2009.03.031. ПРОЗА А. СОЛЖЕНИЦЫНА 1990-х ГОДОВ: ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ МИР. ПОЭТИКА. КУЛЬТУРНЫЙ КОНТЕКСТ: Междунар. сб. науч. тр. / Отв. ред. Урманов А.В. -Благовещенск: БГПУ, 2008. 213 с.
Реферируемый сборник приурочен к 90-летию со дня рождения А.И. Солженицына (1918-2008) и включает статьи о произведениях, написанных или опубликованных в 1990-е годы («Крохотки», «Двучастные рассказы», «Литературная коллекция», «Угодило зернышко промеж двух жерновов», «Люби революцию», «Красное Колесо»).
Цикл миниатюр «Крохотки» (1996-1997), состоящий из девяти рассказов («Лиственница», «Молния», «Колокол Углича», «Колокольня», «Старение», «Позор», «Лихое зелье», «Утро», «Завеса»), рассматривают С.И. Красовская и А.А. Хитрая (Благовещенск). В статье С.И. Красовской характеризуются «дискурс и жанр» миниатюр. Риторичность их зачинов содействует «аффективности дискурса» как приема непосредственного воздействия на адресата. «Крохотки» принадлежат к искусству риторики, публичной речи, признаками которой являются логика убеждения и «украшенность» речи, далекой от повседневности (с. 15). Тон авторских высказываний - торжественно-возвышенный и негодующе-ироничный, сокрушающийся и укоряющий - побуждает читателя к активному осознанию нравственных ценностей. Не случайно финалы имеют «форму морального императива, вывода, убеждения, урока» (с. 16). И это сближает «Крохотки» с жанром проповеди.
В статье «Образ духовной стойкости в художественном слове Солженицына (на примере "Крохоток" 1990-х годов)» А.А. Хитрая пишет: «... развитие внутренних качеств, духовный рост возможны при способности личности "остояться" в тех или иных условиях, выдержать испытания»; при этом «слово "остояться" выражает моральную категорию "остойчивости", внутренней силы, воли человека» (с. 33). К другим нравственным категориям, характеризующим лучших персонажей миниатюр, относятся категории совести-покаяния, труда, ответственности и самоограничения. В «Крохотках» писатель «раздвигает рамки смыслового, символического, метафорического значения слова», используя принцип «лексического расширения», привлекая «диалектную, архаичную, просто-
речную лексику в художественную речь» и создавая тем самым «яркий, объемный образ духовной стойкости» личности (с. 41).
В статье «Приемы актуализации художественного слова в "Двучастных рассказах"» А.А. Хитрая анализирует произведения, отличающиеся своеобразием жанровой и композиционной структур. Взаимодействие в таком произведении двух частей, в каждой из которых речь идет о разных событиях, помогает выявить «одну ключевую проблему» (с. 128). Более глубокому раскрытию идейного смысла двучастных рассказов способствует актуализация определенных слов: «партизаны», «наши», «гунны», «Вандея» и др. При этом писатель активно пользуется графикой («варьирует шрифты, выделяет слово прописными буквами»1 и т.п.). Автор статьи рассматривает два приема графической актуализации - «курсив» и «разрядку», а также повтор слов. Все это «не только способствуют созданию образов бунтовщиков, красноармейцев, следователей ГПУ, отражает ментальные особенности нации, привлекает внимание читателей, запечатлевает литературную традицию, но демонстрирует действие принципа стереофонии». (Этот термин А.В. Урманов применил для характеристики повествовательной организации «Красного Колеса»2.) (с. 140). Совмещение голосов персонажей (крестьян-земледельцев, крестьян-красноармейцев и т.п.) и взглядов автора формирует объемную, динамичную картину мира.
Ж. Нива (Швейцария) в статье «О временной структуре "Красного Колеса"» пишет о стремлении Солженицына «стереоскопически» передавать весь калейдоскоп взглядов на «зыбь» событий, которая истолковывается его героями по-разному: для Вар-сонофьева это «дух низости», «балаган»; для Ковынёва - «общий разлом»; для Ольги Андозерской - «унижение всей России»; для генерала Корнилова - сговор с «шантрапой» (с. 43). Хаос и гармония составляют pro et contra произведения. Парадокс эпопеи - в «нарастающим дроблении» ее временной структуры; «узлы» событий становятся по мере повествования все больше по объему, но
1 Урманов А.В. Поэтика прозы Александра Солженицына. - М., 2000. -
С. 97.
2
Урманов А.В. Творчество Александра Солженицына. - М., 2003. - С. 308.
