CC BY
80
ИСТОРИЯ
2009.03.048-056. 1857: ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЕ. RETHINKING 1857 / Ed. Bhattacharya S. - New Delhi: Orient Longman, 2008. - XL, 320 P.
From the cont.:
2009.03.048. BHATTACHARYA S. Rethinking 1857. - P. IX-XL.
2009.03.049. YADAV K.C. Interpreting 1857: A case study. - P. 3-21.
2009.03.050. DALRYMPLE W. Religious rhetoric in the Delhi uprising of 1857. - P. 22-43.
2009.03.051. SINGH R.P. Re-assessing writings on the Rebellion: Savarkar to Surendra Nath Sen. - P. 44-57.
2009.03.052. HABIB I. Understanding 1857. - P. 58-66.
2009.03.053. ROY T. Rereading the texts: The rebel writing in 1857 -1858. - P. 221-236.
2009.03.054. JAFRI S.Z.H. Indigenous discourse and the modern historiography of 1857: The case study of Maulvi Ahmadullah Shah. - P. 237-260.
2009.03.055. CHOUDHURY D.K.L. «1857» and the communication crisis. - P. 261-282.
2009.03.056. ROY K. Structural anatomy of the rebel forces during the Great Mutiny of the 1857-58: Equipment, logistics a. recruitment reconsidered. - P.283-308.
«Есть ли еще что-то неисследованное в истории восстания 1857 г.?». - задается вопросом президент Индийского совета по историческим исследованиям С. Бхаттачарья (048, с. IX) и отвечает положительно, формулируя темы и подходы для дальнейшей работы.
Более 700 названий (там же) насчитывает предварительная библиография истории восстания, но большинство из них относится к 1857 г. и последующему десятилетию, отражая по преимуществу позицию колониальных властей. Столетний юбилей добавил к этому списку новые названия, но юбилейная дискуссия хотя и приняла оживленный характер, была ограниченной по существу, поскольку все стороны использовали англоязычные материалы. «Голос коренного населения в местных источниках был едва слышен» (048, с. Х).
Итак, первейшей задачей становится вовлечение в научный оборот источников на местных языках Индии, а также тех англоя-
зычных материалов, которые выражают позицию местного населения. Существует также ряд тем, которые оставались за пределами историографии и появление которых отражает сдвиги, произошедшие в мировой исторической науке. Для 1857 г. это - положение и участие женщин, племен и других маргинальных общностей, роль региональной дифференциации страны. Важной и слабоизученной темой остается выявление социально-экономических предпосылок восстания.
Особое значение приобретает изучение народной ментально-сти, поскольку оно может пролить новый свет на определение характера восстания, а этот вопрос приобретает, в свою очередь, чрезвычайную актуальность из-за остроты межрелигиозных отношений. Заметно желание поставить восстание 1857 г. в ряд с современным ваххабизмом или движением талибам, увидеть в нем проявление джихада, квалифицировать в конечном счете как «столкновение цивилизаций», как «мощную контратаку исламского фундаментализма» против наступления «модерности», с которой «Запад сталкивается сейчас» (048, с. XV).
Стремление перейти от господствовавшей в колониальной историографии концепции «мятежа (mutiny)», которая сводила восстание к военному бунту, выступлению сипаев (наемного войска Ост-Индской компании), к концепции народного восстания («rebellion»), безусловно, затрагивает вопрос о религиозных чувствах восставших. Лозунги джихада действительно звучали, как, например, в воззвании имама из Аллахабада Лиаката Али, призывавшего «мусульманских братьев готовить себя к джихаду, чтобы истребить (extirpate) христиан» (048, с. XVII).
Но, во-первых, английская колонизация и распространение христианства затрагивали чувства не только мусульман. Не случайно мусульманские лидеры говорили о стремлении англичан «уничтожить наши религии», указывая, например, на то, что английские законы «требуют повторного брака» овдовевшей женщи-ны1 и запрещают «древний религиозный обычай» ее самосожжения на погребальном костре мужа (048, с. XXVI). Возмущение распространилось и на убежденных приверженцев индуизма.
1 Закон не требовал, а разрешал повторный брак. - Прим. реф.
Во-вторых, обычной темой при обращении лидеров восставших к религиозным чувствам было единство мусульман и индусов. Тот же имам из Аллахабада восхвалял «единение, царствующее по всему Индостану» (048, с. ХК). И факты свидетельствуют о том, что восстание не носило характера «религиозной войны». Индусы и мусульмане сражались бок о бок, в то время как наряду с британскими солдатами повстанцам столь же дружно противостояли сикхи и гуркхи. В целом можно говорить о «множественной идентичности» восставших, ибо последняя, заодно с конфессиональной, включала региональную, лингвистическую, социопрофессиональ-ную и другие ее разновидности (048, с. ХVI).
И «множественная идентичность» восставших свидетельствует о том, что религиозные чувства далеко не исчерпывали мотивов недовольства. Большое значение имели экономические и социальные факторы, прежде всего разорительные последствия английского экспорта текстильных изделий для ремесленного производства. Провозглашались лозунги «защиты жизни, собственности и религии» (048, с. ХVШ). Громко звучала тема защиты суверенитета могольской династии. Даже для маратхов, веками пребывавших в конфликте с моголами, преемственность имперской традиции Великих Моголов оказывалась признаком легитимности восстания.
Все-таки автор против преувеличения прогрессивного характера восстания. Он сомневается в возможности трактовать его неудачной попыткой «внедрить модерность». В отношении гендер-ной, кастовой и социально-экономической иерархии господствовал принцип статус-кво. То была «славная борьба против иностранного правления»; но лидеры восставших «остались нечувствительными к проблемам социальной справедливости», - заключает Бхаттача-рья (048, с. ХХV-ХХVI).
