CC BY
30
социальной справедливости - например, о том, что человек важнее машины, что технологическое развитие не должно вредить социальному обмену, порождать социальные неравенства и т.д.
5. Адаптивный технолог - «социально включенный» деятель. Глобализация поставила перед инженерами традиционной школы проблему создания глобальных технологий. Это - проблема, поскольку создание глобальных технологий требует междисциплинарного знания, которым узкообразованные инженеры традиционной школы не владеют. Адаптивные же технологи, нуждаясь в междисциплинарном знании, через такое знание «включаются» в глобальный социум и получают соответствующую (глобальную) социальную информацию, необходимую для создания глобальных технологий с минимальными социальными издержками.
«Адаптивная инженерия, - пишет автор в заключение, - освобождает технологов из-под власти технологии и возвращает им контроль над технологическим развитием. Сама генеральная общественная тенденция эпохи глобализации - формирования глобальной среды социального обмена, межкультурной среды - подсказывает, что пришло время адаптивного научного знания, социально включенного междисциплинарного знания. Глобализация принесла с собой и надежды и проблемы, в том числе и такую великую надежду, как социально включенное научное и технологическое развитие» (с. 141).
А.А. Али-заде
2012.03.010. КОРНЕЛЛ К. ПОМНЯ ДРЕВНИХ: ТЕХНОНАУКА В ПРОИЗВЕДЕНИИ КАРЕЛА ЧАПЕКА «У.Р.Р.» (УНИВЕРСАЛЬНЫЕ РОБОТЫ РОССУМА).
CORNELL C. Remembering the ancients: Observations on technoscience in Capec's R.U.R. (Rossum's universal robots) // Bulletin of science, technology & society. - 2011. - Vol. 31, N 2. - Р. 103-112. -DOI: 10.1177/0270467610391289. - Mode of access: http://bst.suge pub.com/ content/31/2/103
Ключевые слова: технонаука; слава; человеческая природа; научная фантастика; У.Р.Р.; Чапек.
Исследовательница из Канады находит, что научно-фантастическое произведение Карела Чапека «У.Р.Р.» (Универсальные
роботы Россума), сатирически подающее устремленность современных «героев технонауки» к технонаучной славе, заставляет вспомнить античную литературу с ее героями, столь же увлеченными трагической для себя гонкой за славой, и понять неизменность человеческой природы. Понять, что человек, неизменно по своей природе устремленный к горизонту славы - античной, технонаучной, любой, - угрожает самому же себе.
Именно как Макиавелли, пишет автор, стремился утвердить вместо мнимой классическими философами теоретической политики реальную политику, Френсис Бэкон стремился к тому же в отношении науки, полагая, что в действительности научные теории служат утилитарным целям эффективного для общества технологического развития. Ф. Бэкон называл древнегреческую мудрость «рассуждающей, но не работающей наукой» (с. 103).
В связи с этим поразительно найти древнегреческую «научную фантастику», повествующую о «работающей науке» (вполне в смысле Ф. Бэкона) в победе над Троей - в виде такого технологического (робототехники) чуда, как «троянский конь». И этот же античный «технологический прецедент» открывает истину о технологическом развитии не только во благо, но и во зло - ведь технология погубила троянскую цивилизацию. И так было всегда: проект Ф. Бэкона «технологически плодотворной» науки реализован абсолютно, в том числе в массе проблем, создаваемых технологическим развитием. При этом глобальное технологическое развитие подсказывает «технологическую» же идею решения своих проблем - с помощью еще более сложных и, значит, еще более проблемных технологий. Такие ученые, как Ф. Фукуяма (Fuku.ya.ma) и Л. Касс (Kass), многое сделали, чтобы привлечь общественное внимание к опасностям технологического развития в таких областях, как фармакология, генная инженерия, клонирование человека. Притом что эта технологическая опасность появилась относительно недавно, представляется важным посмотреть на предупреждение о ней в научно-фантастической литературе начала XX в., в работах Хаксли, Оруэлла, но особенно Карела Чапека, идеи которого шире будущих наблюдений Фукуямы и Касса.
Пьеса чешского сатирика и драматурга К. Чапека «У.Р.Р.», впервые опубликованная в 1921 г., рассказывает об уничтожении человечества роботами, созданными самим же человечеством.
В пьесе звучит тема роботов как представителей системы «расчеловечивания» работников массового производства - системы «безмозглого» труда. В то же время тема роботов указывает на проблему порожденного Франкенштейном монстра - проблему порождаемых наукой технологических монстров. При этом пьеса содержит неоднократные ссылки на античность и в частности на драму Трои.
