CC BY
13
ные паттерны получают распространение на огромных пространствах, а другие остаются локализованными на небольших территориях.
По мнению автора, обращение к арсеналу политической социологии вовсе не означает, что следует отказаться от тех или иных компонентов социологии религии, имеющих принципиальное значение для Эйзенштадта. Кнёбль убежден, что для более полного раскрытия коммунальных аспектов религиозного подъема и - в конечном счете - для понимания феномена устойчивости и многообразия цивилизаций необходимо сложение потенциалов политической социологии и социологии религии.
Д.В. Ефременко
2010.04.004. ШВИНН Т. МНОГООБРАЗИЕ МОДЕРНОВ: КОНКУРИРУЮЩИЕ ТЕЗИСЫ И ОТКРЫТЫЕ ВОПРОСЫ: ОБЗОР ЛИТЕРАТУРЫ С КОНСТРУКТИВНОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ. SCHWINN T. Multiple Modernities: Konkurrierende Thesen und offene Fragen: Ein Literaturbericht in konstruktiver Absicht // Ztschr. fur Soziologie. - Stuttgart, 2009. - Jg. 38, H. 6. - S. 454-476.
Автор статьи, Томас Швинн (Институт социологии Гейдель-бергского университета, Германия), выявляет тенденции анализа современности в новейшей социологической литературе. Он подчеркивает, что социальную аналитику последнего времени отличает, с одной стороны, усилившееся с начала 1990-х годов стремление теоретиков глобализации подчеркнуть нарастающее единообразие социальных отношений (конвергенция, макдоналдизация, «конец истории»). С другой стороны, в противоположных подходах акцентируются черты дивергентного развития обществ (Хантингтон, Хёрст, Томпсон)1. Есть также модели рассмотрения социострук-турных изменений, нацеленные на объединение позиций (гибридизация, «глокализация»).
Проблематичность определений современности и связанная с ней потребность в привлечении материала из разных предметных областей и дисциплин делает «необозримым» исследовательское
1 Huntington S.P. Der Kampf der Kulturen: Die Neugestaltung der Weltpolitik im 21. Jahrhundert. - München; Wien: Siedler, 1996.; Hirst P., Thompson G. Globalisierung? Internationale Wirtschaftsbeziehungen, Nationalökonomien und die Formierung von Handelsblöcken // Politik der Globalisierung / Hrsg. von U. Beck. - Frankfurt a. M.: Suhrkamp, 1998. - S. 85-133.
поле социологической теории. Закономерно возникает вопрос о познавательных и селективных перспективах социологической науки. Существующие общие теории не в состоянии уловить логику связи локальных образцов развития с глобальным контекстом. Это слабое звено обнаруживается, прежде всего, в мир-системных подходах. Так, Дж. Майер в своей теории мирового общества относит к доминантным признакам модерна сближение ценностей и институтов1. Дивергенцию он объясняет отчасти несоответствием (mismatch) между транснациональными ценностями и институциональными копиями, отчасти отсутствующими региональными возможностями и ресурсами для общественного обновления. Между тем результаты новейших исследований, ориентированных на его гипотезу, подводят к другим выводам2. Национальный и культурный выбор следует объяснять не дефицитом или несоответствием, а самобытностью жизненного выражения, которое нельзя измерять одной общепринятой моделью.
Билефельдская системная теория мирового общества (Луман, Штихвей) также не уделяет адекватного теоретического внимания региональным различиям, сопоставляя их преимущественно с точки зрения полноты функциональной дифференциации глобальных базовых структур3.
Более плодотворную стратегию изучения многообразных форм современности, по мнению автора, предоставляет модель множественности модернов Эйзенштадта и его единомышленни-
1 Meyer J.W. Weltkultur: Wie die westlichen Prinzipien die Welt durchdringen. -Frankfurt a. M.: Suhrkamp, 2005.
Jepperson R.L. Political modernities: Disentangling two underlying dimensions of institutional differentiation // Sociological theory. - Oxford, 2002. - Vol. 20, N 1. - S. 61-85; Fourcade-Gourinchas M., Babb S.L. The rebirth of the liberal creed: Paths to neoliberalism in four countries // Amer. j. of sociology. - Chicago, 2002. - Vol. 108, N 3. - P. 533-579; Heintz B., Schnabel A. Verfassungen als Spiegel globaler Normen? Eine quantitative Analyse der Gleichberechtigungsartikel in nationalen Verfassungen // Kölner Ztschr. für Soziologie u. Sozialpsychologie. - Wiesbaden, 2006. - Jg. 58, H. 4. -S. 685-716; Dobbin F, Simmons B., Garrett G. The global diffusion of public policies: Social construction, coercion, competition, or learning? // Annual rev. of sociology. -Palo Alto (CA), 2007. - Vol. 33. - S. 449-472.