К. Ядав (Университет Курукшетры, Индия) (049), отмечая, что работы английских авторов «продолжают серьезно влиять» на индийских ученых (049, с. 6), критикует историографию восстания. Примерами для него служат сочинение автора ХК в. Дж. Кея (Kaye) и монография современного исследователя У. Далримпла1.
1 Kaye J.W. A history of the Sepoy war in India. - L., 1864; Dalrymple W. The last Mughal: The fall of dynasty. - L.: Penguin / Viking, 2006. (049, с. 8, 12). - Здесь и далее описание по реф. источнику.
Вся английская историография, прошлая и современная, восходит, считает Ядав, к первым откликам на восстание в самой Англии, которые запечатлелись в памфлетах того времени и выражают смесь бурных эмоций - от страха и раздражения до гнева. Бывший генерал-губернатор Индии лорд Элленборо заявил: «Каждого мужчину в Дели следует кастрировать, пусть город после падения будет назван Евнухабад»1. Восстание описывалось как уголовное преступление, а его характер представляли как «мятеж сипаев», «религиозную войну», «столкновение цивилизаций» (049, с. 4).
Исключения были. Чартист Эрнст Джонс (1819-1869) назвал восстание одним из «самых благородных, справедливых и неизбежных» в истории. Удивление, по его словам, должно вызывать не то, что индийцы восстали, а то, что 170 миллионов дали себя покорить. Их дело «свято», ибо они реализовали «священное право на восстание». «Англичане, шотландцы, ирландцы, - задавался риторическим вопросом Джонс, - что бы вы сказали, если бы колония евреев из Голландии попросила разрешения построить факторию на Вулвич Марш, а затем... накопив силы... (они. - Реф.) бросились бы на вас, стали бы грабить и жечь ваши города, насиловать ваших жен, истреблять население и, воспользовавшись неожиданностью... покорили бы вас и вашу страну»2 (049, с. 5).
Однако большинством английского общества владели совсем иные чувства. Подавление восстания вызвало прилив национальной гордости: «Маленький остров завоевал субконтинент. Микроскопическое меньшинство британцев, припертых к стене, подавили согласованное выступление целой черной нации. Что может быть более славным? Разве в истории Греции и Рима есть что-нибудь более героическое?» Стремление запечатлеть эту беспримерную победу господствовало, по оценке С.Н. Сена, среди английских историков3 (049, с. 7).
В такой обстановке написал свое сочинение Кей. В его распоряжении находились десятки книг участников событий, включая критические отзывы о действиях британских войск и поведении их
1 Collier R. The great Indian mutiny. - N.Y., 1963. - P. 150 (049, c. 18).
2 People's paper. 5 September 1857 // Jones E. The revolt of Hindostán. - nepe-rog.: Kolkata, 1957. - P. 51-53 (049, c. 18).
3 Sen S.N. Writing on the Mutiny // Historians of India, Pakistan and Ceylon / Ed. C.H. Phillips. - L., 1961. - P. 382 (049, c. 19).
военачальников. Он обошелся минимумом, дав одностороннюю картину происходившего1. Господствующий тон - «восхваление соотечественников, военных и штатских». Они все герои, включая «банду безжалостных мясников вроде Джона Николсона и Герберта Эдвардса, заливших кровью сипаев долины Пешавара» и не имевших для своей безжалостности даже такого оправдания, как насилие восставших (049, с. 9-10). Напротив, противоположная сторона рисуется исключительно в негативном свете.
В целом «История сипайской войны» Кея «далеко не безупречна как с точки зрения интерпретации, так и фактического материала». Поэтому ее нельзя считать образцом для написания истории восстания 1857 г. (049, с. 12). Между тем изменения, которые происходили в английской историографии после сочинения Кея, оказались незначительными. Протест прозвучал лишь в книге Э. Томпсона «Другая сторона медали» (1910), автор призвал коллег изменить характер историописания в сторону приближения к реальности и «отвести индийским проблемам подобающее место» (049, c. 7).
«Является ли недавняя работа Уильяма Далримпла сколько-нибудь лучше», чем сочинение Кея? (049, с. 12). Ответ Ядава отрицательный. «В общем книга Далримпла хороша в частностях. Дал-римпл - превосходный рассказчик. Но... когда мы переходим к оценке подлинной природы, масштаба и значения восстания, книга не может служить пособием» (049, с. 17). «Конструкция Далримпла основана на богатом материале, но она лишена четкого плана» (049, с. 12). Почему выпускник Кембриджа, взявшись за судьбу последнего императора, не очертил судьбу всей Могольской империи или, по крайней мере, не проследил его биографию, предшествующую 1857 г.? Можно ли оценивать жизнь в Дели накануне восстания как «культурный расцвет», не обозрев ее эволюцию за предшествовавшее столетие? (там же). Почему в центре книги те, кто остался в стороне от событий, а не те, кто сражался на улицах Дели с войском генерала Вильсона?
Концептуальные положения книги тоже вызывают возражения. Неверна оценка восстания как «религиозной войны». То была
1 Ядав сосредоточивается на описании событий в Пенджабе, отсылая за подробностями к своей книге (Yadav K.C. Punjab: Colonial challenge and popular response. - Gurgaon, 2003 (049, c. 20).
«война в защиту религии» и притом не только мусульманской, но и индуизма. К тому же значимы были и нерелигиозные мотивы -экономические и социальные. Нельзя изображать восстание «продуктом импорта», вторжения в Дели трех сотен сипаев из Мирута (Мератха), оказавшихся «чужаками» для местного населения. Восстание в Дели было не случайным событием, а подготовленным актом1 (049, с. 13). Ситуация в Дели во время восстания радикально отличалась от картины «беспредела». Царствовали закон и порядок, и «демократический светский суд» помогал правителю в наведении последнего (049, с. 15-16).