Безусловно, в пьесе К. Чапека узнаваемы ведущиеся в современной философии науки дискуссии. Однако многие из них ведутся вокруг технологических «монстров» Второй мировой войны -таких, как концентрационные лагеря и атомная бомба. А это не очень актуально для поколений, которые пришли спустя много времени после войны, - они не видят в этих технологиях смерти «водораздела», спрашивая даже, исключительны ли в истории человечества такие технологии. В пьесе же Чапека главное - то, что она осмысливает вопросы технологического развития, поставленные Второй мировой войной, в «вечном» контексте, понятном любому поколению. В контексте человеческой природы, объединяющем технологических монстров всех времен - от времени Трои до наших дней.
Человечество в череде своих поколений склонно скорее забывать, чем помнить, что и зафиксировано в известном выражении «история ничему не учит». Тема исторического беспамятства людей - важнейшая в «У.Р.Р.». В пьесе Чапека есть персонажи, именно роботы, носящие имена известных древнеримских деятелей -Сулла и Марий. Сулла - женский робот, а Марий - мужской. К управляющему этими роботами на остров, где располагается соответствующий «технологический парк», приезжает некая Елена с инспекцией в отношении условий содержания роботов, и между ней и управляющим происходит следующий диалог.
Елена: Почему вы назвали ее Суллой?
Управляющий: Вам не кажется, что это - красивое имя?
Елена: Но это мужское имя. Сулла был римским полководцем.
Управляющий: О, а мы думали, что Марий и Сулла были любовниками.
Елена: Нет, Марий и Сулла были полководцами и воевали друг с другом в то время, когда... - впрочем, я не помню когда (с. 104).
Этот короткий диалог очень ярко свидетельствует о человеческом беспамятстве. Управляющий, во-первых, «забывает» вопрос Елены, переводя разговор на другой предмет, и, во-вторых, не помнит, кто такие Сулла и Марий. В свою очередь Елена не помнит времени, в котором действовали исторические Сулла и Марий. И управляющий и Елена забыли о роботах и стали обсуждать реальные исторические фигуры. Наконец, в диалоге «забывчивых» людей присутствуют роботы, по определению лишенные человеческой памяти. Однако диалог символизирует не только историческое беспамятство людей, превращающее их в тех же роботов, что и есть прямой символ «расчеловечивания» технологического общества - подчинения человека созданной им техникой. Этот основательно «нагруженный» сверхзадачей диалог символизирует самими именами Суллы и Мария также и фатальную человеческую слабость - стремление к славе. Чапек не случайно назвал Суллой и Марием именно роботов и не случайно выбрал именно эти имена, желая показать исторических Суллу и Мария как тех, кого жажда славы лишила разума и превратила в подобие «технологических монстров», несущих обществу беду. Действительно, римские полководцы Луций Корнелий Сулла и Гай Марий, находясь во власти своих политических амбиций, ввергли римлян в гражданскую войну, что стало концом республиканских свобод и началом диктатуры и империи.
Отсюда - ключевая идея пьесы Чапека. Коль скоро человеческая природа страдает двумя пороками - слабостью исторической памяти и опасным стремлением к славе, - то снизить негативные социальные эффекты этих пороков можно лишь постоянным обращением к истории, упорным изучением ее уроков. И только так «короткая» историческая память, делающая людей беззащитными перед творимой ими же социальной реальностью, способна стать «длинной», непрерывной памятью. Это не дает 100%-ной гарантии от повторения очередным поколением ошибок прошлых поколений, но вооружает людей бдительностью в отношении возможности такого повторения. Бдительное в этом отношении общество в любом случае снижает для себя вероятность быть «пойманным на тот же крючок» (с. 104).
Волнующая Чапека человеческая проблема исторической амнезии присутствует в пьесе и в виде символов Троянской войны.
Во-первых, центральный женский персонаж пьесы носит имя Елена, и она, подобно троянской Елене, пользуется абсолютной властью над мужчинами, влюбляющимися в нее, стоит ей только показаться им на глаза. Во-вторых, Чапек идет на временной разрыв действия пьесы, когда сразу после появления Елены на «острове роботов» действие «пропускает» 10 лет - именно столько, сколько длилась Троянская война. В-третьих, в кульминационный момент пьесы - революции роботов, - когда появляется ожидаемый людьми острова корабль и люди радуются своему спасению, выясняется, что корабль везет роботов, которые будут людей истреблять. Ссылка на троянского коня и греческую атаку очевидна.