3
Luhmann N. Die Gesellschaft der Gesellschaft. - Frankfurt a. M.: Suhrkamp, 1997; Stichweh R. Die Weltgesellschaft: Soziologische Analysen. - Frankfurt a. M.: Suhrkamp, 2000.
ков1. В отличие от мир-системных трактовок развития как в конечном итоге тиражирования западных образцов модернизации в различных регионах планеты она нацеливает на осмысление самоценности путей общественного обновления, на расширение рамок восприятия модерна. Выводы социологической теории опираются здесь на детальный анализ локальных специфик. Именно поэтому Швинн считает нужным подробнее осветить дискуссию о многообразии модернов.
Сторонникам данного подхода обычно ставится в вину нечеткость критериев определения современности (Modernität). Разные типы обществ они относят к одной эволюционной ступени, а не к отдельным, часто противостоящим друг другу фазам2. Но, по Эйзенштадту, модерн является ступенью развития, допускающей альтернативы, ни одна из которых не реализует всех заложенных в нем возможностей, и только при сопоставлении можно оценить их в полном объеме. Исследования, проводимые в этом направлении, учитывают уникальную историческую преемственность каждого региона, накладывающую отпечаток на облик современности. Однако упрек критиков справедлив в том отношении, что данный подход не раскрывает специфику перехода к модерну.
В поиске решения этой непростой задачи полезно, полагает Швинн, вернуться к постановке М. Вебером проблемы единства и многообразия в его религиозно-социологических штудиях. Аксиологическое ядро в них образует антитеза трансцендентного и посюстороннего измерений. Мировые религии предлагали различные пути преодоления разрыва между ними, существенно повлиявшие на социальную практику тех стран и регионов, где они укорени-
1 Patterns of modernity / Ed. by S.N. Eisenstadt . - L.: Pinter, 1987; Eisenstadt S.N. Die Vielfalt der Moderne. - Weilerswist: Velbrück, 2000; Eisenstadt S.N. Multiple modernities // Daedalus. - Cambridge (MA), 2000. - Vol. 129, N 1. - P. 1-30; Eisenstadt S.N. Multiple Moderne im Zeitalter der Globalisierung // Die Vielfalt und Einheit der Moderne: Kultur- und strukturvergleichende Analysen / Hrsg. von T. Schwinn. -Wiesbaden: VS, 2006. - S. 37-62; Reflections on multiple modernities: European, Chinese and other interpretations / Ed. by D. Sachsenmaier, J. Riedel. - Leiden; Boston: Brill, 2002; Comparing modernities: Pluralism versus homogeneity / Ed. by E. Ben-
Rafael, Y. Sternberg. - Leiden; Boston: Brill, 2005;
2
Berger J. Die Einheit der Moderne // Die Vielfalt und Einheit der Moderne: Kultur - und strukturvergleichende Analysen / Hrsg. von T. Schwinn. - Wiesbaden: VS, 2006. - S. 201-226.
лись. Центр напряжения, по Веберу, располагается между устойчивостью требований аксиологической сферы и стремлением к ослаблению их давления. Любые ценностные критерии - в политике, религии, экономике, науке - постепенно методологизируются, и это ведет к рассогласованию отношений и общественным диссонансам. Вебер работал с конфликтной моделью модерна. Ее специфика состоит не в четко обозначенной совокупности идей и институтов, но в интенсивности противоречий между ценностными сферами, требующими истолкования и порождающими варианты институционализации.
Итак, многообразие модернов обусловлено их принципиальной содержательной неустойчивостью и динамичностью. Варианты развития, конечно, требуют уточнения, но проблема состоит в том, что существующие теоретические исследования едва ли могут предложить нечто большее, чем иллюстрации. В настоящее время исследовательская программа модерна анонсирует:
1. Установление различий в уровне дифференциации между модернизирующимися обществами и обществами модерна.
2. Определение степени, при которой институциональные арены, как автономные, т.е. регулирующиеся собственными правилами или ценностями, варьируются между обществами и между различными историческими периодами развития одного и того же общества.