«Британскую историографию, - заключает Ядав, - в целом отличают солидность, зрелость, профессионализм. Она может быть. полезной во многих отношениях; но интерпретация в ней восстания 1857 г.. ни в малейшей мере не может считаться удовлетворительной». Поэтому созданные под английским влиянием к 100-летию восстания труды даже таких крупных историков, как С.Н. Сен и Р.С. Маджумдар, не дают «подлинной истории 1857 года». «"Мятеж", больше чем какое-либо иное событие XIX в., потряс мысли и сердца нашего народа, и его настоящая история может быть рассказана только нами самими. Уши иностранца, даже доброжелательно настроенного, едва ли могут уловить мелодию, издаваемую сердечными струнами нашего народа, и потому ее трудно услышать. в его отчете о восстании»2 (049, с. 17-18).
У. Далримпл (Королевское Азиатское общество, Лондон) (050) отвергает обвинения Ядава. «Подобно тому как критиковали ранних ориенталистов за то, что они исходили из представления о неизменности Востока», заслуживает критики представление о «неизменной природе британца (Бпи,?кпе,?,?) независимо от времени, этничности и политических взглядов». Нельзя проводить прямую линию от «шотландца XXI в., противника колониализма», к «англичанину XIX в., откровенному расисту и империалисту». Политические взгляды, подобно подходу к истории, не определяются «цветом кожи или паспортом» (050, с. 38-39).
1 Ядав ссылается на документы архивов России, обработанные советским индологом: Raikov A. Soviet - India relations. - Delhi, 1982 (049, c. 21).
2 Ядав цитирует мнение индийского историка Х. Мукерджи // New age. -1957. - Vol. 6, N 8. - P. 3.
Критикуемая Ядавом книга посвящена не последнему мо-гольскому правителю непосредственно, а Дели. Судьбу восставшего города автор персонифицировал, воссоздавая исторические портреты лидеров. Сипаи, действительно, были тепло встречены местным населением, но после двух недель грабежа, учиненного не получавшими жалованья солдатами, настроение резко изменилось. Конечно, исходя из религиозной риторики нельзя заключать о религиозном характере восстания. Но нельзя подменять национализм религиозными чувствами и полагать, что на религиозной основе можно было проложить дорогу к национальному единству. Мнение о подготовленности восстания в Дели остается недоказанным: среди жителей города существовали только неопределенные ожидания и «какие-то конкретные планы существовали лишь в подразделениях самих сипаев» (050, с. 41).
Общенациональные светские темы и социально-экономические требования звучали исключительно редко. В конце августа 1857 г. могольский принц Фероз-Шах издал воззвание, в котором кроме религиозных тем содержался протест против чрезмерного налогообложения землевладельцев, монополизации англичанами «всех достойных постов» в администрации и разорения ремесленников. «И индуисты, и мусульмане жестоко страдают от тирании и угнетения коварных и алчных англичан», - говорилось в воззвании, и это, действительно, близко к «декларации национальной независимости» (050, с. 22-23).
Но в подавляющем большинстве воззваний, исходивших из Дели, протест против колониального правления сводился к тому, что оно создает угрозу для религии. Источники на урду из Дели именуют колонизаторов «не angrez (англичане) или goras (белые) и даже не firangis (иностранцы, франки), а почти исключительно ка/ш (неверные) или nasrani (христиане)». Об антихристианском характере восстания свидетельствует, в частности, тот факт, что англичане, перешедшие в ислам, а таких было немало, не пострадали, тогда как крещеных индийцев немедленно вырезали (050, с. 23).
«Это - религиозная война», - говорилось в воззвании мо-гольского правителя 6 сентября 1857 г. (050, с. 26). Могольский двор неизменно подчеркивал значение восстания как борьбы против «неверных» в защиту индийских религий, равно ислама и индуизма. Антихристианские ноты преобладали в поэме на урду «Ис-
тория поучительных превращений (reversals)», где на пике восстания автор М.Х. Азад сулил колониальным правителям судьбу царства Соломона и империи Александра Македонского: «Еще вчера христиане переживали восход; обладатели знаний и мудрости, красоты и славы, могущественной армии, они захватили мир и пользовались захваченным. Но что это дало им против меча Бога Гнева (Lord of Fury)? Вся их мудрость не могла спасти их, их схемы стали бесполезными, их знание и наука ничего не дали. Телинги1 Востока поразили их всех... Христианские правители исчезли, не оставив и следа» (050, с. 25).
Нельзя сводить религиозную риторику к джихаду в его современном понимании. В воззваниях мусульманских лидеров подчеркивалось, что джихад направлен против христиан, но не против индусов. И некоторые начальники сипаев тоже использовали этот термин, характеризуя свою борьбу. Тем не менее заострение религиозной тематики вызывало дополнительную напряженность в лагере восстания, которая иногда, как на улицах Дели, переходила в кровавые столкновения между сипаями и моджахедами.
Несомненно, миссионеры дали основания для религиозных страхов. Призывы с их стороны к форсированной христианизации страны были нередкими. А с началом восстания они стали превращаться в призывы к мести во имя Христа. И напротив, христианское милосердие исключалось для восставших. В истории осталось имя некоего британского солдата Уоллеса по прозвищу «квакер», который, орудуя штыком, напевал 116-й псалом. Все же британцы победили не благодаря своей религии, а по чисто прагматическим причинам. Они исправно платили жалование своим солдатам и благодаря этому создали дисциплинированное наемное войско, на четыре пятых состоявшее из сикхов, патанов и мусульман Пенджаба. А полуголодным, не имевшим единого командования повстанцам не помогла и религиозная вера, будь то ислам или индуизм.
