воздушные силы и на флот, подразумевавшие определенную военную подготовку и получение небоевых специальностей. В отличие от управленческого и обслуживающего персонала, эти женщины получали статус военнослужащего и исполняли свои профессиональные обязанности наравне с мужчинами. Таким образом, пишет автор, в армии происходило сужение традиционно мужских территорий и создавались области совместной деятельности, свободные от общепринятых гендерных оппозиций, согласно которым война ассоциировалась с мужским началом, а тыл - с женским (с. 153).
Следующим шагом на пути к новому «гендерному ландшафту» вооруженных сил стало создание смешанных воинских подразделений. В частности, в ходе мартовской мобилизации 1942 г. в войска ПВО более половины из 100 тыс. девушек были включены в боевые расчеты зенитных батарей наравне с мужчинами. Причем несмотря на более низкий статус, который придавался войскам ПВО в государственных инстанциях, воевать там, по мнению кадровых офицеров, было гораздо опаснее и психологически труднее, чем в окопах - традиционно «мужской» сфере. А поскольку в официальной документации девушек также называли бойцами, советское правительство, по словам автора, «дискурсивно и практически» разрушало общепринятое представление о войне как исключительно мужском деле (с. 154).
По иному сценарию проводились мобилизации женщин для участия в боевых действиях: отбор осуществлялся в специальных комиссиях, которые направляли комсомолок, имевших за плечами как минимум 7 классов средней школы и курсы Всевобуча, в снайперские и командирские школы, артиллерийские, летные и танковые училища. По сравнению с 1941 г., когда женщины-добровольцы попадали в войска главным образом полулегально, благодаря решениям на низовом уровне (на январь 1942 г. таких было 8681 человек), вторая волна прибывших на фронт женщин была иной и по количеству, и по качеству. Согласно имеющейся неполной статистике, в ходе мобилизаций 1942-1945 гг. на фронт ушли приблизительно 520 тыс. комсомолок, из них около 120 тыс. стали настоящими солдатами, выполнявшими задачу по физическому уничтожению противника (с. 168-169).
Прибывшие на фронт официальным путем, хорошо подготовленные и образованные комсомолки были вооружены еще и уверенностью в поддержке государства, доверие которого они должны были оправдать. Особое внимание автор уделяет тому, как во фронтовых условиях выковывалась новая идентичность «женщины-бойца». Подчеркивая, что первая фаза войны характеризовалась «демеханизацией», и только после 1942 г. начался новый ее этап, в котором «механизированное насилие» стало играть ведущую роль, А. Крылова показывает, что в этих условиях обладающие техническими навыками девушки, более слабые физически по сравнению с мужчинами, оказались особенно эффективными. Они сумели реализовать свои «скрытые женские таланты» в новых, непривычных условиях, и стали прежде всего товарищами по оружию, что не исключало их роли женщины, матери, сестры, возлюбленной.
Анализируя мемуары участников войны, А. Крылова приходит к заключению, что построение социальной и гендерной идентичности «женщины-бойца» основывалось на концепции гендера, в которой отсутствовали привычные для нас противопоставления. Материнская роль, в частности, в данном случае совсем не противоречила роли солдата. Процесс переосмысления и перестройки гендерных идентичностей начался до войны, разворачивался в конкретных боевых ситуациях и нашел свое наиболее полное воплощение в мемуарах женщин-ветеранов. Однако писались эти воспоминания уже в новом историко-культурном контексте 1960-1980-х годов, в котором гендерные роли были жестко распределены в традиционном ключе. Не отрицая героизма женщин в Великой Отечественной войне, советская литература отводила им по большей части общепринятую роль помощниц. Центральное место в произведениях литературы и публицистике занял образ медсестры, выносящей раненых из-под огня, а не солдата, вместе с мужчинами (а часто в силу полученной подготовки и высокой степени мотивации и лучше их) выполнявшего свой воинский долг перед страной (с. 294).
О.В. Большакова