3. Выявление способа, каким определялись различные структуры и регулировались результирующие конфликты - например, индустриальный конфликт (с. 456).
Эту рабочую программу желательно расширить и детально разработать для систематической экспликации типов модерна и прояснения следующих открытых вопросов:
- Как определить тип модерна?
- Какую роль играет культура в генезисе и актуальном состоянии модерна?
- Что считать адекватными единицами анализа? (с. 469).
Только при ответе на эти вопросы будут правомерны эвристические притязания данной программы. Сегодня исследованиям версий капитализма, демократии, системы образования, религиозной формы и пр. недостает общей синтезирующей макросоциоло-
гической перспективы, нацеленности на содержательную взаимосвязь, как ее декларировала прежняя теория модернизации.
Сравнительные исследования капитализма, продолжает свой обзор Швинн, приводят к заключению, что установка на конвергенцию или взаимозависимость большинства институциональных областей как условий становления общей системы функционально неубедительна. Тезис о том, что повсюду находятся аналогичные институциональные решения и что все страны и регионы движутся в направлении одного наилучшего образца современного общества, не имеет достаточной доказательной базы. Некоторые области могут даже лучше развиваться без заимствования дополнительных институтов. Китайская экономика, например, быстро развивалась в последние десятилетия, но не потому, что она «не препятствовала» формированию демократических институтов. Те или иные отличия региональных условий жизни (например, валовой национальный продукт, уровень образования, число нобелевских лауреатов и пр.) могут представляться более успешными с точки зрения критериев и шкал измерения модерности. Но никакое устройство не содержит в себе всех преимуществ и не может принципиально определять сущность современности, что хорошо показывают сравнительные институциональные исследования1. Если процесс институционали-зации обязан движению идей и интересов акторов, то устанавливается специфическая взаимозависимость, а не общая нейтральная к контексту интеграция. В этом смысле примечательна популярность в последние годы концепции «зависимости от траекторий предшествующего развития» (Pfadabhängigkeit / path dependency), придающей значение контингентным процессам и выражающей скепсис относительно общих закономерностей2.
1 Blossfeld H.-P. Bildung, Arbeit und soziale Ungleichheit im Globalisierungs-prozess: Einige theoretische Überlegungen zu offenen Forschungsfragen // Aspekte des Berufs in der Moderne / Hrsg. von Th. Kurtz. - Opladen: Leske + Budrich, 2001. -
S. 239-263; Hollingsworth R. Gesellschaftliche Systeme der Produktion im internationalen Vergleich // Moderne amerikanische Soziologie / Hrsg. von D. Bögenhold. -Stuttgart: Lucius, 2000. - S. 279-312; Meyer J.W. Weltkultur: Wie die westlichen Prinzipien die Welt durchdringen. - Frankfurt a. M.: Suhrkamp, 2005; The origins of nonliberal capitalism: Germany and Japan in comparison / Hrsg. von W. Streeck, K. Yamamura. - Ithaca (NY); L.: Cornell univ. press, 2001.
Leipold H. Zur Pfadabhängigkeit der institutionelen Entwicklung: Erklärungsansatze des Wandels von Ordnungen // Entstehung und Wettbewerb von Systemen /
Тезис взаимозависимости, как и тезис конвергенции1, согласно которому современные институты редуцируются к технически-инструментальному аспекту, к всепроникающей силе формальной рациональности в ходе модернизации, создающей необходимые для нее ориентиры и мотивы из себя самой, контрастирует с программой многообразия модернов. В ней подчеркивается связь структурного развития с культурными коррелятами. Чтобы адекватно оценить воздействие культуры на развитие современности, необходимо рассмотреть разные плоскости и аспекты. Так, пристальное внимание социологи уделяют сегодня переосмыслению роли религии в модерне2. Исследования в сфере хозяйственной этики констатируют неуклонное падение влияния религиозных элит на этом поле. В идейной позиции сегодняшних религиозных элит доминирует реактивный компенсаторный образец домодерно-вых форм общности и патриархальных авторитарных структур (с. 460). Апелляция к этике братства, к убеждению в принципиальной трансцендентности человеческой сущности относительно социального мира, декларируется как духовная помощь в осознании природы экзистенциальных рисков, связанных с современным образом жизни (с. 461).