«Религия не могла быть единственным фактором, видимо, ее нельзя считать и важнейшим; но игнорировать ее силу и значение по крайней мере в риторике, призванной оправдать восстание, не следует» - заключает Далримпл (050, с. 38).
1 Так называли сипаев. - Прим. реф.
Р.П. Сингх (Делийский университет) (051) начинает свой историографический очерк с Кея как основоположника «официальной истории восстания». Кей опирался не только на свои убеждения, но и на большой архивный материал. Вопреки представлениям своего времени о конфликте между колониальной властью и солдатами Кей видел за выступлением последних глубокое недовольство индийского общества. Англичане «оттолкнули аристократию и священноcлужителей (priesthood)1 и в то же время не сумели привлечь крестьян-собственников» (051, с. 44-45).
Повествование Кея довел до конца восстания полковник Дж.Б. Меллисон (Malleson). Под его пером «История сипайской войны в Индии» (заглавие Кея) превратилась в «Историю индийского мятежа». Под этим названием их общий шеститомный труд вышел в 1878 г. Меллисон критиковал гражданскую администрацию за невнимание к недовольству местного населения, а также персонально Ч.Дж. Каннинга2 за недостаток «решительности» и «жесткости» в подавлении восстания.
Общей чертой большинства английских изданий первых десятилетий было изображение восстания как учиненной мятежными солдатами бойни, жертвами которой стали гражданское население, дети и женщины, а кровавого подавления восстания как справедливого возмездия3. Даже профессиональные историки не могли скрыть при этом «торжества и восторга» в описании репрессий. Лишь в Индии отметили: если европейцы пострадали от «неуправляемой солдатни», то «жестокость британских репрессий направлялась властью» (051, с. 46).
Становилось очевидным, что «только индиец может написать сагу об этих судьбоносных годах»4; и «первой полноценной индийской версией событий 1857 г.» (051, с. 46) стало сочинение В. Д. Саваркара «Война за независимость Индии». Ему предшест-
1 В Индии не было особого духовного сословия. Английский историк переносит на колониальное общество европейские, в данном случае христианские, категории. - Прим. реф.
2 Генерал-губернатор Индии в 1856-1862 гг. - Прим. реф.
3 Mukherjee R. Spectre of violence: The 1857 Kanpur massacre. - Delhi, 1998; Judd D. The Lion and the Tiger. - Oxford, 2004; Chakravarty J. The Indian mutiny and British imagination. - Cambridge, 2006. (051, c. 55).
4 Mehta A. 1857: The great rebellion. - Bombay, 1946. - P. 8 (051, c. 56).
вовала книга Сайида Ахмад-Хана1 «Risalah Asbab-i- Baghawat-i-Hind», изданная в 1873 г. по-английски как «Причины восстания в Индии» (051, с. 56). Однако этот автор исходил из незыблемости британской власти в Индии, тогда как Саваркар вдохновлялся примерами освободительных движений в Европе и особенно Американской войной за независимость.
Написанная к 50-летию восстания книга была переведена на английский и опубликована в 1909 г. в Нидерландах, но запрещена к распространению в Индии, а сам автор в 1911 г. был отправлен в пожизненную ссылку на Андаманские острова2. Профессиональные историки дистанцировались от книги Саваркара, и даже деятель освободительного движения Ашока Мехта утверждал, что на ней «лежит печать незрелости, это скорее манифест, чем серьезное историческое исследование» (051, с. 48). Но книга послужила источником вдохновения для новых поколений индийских историков, стремившихся по призыву Саваркара найти местные источники, отклики очевидцев и подкрепить концепцию войны за независимость.
Напротив, британская историография второго 50-летия придерживалась первоначальных позиций. Характерна, например, оценка подавления восстания автором трехтомного труда «Индийский мятеж» (1912) Дж.У. Форрестом: «Правосудие состоялось. Пощадили тех, кто не был замешан в преднамеренных убийствах. Страна была очищена от крови». В. Смит в «Оксфордской истории Индии» (1920) утверждал, что восстание было лишь «одним из эпизодов в серии мятежей первой половины XIX века» (051, с. 49).
Версия военного мятежа сохранялась и в «Кембриджской истории Индии» (1932). Авторы анализировали социальный состав сипайского войска, обращая внимание на преобладание высших каст. Глава о восстании, написанная Т.Р. Xолмсом, представляла «клинический отчет военных операций», предпринятых для подавления восстания. Автор уверял, что, «кроме нескольких изолированных районов, гражданские беспорядки нигде не переходили в восстание» (051, с. 51).
1 Религиозный реформатор и основатель мусульманского просветительского движения. - Прим. реф.
2 Был приговорен к каторге по обвинению в террористической деятельности. - Прим. реф.
В общем потоке выделяется книга Э. Томпсона и Дж. Гэррета1. Томпсон еще в работе 1923 г. «Другая сторона медали» отверг обвинение сипаев в насилии против женщин и детей. В новой книге опровергалось мнение о разгуле насилия со стороны повстанцев. В то же время авторы указывали на недисциплинированность отрядов восставших и отсутствие авторитетного руководства как важнейшую причину поражения. По мнению авторов, участие крестьян ограничивалось теми районами, в которых комплектовалась Бенгальская армия сипаев.
Лидеры национального движения в своих исторических сочинениях отмечали отсутствие в историографии «индийской точки зрения» и вместе с тем невыраженность национально-освободительного содержания в самом восстании. Дж. Неру подчеркивал консервативность движения. По его словам, это была «последняя отчаянная попытка старого режима вернуть власть», хотя и опиравшаяся на «широко распространенное чувство враждебности к иностранцам» (051, с. 52).