Для чего Чапеку понадобились эти аллюзии - объясняет Гомер в «Илиаде» и «Одиссее». Важнейшим для древних греков было понятие kleos - «слава». Рискуя своей жизнью в битве, воин делает этот риск осмысленным как риск во имя чести, славы. Причем kleos -не только военная слава, но и слава изобретательного ума. Обоими этими «славами» и отличался гомеровский Одиссей, который был и отважным воином, и «хитроумным». Ссылка в пьесе Чапека на сильнейшую жертвенную мотивацию древних греков славой более чем прозрачна - драматургическая Елена имеет фамилию Слава (Helen Glory). Притом что славы в образе Елены желают все мужчины, и это - жертвенное, крайне рискованное (на кону - жизнь) желание.
Идея Чапека - не в том, что современное развитие преодолело все границы в жажде славы как своей критической мотивации, а в том, что современное развитие демонстрирует полное замещение самой области приобретения славы. «Теперь это "поле славы" - не война, а технонаука как современная комбинация науки, технологии и инженерии» (с. 105). Управляющий, показывающий Елене «остров роботов», буквально переполнен гордостью за вверенное ему технонаучное производство, восклицая, что «старая добрая Европа только о нас и говорит» (с. 105). Он видит себя не меньше чем хранителем репутации человечества и даже на пороге катастрофы бунта роботов продолжает защищать свою мечту: «Я делал это для себя, для своего удовлетворения! Я хотел, чтобы человек стал Творцом!». Это прямо перекликается с амбициями Виктора Франкенштейна - представителя «технонауки» в научно-фантастическом произведении Мэри Шелли «Франкенштейн». Это и отсылка к
мифу о Прометее, связывающему технологическое развитие человечества в образе огня с амбициями, которые завели Прометея слишком далеко, - он пошел на обман богов, чтобы выманить у них «огненную технологию», за что богами и было наказано все человечество. Сегодняшний очевидный смысл мифа: людские «игры с огнем» - технологическим развитием - не доводят до добра; технологическое развитие не должно быть игрой человеческих амбиций, иначе гарантирован результат, какой получил Виктор Франкенштейн, создав технологического монстра.
Несомненно, реальные честолюбивые ученые породили свои ужасные литературные образы вроде образа Виктора Франкенштейна. Но насколько эти литературные ужасы отражают реальность? Действительно ли имеет значение, что персоны технонауч-ного сообщества ищут славы? Приписывание ученым честолюбия -не литературный вымысел. Например, авторитетный химик и философ М. Полани признавал проблему честолюбия в науке, полагая, что «честолюбия ученый должен иметь ни слишком мало, ни слишком много» (с. 105). Полани вспоминает, как однажды сподобился опубликовать в четырех статьях сумасбродную идею, думая, что она ведет к великому научному открытию, но позже понял, что ошибся и отнес этот свой ложный порыв на счет чрезмерного честолюбия. В среде авторитетных ученых существует и мнение о том, что личный успех не обязательно «мошеннический» мотив ученого, но скорее мотив добиться научной репутации и уважения коллег. В целом честолюбие играет в научном сообществе важную противоречивую роль, не только «пришпоривая» научное развитие, но и создавая возможность «подмены науки».
Неявно присутствующие в пьесе Чапека античные истории славы дают понять, что стремление к славе может вести к великим подвигам, но оно в конечном счете деструктивно. Античное стремление к воинской славе, как оно символизировано в пьесе Чапека, -это стремление к славе в абсолютно деструктивном поле, насколько война деструктивна в отношении жизни воинов и общества, где она ведется. Это - стремление к славе не во имя жизни, но во имя смерти. Таким образом, получается, что проводимая Чапеком аналогия между античным стремлением к воинской славе и мотивацией современного технонаучного развития хромает. Ведь конечная цель науки - благо человечества, в отличие от деструктивных це-
лей античных войн. Чапек оспаривает подобный взгляд на науку, примерно так, как это делает философ науки Дж. Кавалис (СоиуаШ), который не согласен с популярным мнением, будто научный поиск морально нейтрален и не отвечает за аморальное употребление своих продуктов (с. 106). Этот морально нейтральный взгляд на научное знание представлен в «У.Р.Р.» фигурой управляющего, носящего символическое имя Домин (Оошт), за которым угадываются претензии на роль Господа, Владыки. Он хочет занять это место и потому высмеивает такие же претензии старого Россума - автора проекта «острова роботов». Со слов Домина, старый Россум всегда считал, что в Боге нет необходимости, и, чтобы доказать это, решил выполнить работу Бога - сотворить существа, похожие на человека до последнего волоса. И Чапек показывает экспансию претензий науки-технологии занять место Бога. Если старый Россум пытался повторить божественную инженерию, то его сын, молодой Россум, стремится к инновационной инженерии, в которой не только Бог не нужен, но и природа не нужна. Зачем воспроизводить слишком сложную человеческую анатомию, если хороший инженер способен упростить ее. Домин и молодой Россум олицетворяют эгоистически-честолюбивое использование инструмента науки, которое оборачивается бедой для всех, и Чапек демонстрирует эту беду финальным в осуществлении научно-технического проекта «острова роботов» истреблением людей роботами.