Согласно Эйзенштадту, обусловленность многообразия форм модернизации культурными традициями следует понимать как раз-
Hrsg. von D. Cassel. - B.: Duncker & Humblot, 1996. - S. 93-115; Goldstone J.A. Initial conditions, general laws, path dependence, and explanation in historical sociology // American j. of sociology. - Chicago, 1998. - Vol. 104, N 3. - P. 829-845; Mahoney J. Path dependence in historical sociology // Theory & society. - Dordrecht, 2000. - Vol. 29, N 4. - P. 507-548; Beyer J. Pfadabhängigkeit ist nicht gleich Pfadabhängigkeit: Wider den impliziten Konservatismus eines gängigen Konzepts // Ztschr. für Soziologie. -Stuttgart, 2005. - Jg. 34, H. 1. - S. 5-21; Knöbl W. Die Kontingenz der Moderne: Wege in Europa, Asien und Amerika. - Frankfurt a. M.; N.Y.: Campus, 2007.
1 Taylor Ch. Two theories of modernity // Public culture. - Durham (NC), 1999. -Vol. 11, N 1. - P. 153-174.
Casanova J. Public religion in the modern world. - Chicago: Univ. of Chicago press, 1994; Riesebrodt M. Die Rückkehr der Religionen: Fundamentalismus und der Kampf der Kulturen. - München: Beck, 2001; Gorski P.S. Historicizing the secularization debate: An agenda for research // Handbook of the sociology of religion / Ed. by M. Dillon. - Cambridge: Cambridge univ. press, 2003. - P. 110-122; Graf F.-W. Islam // Handbuch der Wirtschaftsethik / Hrsg. von W. Korff. - Gütersloh: Gütersloher Verl., 1999. - Bd. 1: Verhältnisbestimmung von Wirtschaft und Ethik. - S. 627-669.
вертывание потенциала культурной грамматики в осевом времени культур, последствия которого дают о себе знать и в современности и которое не может быть сведено к активизму нынешних религиозных деятелей. Культурное наследие сопутствует историческому движению страны или региона и сохраняет действенность, несмотря на сокращение числа прихожан в сегодняшней церкви.
Таким образом, конституция системных частей обществ и их границ в большой мере зависит от семантик прошлого. Многие западные ценности исторически возникали до модернизации и не были ее следствием, например, формы солидарности, не скованной кровнородственными узами, или питаемый многими идеальными источниками западный индивидуализм. Институты современности имеют предпосылки, которые сами они не создавали, а их социальный и культурный дизайн определяется тем, как они «функционируют» и что понимается под «эффективностью» (с. 462-463).
Доводы в пользу методологической перспективности концепта множественности модернов автор находит также в социологических работах, посвященных проблемам глобализации1. Значительное внимание здесь уделяется компаративистским стратегиям. Постколониальные социальные исследования ставят под сомнение особую значимость западного опыта в мировой истории2. Даже в рассуждениях о догоняющей модернизации подчеркнута роль неевропейских регионов. В реляционном описании мировой истории, которому отдает предпочтение ряд ученых-историков, Европа не только утрачивает актуальную монополию на модернизацию, но возникает мысль, что она и в прошлом никогда ее длительно не удерживала. Одним словом, история модерна мультицентрична (с. 463).
1 Bayly C.A. Die Geburt der modernen Welt: Eine Globalgeschichte. 17801914. - Frankfurt a. M., N.Y.: Campus, 2006; Globalgeschichte, Theorien, Ansätze, Themen // Hrsg. von S. Conrad, A. Eckert, U. Freitag. - Frankfurt a. M., N.Y.: Campus, 2007.
Chakrabarty D. Provincializing Europe: Postcolonial thought and historical difference. - Princeton: Princeton univ. press, 2000; Alternative modernities / Ed. by D.P. Gaonkar. - Durham (NC): Duke univ. press, 2001; Jenseits des Eurozentrismus: Postkoloniale Perspektiven in den Geschichts- und Kulturwissenschaften / Hrsg. von
S. Conrad, Sh. Randeria. - Frankfurt a. M., N.Y.: Campus, 2002; Kaviraj S. An outline of a revisionist theory of modernity // European j. of sociology. - Cambridge, 2005. -Vol. 46, N 3. - P. 497-526.