Сходными были оценки левых кругов. Р. Палм Датт2 в издании 1940 г. вообще не упоминал о восстании, а в работе 1949 г. подчеркивал его «реакционный характер». Однако левым пришлось считаться с мнением Маркса. В 1959 г. московское издательство «Прогресс» опубликовало его статьи в «Нью-Йорк дейли трибьюн» 1858-1859 гг.; основоположник без обиняков называл восстание «национально-освободительным» (051, с. 52).
В независимой Индии утвердилась и господствовала на юбилейных мероприятиях 1957 г. точка зрения, что восстание - «величайшее событие» индийской политической истории. Правительство поручило С.Н. Сену написать официальную историю восстания с упором на единство индусов и мусульман. Эту задачу Сен выполнил, при этом показав, что единство носило чисто спонтанный характер и что «при отсутствии какой-либо политической идеологии и территориального патриотизма» религия оставалась единственным объединяющим фактором3.
1 Tompson E., Garratt J.T. The rise and fulfillment of British rule in India. - Allahabad, 1958. - Переизд.: 1934 (051, c. 56).
Индиец по происхождению, длительное время лидер компартии Великобритании. - Прим. реф.
3 Sen S.N. Eighteen Fifty-Seven. - Delhi, 1957 (051, c. 57).
С Сеном солидаризовался другой «официальный историк освободительного движения» Тара Чанд, который утверждал, что у восставших не было «никакого представления о более совершенном социальном строе или политической системе» и, соответственно, оно представляло «спонтанный почти случайный взрыв» (051, с. 53-54). Р.С. Маджумдар отверг не только точку зрения о межконфессиональном единстве восставших, но вообще о «национальной войне». Однако он признавал, что восстание вдохновляло увенчавшуюся победой борьбу за независимость. По его словам, память о восстании больше способствовала падению колониального правления, чем само восстание1.
Иной позиции придерживался коллега Маджумдара С.Б. Чоудхари2. Ссылаясь на источники преимущественно из Авад-ха3, он считал восстание «социально-политическим феноменом», а его предпосылкой - недовольство новой системой поземельного налогообложения, которое объединило представителей различных каст и конфессий. Чоудхари цитировал заявление совета директоров Ост-Индской компании: «Мятеж подтверждает опасение, что возможна революция, которая объединит против нас брахманов и шудр, мусульман и индусов» (051, с. 54).
Среднюю позицию занял П.С. Джоши. Назвав свою вводную статью к материалам юбилейного симпозиума4 «Восстание 1857», он «избежал проблемы, которая возникала с названием "война за независимость"». Ученый был убежден, что «восстание было столь же неизбежным, как и его поражение» (051, с. 55).
Свою точку зрения на восстание 1857 г. излагает почетный профессор Мусульманского университета в г. Алигархе И. Хабиб (052). Восстание должно рассматриваться в контексте «мировой истории империализма», утверждает ученый, ссылаясь на мнение Маркса и Энгельса о повороте колониальной политики от присвое-
1 History of freedom movement in India. - Calcutta, 1962. - Vol. I: / Ed. Ma-jumdar R.C.; Vol.2: / Ed. Chand T. - Delhi, 1967. (051, c. 57).
2 Choudhury S.B. Civil rebellion in the Indian mutinies, 1857-1859. - Calcutta, 1957 (051, c. 57).
Авадх (Ауд) был аннексирован Ост-Индской компанией в 1856 г., в результате чего княжество сделалось одним из важнейших очагов восстания. -Прим. реф.
4 Rebellion, 1857: A symposium / Ed. Joshi P.C. - Delhi, 1957 (051, c. 57).
ния метрополиями дешевого импорта к превращению колоний в рынок сбыта. На рубеже XIX в. возник «фритредерский империализм», против которого и было направлено восстание (052, с. 58-59).
Требует пересмотра высказанное Дж. Неру мнение о феодальном характере восстания. Восстанию, несомненно, были присущи элементы «модерности». Это касалось прежде всего основной силы восстания Бенгальской армии, которая являлась «самой современной армией к востоку от Суэца» (052, с. 60). В ходе восстания сипаи проявили эти качества, создавая демократические институты в виде комитетов и советов. Они избирали своих командиров, присваивая им звания капитанов, полковников, генералов.
Идеи «модерности» распространялись и среди образованных городских слоев. Об этом свидетельствует местная пресса. В «Дели урду ахбар» публиковались обращения к «согражданам», восставших именовали «армией Индии (Fauj-i-Hindustani)» (052, с. 61). Звучали характерные социальные требования вроде предоставления возможностей выдвижения для «образованных и способных» людей. В воззвании Фероз-Шаха 25 августа 1857 г. говорилось об обеспечении работой ткачей, оставшихся без средств существования из-за британского экспорта.
Несмотря на постоянное обращение предводителей к религиозной угрозе, «теократическое влияние» на них не прослеживается. Справедливо мнение Раджата Рая1 о том, что «религия заполнила идеологический вакуум в отсутствии сформировавшейся концепции индийской нации» (052, с. 62).
Что касается участия крестьян, то Маркс не случайно сравнивал восстание с Французской революцией. Крестьяне и мелкие собственники многих районов Индии были затронуты новым земельно-налоговым уложением2. Конечно, нельзя утверждать, что восстание превращалось в «крестьянскую /и таким образом, антифеодальную. - И. Хабиб/ борьбу против местного лендлордизма и
1 Ray R.K. The felt community: Communality a. mentality before the emergence of Indian nationalism. -Delhi, 2003 (052, c. 66).