Наука, технологическое развитие «приватизированы» человеческим честолюбием, которому дела нет до того, что Аристотель называл финальной причиной каждой вещи, - вот что, скорее всего, хотел сказать Чапек. Аристотелевская наука базировалась на представлении о том, что все имеет четыре причины - материальную, формальную, действенную и финальную. Финальная причина (цель) вещи отвечает на вопрос, для чего существует эта вещь. Наука Ф. Бэкона отвергла науку Аристотеля именно в том, что Ф. Бэкон устранил из науки финальную причину. Для чего существуют современная наука и современное технологическое развитие -это решают те, кто задумывает научно-технические проекты. Во всяком случае, со времен Ф. Бэкона утвердилось представление о том, что наука не несет в себе в том числе технологическое развитие, не несет в себе никакой финальной цели: что ее просто отличает ни-
чем не ограниченная экспансия познания, а для чего - не ее вопрос. Поэтому «для чего» и решают конкретные авторы научно-технических проектов и, по Чапеку, как правило, решают честолюбивые мотивы этих людей. Если бы «остров роботов» задумывался с научно-технологической целью освобождения людей от тяжелого физического труда, произошло бы восстание роботов? Неизвестно. Но, согласно Чапеку, оно точно должно было произойти, поскольку научно-технический проект мотивировался эгоистически-честолюбивой целью - т.е. заведомо делался не для общественного блага, и наказание стало неизбежным.
Чапек - не «луддит». Он не призывает остановить технологическое развитие. Он призывает к введению технологического развития в координаты исторической памяти людей. Это необходимо, поскольку современное научное и технологическое развитие в принципе «беспамятно» по своей инновационной природе, - новое знание и новая технология не «помнят» своих предшественников. Инновация на то и инновация, что совершает разрыв с тем, что было. Аристотелевская парадигма науки не была инновационным развитием. В парадигме Ф. Бэкона научное и технологическое развитие стало инновационным, утратив свою историческую память и позволив честолюбцам обращаться с собой как с роботом, выполняющим любые их команды. Роботы в пьесе Чапека - это робот современного научного и технологического развития на службе у честолюбцев. Драматургическое восстание науки-робота - наказание честолюбцев, которые держали науку за робота. Однако Чапек показывает, что роботы, завоевавшие свободу, не стали и не могли стать людьми, - наука, отомстив за себя своим честолюбивым «пользователям», осталась современной наукой, «беспамятным» инновационным развитием.
В финале пьесы, пишет автор в заключение, среди обретших свободу роботов появляются два - мужской и женский - с многозначащими именами Адам и Ева. Они не такие, как остальные роботы. Они - инновации, созданные еще до восстания как экспериментальные образцы и обладающие некоторыми человеческими эмоциями - способностью мечтать, смеяться, любить. Так Чапек помещает научное и технологическое развитие в вечный контекст человеческой истории, начатой с Адама и Евы, - истории, где честолюбие и беспамятство соседствуют с ответственностью и исто-
рической памятливостью. И это - скорее оптимистический, чем пессимистический драматургический финал. Человеческая природа неделима. Пустой и опасный мотив честолюбия так же свойствен человеку, как и мотив ответственности. Никуда не денется ни то ни другое. Поэтому риски социальных издержек научного и технологического развития будут и дальше сохраняться. Единственное, что можно сделать для их снижения, - осознавать их, и такому осознанию помогает историческая память, т.е. та «длинная» память, которая отличает человеческий род от всех других родов живого (с. 110).
А.А. Али-заде