Тем не менее концепция множественности модернов продолжает сталкиваться с критикой. Так, например, вступающая в полемику с Эйзенштадтом Ш. Рандерия настаивает, что модерна во множественном числе, как четко очерченного единства, не существовало прежде и не существует сегодня1. Противопоставление европейских, китайских, индийских или других якобы особых форм современности возникает из расщепления и эссенциализации культурных различий. При этом упускаются из виду их многосторонние связи. Рандерия предлагает заменить модель альтернативных или параллельных модернов моделью их взаимопроникновения в ходе общей истории2.
Систематизируя предлагаемые в научной литературе новые теоретические разработки данной темы, автор выделяет три наиболее четко выраженные позиции.
1. Генетическо-реляциональная множественность модерна / модерностей в рамках всемирной истории.
2. Тезис Эйзенштадта о сингулярной европейской причине модерна, потенциале его расширения и вовлечения других культур (с. 463).
3. Тезис Р. Коллинза о множественных, не связанных друг с другом и с опытом Европы и Америки модернизационных рывках, в особенности в Японии и Китае.
Как оценивать эти контроверзы? - задается вопросом автор. Только первая всерьез ставит под сомнение тезис о многообразии модернов. Явное главенство внешних факторов в реляционном описании мировой истории ведет к снижению значения внутренних факторов (с. 464). В этом отношении примечательно мнение В. Кнёбля, согласно которому понятия «трансфер», «связь» и «запутанность» слишком расплывчаты. Для получения достоверных знаний о степени влияния внутренних и внешних факторов нужны
1 Randeria S. Jenseits von Soziologie und soziokultureller Anthropologie: Zur Ortsbestimmung der nichtwestlichen Welt in einer zukunftigen Sozialtheorie // Ortsbestimmungen der Soziologie: Wie die kommende Generation Gesellschaftswissenschaften betreiben will / Hrsg. von U. Beck, A. Kieserling. - Baden-Baden: Nomos, 1999. -S. 41-50.
2 Ibid. - S. 46.
специальные сравнительные исследования по истории трансферов1. В конечном счете предлагаемое описание мировой истории сопоставимо с идеолого-критическим аргументом2. Следуя его логике, мультицентричный взгляд на генезис модерна воспроизводит обратную проекцию современности в соответствии с запросом угнетенных на солидарное отстаивание их прав. Такая точка зрения, однако, ведет к искаженному видению исторического процесса, поскольку повсюду усматривает одни и те же социальные и культурные источники перехода к модерну.
Исследовательская программа многообразия модернов позволяет, считает автор, избежать ошибок теории модернизации и рассматривать развитие с точки зрения внутренней логики общественных событий. «Глобальность», таким образом, структурно предстает в виде арены, на которой взаимодействуют акторы в соответствии со своими интересами (с. 464). Альтернативы модерна определяются не мир-системными сцеплениями, но реализацией деятельностного потенциала в соответствии со структурными требованиями. На высокий уровень модернизации одних регионов и стран реагируют при посредничестве своих элит другие страны и регионы. Их реакция и институциональные стратегии варьируются в зависимости от культурных образцов мышления, материальных ресурсов и исторических констелляций. Поскольку в моделировании референтных обществ редко учитываются локальные условия, при заимствовании эталонной практики необходимы ее переосмысление, креативность, поиски новых путей. Скопировать организационные формы институтов гораздо легче, чем уловить их дух. В этом, по-видимому, кроется причина множества трактовок современности и ее причудливой динамики (с. 165).
Итак, многообразие модернов вполне совместимо с общностью мировой истории. Как глобальная арена постоянной взаимосвязи модерн не ведет с необходимостью к конвергентному развитию. Исследования показывают, что «запаздывающие» по разным основаниям общества не могут просто повторять инновационный
1 Knöbl W. Die Kontingenz der Moderne: Wege in Europa, Asien und Amerika. -
Frankfurt a. M.; N.Y.: Campus, 2007. - S. 187.
2
Globalgeschichte, Theorien, Ansätze, Themen / Hrsg. von S. Conrad, A. Eckert, U. Freitag. - Frankfurt a. M., N.Y.: Campus, 2007. - S. 21ff.
опыт «впереди идущих». Всякий новый поворот модернизации вызывает конкуренцию и стремление догнать1.