2 Это «временное заминдарство» предусматривало и наделение землей, и высокий налог, и жесткую систему сбора - продажу земли недоимщика с аукциона. - Прим. реф.
иностранного империализма»1. Большинство предводителей восстания были из «класса феодалов», но в ходе восстания в их сознании происходили «фундаментальные перемены». «Было бы неисторичным характеризовать восстание как феодальное или как буржуазное. Время для одного уже прошло, для другого еще не наступило». В природе восстания «модерные или квазимодерные черты» сливались с феодальными (052, с. 64-65).
Т. Рой (Школа проблем управления в Объединенных Арабских Эмиратах, г. Дубаи) (053) подчеркивает, что «индийские тексты 1857-1858 гг. историкам еще предстоит изучить». «Чтобы обозреть события 1857 г. через 150 лет, необходимо обратиться к этим неуслышанным голосам из прошлого» (053, с. 235).
Рой излагает с комментариями неопубликованный и неиспользованный в исторической литературе документ, сохранившийся в бумагах Дж. Кея в Библиотеке Министерства по делам Индии (Indian office library) в Лондоне. Этот пространный (свыше 100 страниц) рукописный текст под названием «Наставление ^dvice) от Шахской (royal) армии» был обращением к «братьям по вере во всей Индии, индуистам, как и мусульманам» (053, с. 226). Он датирован 15 сентября 1857 г., временем подъема движения, и потому проникнут оптимизмом.
Подобно другим повстанческим воззваниям этого периода, успех восставших объясняется волей Бога, тем, что Провидение перешло от британцев на сторону индийцев. Британское правление, утверждается в тексте, было установлено с Божьего соизволения. Благодать сошла на британцев за то, что они «во-первых, были верны своим обещаниям и обязательствам, во-вторых... строили дороги и обеспечили безопасность. путешествующим, в-третьих, вершили суд без снисхождения к соплеменникам». Теперь, продолжали авторы текста, они нарушили свои обязательства. Некий бабу (скорее всего клерк колониальной администрации в Бенгалии) насчитал до 1848 г. 155 тысяч случаев британского «вероломства» (053, с. 226). Они обложили путешествующих тяжелыми дорожными налогами, а после поражения в Афганистане решили уничто-
1 Такая формулировка была предложена Талмизом Халдуном и оспорена Джоши (Rebellion, 1857: A symposium. - Р. 52, 200-201) (053, с. 66).
жить мусульманскую религию. Главное, они нарушили договоры с местными правителями и довели тех до полного упадка.
Кроме политических, британцам предъявлялись обвинения социо-культурного характера, в том, что они вторглись в дома индийцев и создали угрозу для социального порядка и нравственности мусульман и индусов. В доказательство приводились как многочисленные случаи из реальной жизни, так и малодостоверные слухи. Некий чиновник будто бы прямо заявлял, что целью Компании является обращение всех индийцев, начиная с армии, в христианство. Такой цели соответствовало образование, делавшее учеников «безразличными к своей вере» (053, с. 227).
Многообразными способами британцы подрывали кастовый порядок, в частности тем, что вступали в связь с местными женщинами, которые производили на свет «детей, не принадлежавших к какой-либо касте (half caste children)» (там же), или же перешли к назначению на солидные посты в администрации «людей самых низких каст» (054, с. 229). С возмущением описывалось равенство перед колониальным судом представителей высоких и низких каст, приводился пример осуждения индийца, сестра которого вступила в связь с низкокастовым человеком, а он за это попытался того убить.
Много места в разоблачении британцев занимало то, что их правителем оказалась женщина, а ее муж не имел никакого отношения к власти и даже, по уверению авторов, не имел публичного доступа к ней самой при отправлении этой власти. Недоумение вызывало то, что мужем королевы был иностранец1, а то, что ее приближенным был слуга-эфиоп, давало повод для предположений об обращении королевы в язычество. Эти и им подобные аргументы должны были, по замыслу авторов, показать несовместимость британской системы с социальными порядками и моральными нормами индийцев.
«Плохое управление, угнетение, нарушение договоров, злые намерения, шовинизм (bigotry), крайняя враждебность к местному населению Индии, самомнение, наглое высокомерие - одного из этих пороков было бы достаточно для падения Империи, но так
1 Мужем королевы Виктории был немец, но в документе он назван французом. - Прим. реф.
случилось, что все они оказались сконцентрированы в британском характере», - такой итог подводился в тексте документа (053, с. 230).
Рой отмечает в документе соединение двух видов повстанческой публицистики - той, что была предназначена для индийской элиты, и той, которая распространялась среди простых людей и использовала популярные литературные жанры.
С.З.Х. Джафри (Делийский университет) (054) пишет: «События 1857 г. и причины поражения восстания в общем описаны с точки зрения победителей. Это само по себе не значит, что эти работы ошибочны, однако они не дают полной картины... ибо при таком подходе устремлениям повстанческих лидеров так же, как причинам поражения, уделяется второстепенное внимание» (054, с. 237-238).
В то же время обращение к местным источникам сдерживается языковым барьером: большинство англоязычных историков, в том числе в независимой Индии, не владеют урду. Так, большинство источников, используемых в литературе для характеристики выдающегося предводителя восставших Ахмадуллы Шаха, - это донесения британских офицеров. Между тем сохранилась его биография (стихотворная), написанная одним из его последователей Ф.М. Таибом, которая имеет исключительное значение для понимания представлений Ахмадуллы Шаха о значении имамата, необходимости джихада, роли моджахедов. Единственный ученый, который полноценно использовал этот источник, - С.М. Хак, пакистанец; и его изданная в Пакистане книга1 в течение десятилетий оставалась недоступной индийским историкам.
Сайид Ахмад Али Хан (подлинное имя Ахмадуллы Шаха), родившийся во втором десятилетии Х1Х в., был сыном правителя (наваба) Чинапаттана. Получил хорошее образование, в том числе навыки в военном деле. Сватаясь к дочери низама Хайдерабада, провел военную экспедицию против непокорного тому раджи, снискав военную славу и приобретя первых местных врагов. Посетил Лондон, затем Мекку и Медину и по возвращении в Индии обнаружил склонность к суфизму. От суфийского учителя получил имя Ахмадуллы Шаха и после обучения перебрался в Агру. Здесь он начал проповедь джихада. «Он дервиш только по названию, -
1 Haq S.M. The great revolution of 1857. - Karachi, 1968 (055, c. 254).
сообщал британский источник, - а на самом деле князь (prince) и готовит массы к войне с правительством» (054, с. 245).
Ахмадулла Шах продолжал свои проповеди в Лакхнау, столице незадолго до того аннексированного султаната Авадх. Отмечая их дерзость, британские источники считали тем не менее, что проповедник «неспособен что-либо предпринять». Когда же Ахмадулла перебрался со своими сторонниками в Файзабад, власти потребовали их разоружения, а после отказа арестовали.
8 июня 1857 г. после восстания в Файзабаде он был освобожден и стал местным предводителем. Однако его распоряжение о разрушении местного индуистского храма, сооруженного на месте снесенной по велению наваба Авадха мечети, вызвало возмущение жрецов и обеспокоило индусов. Тем не менее сипаи примкнули к его отряду, и при первом столкновении с британцами при Чинхате 30 июня Ахмадулла Шах одержал победу. Однако, преследуя противника, он оказался покинутым союзниками.
Затем начались конфликты между ним и избранным повстанческим лидером Бирджисом Кадаром. При нападении на гуркхов, возвращавшихся в Непал с награбленным в Индии добром, Ахма-дулла Шах вновь не получил поддержки. 15 марта 1858 г. он провозгласил себя независимым правителем и короновался в Мухам-мади, но в конце концов погиб из-за измены местного раджи.
Пропаганда таких проповедников джихада, как Ахмадулла Шах, в общем неплохо подготовила повстанцев, и британские офицеры отмечали особую ярость тех, кто шел в бой под лозунгом джихада с криками «дин, дин»1 (054, с. 252).
Д.К.Л. Чоудхари (Джамия Миллия Исламия, г. Дели) (055) критикует расхожее представление о выдающейся роли телеграфной связи. Действительно, глава британской администрации в Пенджабе Дж. Лоуренс (сыгравший заметную роль в спасении британского владычества) провозгласил: «Телеграф спас нас». Конкретно имелась в виду телеграмма евразийского2 подростка-оператора, предупредившего о мятеже в Мируте (Мератх). Но другой чиновник из Пенджаба выступил с обобщением: «Электрический телеграф спас Индию». В свою очередь некий повстанец, ожидав-
1 Примерно: «Да здравствует религия!». - Прим. реф.
2 Имеются в виду дети смешанного происхождения. - Прим реф.
ший повешения, указывая на телеграфный провод, сказал: «Вот этой проклятой (accursed) проволокой они нас удушили» (055, с. 262).
Чоудхари считает такое представление большим преувеличением. Для телеграфа, подобно другим средствам связи, восстание 1857 г. ознаменовалось серьезным кризисом. Прежде всего отмечались технические дефекты, например, отсутствие надежной изоляции кабеля. Еще серьезнее были недостатки в схеме связи. Существовавшие к 1857 г. линии связывали Калькутту, центр колониальной администрации, с Пешаваром и Мадрас с Бомбеем, пересекаясь при продолжении в Агре, тогда как по логике требовалось соединить эти две линии дублирующей связью Нагпур - Бомбей и Нагпур -Аллахабад (055, с. 268). Кроме того, телеграфная связь была совмещена с традиционными для страны путями сообщения: проходила через крупные города, а не через малодоступные районы. Это делало телеграфные сети уязвимыми, повстанцы просто выводили их из строя, заодно убивая операторов.
Сопровождавшая восстание информационная война включала и такие элементы, как цензура и перехват корреспонденции местных деятелей, которая могла стать взрывоопасной. Британской администрации приходилось заниматься и предотвращением панических слухов, «контролем за паникой». В то же время и из британского лагеря порой исходили провокационные сообщения. Так, в редакционной статье в «Бомбей телеграф курьер» от 2 декабря 1856 г. утверждалось, что Империя должна «поглотить» все местные владения (055, с. 269).
В целом «коммуникационный кризис» 1857 г. - одно из свидетельств того, что восстание было «последней стадией старого порядка» (055, с. 278), «последней из средневековых войн и частью болезненного перехода к Новому времени» (055, с. 272), но все же не революцией, хотя бы «неудачной»1. Характерно, что повстанцы (в отличие от санталов2) почувствовали значение нового средства связи, однако использовали телеграфные станции только на детали для изготовления самодельных пушек.
1 Чоудхари имеет в виду мнение английского историка Э. Стоукса, сопоставлявшего восстание в Индии с революциями 1848 г. в Европе (Stokes E. The peasant and the Raj: Studies in agrarian society and peasant rebellion in colonial India. -Cambridge, 1978) (055, c. 261).
2 Санталы во время своего восстания не трогали телеграф.