При всем обилии теоретического конструирования вопрос о типах модерна отнюдь не академический, убежден автор. В нем содержатся нормативные и политические импликации, которые могут быть плодотворно развернуты при обсуждении, например, такой сугубо практической и острой проблемы, как вступление Турции в ЕС. Хотя многие эмпирические индикаторы указывают на большие расхождения между Турцией и Европой, ответы на вопрос о возможности ее вхождения в состав Европейского союза различаются в зависимости от интерпретации понятия «современность». Те, кто считает, что культурные стандарты естественным образом следуют за экспортом структур европейского образца, отвечают скорее утвердительно: «Еще нет, но скоро»2. Культурно ориентированные противники присоединения, наоборот, не видят в аграрном пути развития этой страны исторических аналогий с характерными этапами становления европейского мира. С одной стороны, отмечают они, отсутствует понимание того, как вековые традиции культурного уклада отражаются на современных социальных отношениях. С другой стороны, остается также неясным, куда, в конце концов, ведет турецкая модернизация3. На взгляд автора, и структурные, и культурологические фигуры аргументации бьют мимо цели. Взвешенный ответ на вопрос: «Примыкает ли Турция к Европе?», можно вернее всего найти с помощью модели многооб-
1 Heideking J. Fragment of Europe or historical innovation? The emergence of modernity in the United States after independence // Globality and multiple modernities: Comparative North American and Latin American perspectives / Ed. by L. Roniger, C.H. Waisman. - Brighton: Sussex, 2002. - P. 66-78.
2 Alber J. Gehört die Türkei zu Europa? - Ein Sozialporträt der Türkei im Licht vergleichender Daten der Umfrageforschung // Leviathan. - Wiesbaden, 2004. - Jg. 32, H. 4. - S. 464-494; Gerhards J., Hölscher M. Kulturelle Unterschiede in der Europäischen Union: Ein Vergleich zwischen Mitgliedsländern, Beitrittskandidaten und der Türkei. - Wiesbaden: VS, 2005; Gehört die Türkei zu Europa? Wegweisungen für ein Europa am Scheideweg / Hrsg. von H. König, M. Sicking. - Bielefeld: Transcript, 2005; Wuermeling F. Passt die Türkei zur EU und die EU zu Europa? Eine MehrebenenAnalyse auf der Basis der Europäischen Wertestudie // Kölner Ztschr. für Soziologie u. Sozialpsychologie. - Wiesbaden, 2007. - Jg. 59, H. 2. - S. 185-214.
Wehler H.U. Verblendetes Harakiri: Der Türkei-Beitritt zerstört die EU // Aus Politik u. Zeitgeschichte. - Bonn, 2004. - Bd. 33-34. - S. 6-8.
разия модернов, обогащенной гибким аналитическим инструментарием культурного измерения. Она позволяет определить тип модернизации в перспективе возможных изменений.
При дальнейшей разработке социологии современности, заключает свою статью Томас Швинн, необходимо совместить проекции анализа глобальных и специфически региональных тенденций структурных преобразований.
Л.В. Гирко
2010.04.005. ШПОН В. ЕВРОПЕЙСКОЕ МНОГООБРАЗИЕ МОДЕРНОВ КАК МЕЖЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ
КОНСТЕЛЛЯЦИЯ.
SPOHN W. Europäische multiple Modernität als interzivilisatorische Konstellation: Zur Transformation Europas durch europäische Integration und Erweiterung in einer sich globalisierenden Welt // Berliner J. für Soziologie. - Wiesbaden, 2010. - Jg. 20, H. 1. - S. 5-22.
Вильфрид Шпон (Институт социологии Гёттингенского университета, Германия) рассматривает многомерный порядок Европы сквозь призму модели многообразия модернов, которую противопоставляет доминирующему в социальных науках европоцентристскому пониманию современности, а также намечает контуры изменения Европы под воздействием интеграционных процессов в глобальной перспективе.
Автор отмечает, что одним из поводов для критики концепции Ш. Эйзенштадта является то, что в ней за единицу анализа принимается не общество в рамках национального государства, но независимые друг от друга предельно укрупненные общности -цивилизации. Речь, однако, идет об исторически изменчивом циви-лизационном комплексе со своей плотностью, центром и периферией, социокультурными пластами, множеством коллективных и индивидуальных акторов, со сложной формой идентичности и границами. Одновременно с этим подчеркивается и межцивилизацион-ный характер взаимодействий - обмена, кооперации и конфликта - в контексте мировой истории1. Таким образом, европейский модерн нельзя объяснять только внутренней динамикой развития, а глоба-
1 Axial civilizations and world history / Hrsg. von J.P. Arnason, S.N. Eisenstadt, B. Wittrock. - Leiden; Boston: Brill, 2005.