К. Рой (Президентский колледж, г. Колката) (056) анализирует боеспособность восставших с целью установить причины их поражения. Этот вопрос напрямую связан с определением характера восстания, а здесь нет общего мнения: «Для колониальной администрации 1857 год был чисто военным мятежом, в представлении националистических ученых - первое в истории Индии освободительное движение; либеральные марксисты1 характеризовали 1857 г. как крестьянское выступление (upsurge); а для сабалтернистов2 это было народное восстание (uprising). Таким образом, природа 1857 г. продолжает ускользать от историков» (056, с. 284).
Британская историография, особенно начального периода, была переполнена описанием подвигов англичан, благодаря своей доблести одолевавших многократно превосходившие их численно повстанческие войска. И это вполне отвечало донесениям и отчетам британских военачальников. Фельдмаршал (впоследствии) Ро-бертс Кандагарский в своих мемуарах утверждал, что победу на полях сражений обеспечивали «британская стойкость и решимость» (056, с. 285). В общем британцы-очевидцы были склонны подчеркивать решающую роль своего морального превосходства. Автор стремится установить истину, опираясь на эти мемуары, а также на официальные документы, отчеты журналистов и немногочисленные местные источники.
Ядром восстания были подразделения Бенгальской армии, они составляли большинство из 73 полков Ост-Индской компании, выступивших против ее правления. Кроме Бенгальской, военные силы Компании включали Бомбейскую и Мадрасскую армии, а также Пенджабскую пограничную стражу. Всего эти формирования насчитывали 257 тысяч пехоты и кавалерии. На полк местного комплектования приходилось 24 британских офицера в пехоте и 22 в кавалерии; в нерегулярных частях общей численностью в 54 тысячи было по три британца на часть. Британские формирования насчитывали 36 тысяч солдат (056, с. 285-286).
1 Видимо, имеются в виду либеральные историки, находившиеся под влиянием марксизма (Э. Стоукс). - Прим. реф.
2 SubdHem studies - леворадикальное направление в историографии, использовавшее категории классового анализа. Распространилось в Индии в конце 1960-х годов. - Прим. реф.
Регулярные индийские части Компании были неплохо укомплектованы, вооружены, обучены и дисциплинированы, тогда как собранная индийскими правителями и заминдарами вспомогательная сила была вооружена преимущественно холодным оружием. Однако у сипаев не хватало артиллерии, особенно осадных и полевых орудий, а у их командиров тактической выучки и опыта командования крупными формированиями, поскольку предельный чин, до которого мог дослужиться индиец, был субедар-майор. Недостаток опыта больше всего сказывался при необходимости комбинирования действий различных частей и родов войск, особенно пехоты и артиллерии.
У британцев было серьезное преимущество в качестве стрелкового вооружения благодаря применению новых запалов, позволявших на порядок снизить число осечек, а главное - нарезного оружия («винтовок Энфилда»)1. Смертоносным оружием в ближнем бою стали револьверы британских офицеров. Все же «технологический детерминизм неприемлем» (056, с. 302). Действовали и другие факторы.
В формировании и комплектовании повстанческих сил соединялись «принципы традиционности и модерности» (056, с. 289). Регулярные части восставших сохранили структуру (заодно и красные мундиры) британской армии, получив новые наименования: полк (1000 человек) - палтан, батальон (500) - улус, рота (100) -тумун, взвод (10) - даста. По-новому именовались и офицерские звания: полковник - кумадан, подполковник - улусдар, майор -тумундар, сержант - джамадар (056, с. 302).
Между тем в целом повстанцы представляли очень пеструю картину. Британские офицеры, наряду с сипаями, выделяли гази2 -мусульманских добровольцев. По одному из описаний «это были красивые седобородые пожилые мужчины с зелеными тюрбанами и кушаками и серебряной печаткой (signet-ring) с выгравированным на ней текстом из Корана. Они шли, втянув головы в плечи, и их
1 Как напоминает Рой, они с успехом использовались и в Крымской войне 1853-1855 гг. (против русской армии, у которой еще было гладкоствольное оружие). - Прим. реф.
2 «Воины»; в отличие от моджахедов этот термин не привязан к джихаду. -Прим. реф.
сабли сверкали, когда они размахивали ими над своей головой, крича "Дин! Дин!" и танцуя как сумасшедшие» (056, с. 289-290).
В большинстве же случаев вспомогательная сила формировалась по территориальному признаку: на основе вассальной подчиненности арендаторов заминдарам, а последних навабам, назимам и другим местным правителям. Среди ополченцев выделялись уволенные из колониальной армии солдаты. Их особенно много оказалось в Авадхе, который и стал одним из важнейших очагов восстания.
В целом, однако, предводителям восставших не удалось установить прочное господство над какой-либо территорией, и отсутствие такой базы помешало им наладить надежное снабжение и обеспечение своих войск. Повстанческие части не только не получали надлежащего жалованья, но порой оказывались без повседневного питания. Это, в свою очередь, имело многообразные неблагоприятные последствия. Повстанцы из нерегулярных формирований нередко занимались откровенным грабежом местного населения, что вызывало его отторжение. Особую роль сыграло недовольство торговцев. «Индийский коммерческий класс отказался поддержать повстанцев... Торговцы и ростовщики предпочли безопасность, которую обеспечивало правление Компании» (056, с. 303).
Не получая жалованья и пропитания, неся большие потери в сражениях, утрачивая боевой дух от постоянных поражений, повстанцы массово дезертировали, так что к решающим битвам силы восставших оказывались обескровленными. Повстанцам не удалось создать «стабильную государственную структуру», альтернативную правлению Ост-Индской компании. «Мы - храбрые солдаты, но мы не владеем искусством управления, необходимым, чтобы вести войну», - сказал Робертсу офицер-индиец. Этими словами Рой резюмирует свои выводы (там же).
А.В. Гордон