все уже по времени протекания (с. 44). В «Августе Четырнадцатого» «часы истории, миги в сложной цепи происшествий мобилизуют всю повествовательную энергию. Уточнение хронологии минута за минутой соответствует военному времени, а симультанность напоминает средневековые театральные спектакли. когда действие шло перед зрителем одновременно на разных уровнях» (с. 46). Солженицын, по наблюдению исследователя, «довел процесс исчезновения вымысла до полного конца» в результате отказа от воображения, от иронии и сатиры, от эмоций повествователя. Так, в произведении остается один лишь «событийный стержень». Ж. Нива отмечает в поэтике «Красного Колеса» «апорию», противодействие двух «полюсов»: есть «лаконичный» Солженицын и он же - «многослойный, стахановец архивного труда». Автор статьи видит здесь и «гениальность», и «неудачу» писателя, а «в неудаче -успех» (с. 49).
А.В. Урманов (Благовещенск) в статье «Распалась связь .имен: Антропонимика как форма воплощения авторских взглядов в "Красном Колесе" и "Двучастных рассказах"» пишет: «Выявление и анализ изменений в сфере антропонимики позволяет писателю лучше понять, объяснить скрытые процессы, происходящие в недрах российской истории, в духовной жизни общества, в сознании человека. В свою очередь, исследователю творчества А. Солженицына взгляд на эту проблему дает возможность увидеть направленность не только эстетической, но и мировоззренческой эволюции писателя» (с. 102-103). Изображая участников социально-исторических процессов от Гражданской войны до 1990-х годов, писатель исходил из убеждения, что имя является воплощением внутренней сущности человека. И в этом, считает А.В. Урманов, он был близок Флоренскому, видевшему в имени «онтологическую форму личности», «ее духовное и душевное строение»1 (с. 92). По мысли Солженицына, события российской жизни на разных этапах вынесли на поверхность людей с определенным набором качеств, которые нередко отражались в фамильных именах, и по этим востребованным эпохой именам можно определить сущность
1 Флоренский П.А. Имена // Социологические исследования. - М., 1990. -№ 8. - С. 138.
происходящих в стране событий. Так, в «Двучастных рассказах» писатель показал, что в послереволюционное время ускорился, приобрел масштабный характер «процесс вымывания... календарных, христианских по своему происхождению имен», который с избытком компенсировался введением огромного числа новых, советских имен, «отличавшихся от прежних своей идеологической направленностью и содержательно-формальной несуразностью» (с. 95). Однако когда грянула Великая Отечественная война, «экзотические антропонимы советской эпохи» оказались всерьез оттеснены традиционными именами - именно они и выражали «с наибольшей полнотой свойства личности, сам тип духовной организации защитников России» (с. 100). Таким образом, обобщает А.В. Урманов, «круг вновь замкнулся: распавшаяся было связь русских времен и имен в годину. страшных испытаний чудесным образом восстановилась (хотя и не навсегда). И это стало настоящим, рационально необъяснимым, Божьим чудом.» (с. 102).
В.В. Гуськов (Благовещенск) в статье «Многообразие связей рассказа "Эго" с исторической эпопеей "Красное Колесо"» характеризует творчество Солженицына как некое единство, «мегакон-струкцию с внутренними взаимосвязями» (с. 127), которые проявляются на разных уровнях: смысловом (информативном), хронотопном, персонажном, тематическом, концептуальном и др.
Ричард Темпест (Иллинойс, США) - автор эссе «Круги и параллели: К вопросу об интертекстуализме Солженицына» - рассматривает раннюю незаконченную повесть «Люби революцию», опубликованную только в 1999 г. Герой произведения является и ключевым персонажем будущего романа «В круге первом». Причем незавершенная повесть и роман сугубо автобиографичны: их общий протагонист Глеб Нержин выведен в двух разных временных контекстах. Исследователь анализирует развитие сюжетов, текстуальные переклички произведений на разных уровнях повествовательной ткани и высказывает следующее предположение: «.в "Круге первом" Нержин-Солженицын работает как раз над повестью "Люби Революцию", большая часть которой была написана именно в шарашке. В этом случае перед нами завершенный мета-текстуальный, мифоавтобиографический круг!» (с. 151).
Н.М. Щедрина (Москва) в статье «Авторское присутствие в "очерках изгнания" А. Солженицына "Угодило зёрнышко помимо
двух жерновов"» выделяет в этом произведении «две составляющие автора: повествователь и автор бытийно-философского типа. В свою очередь, налицо несколько ипостасей повествователя: автобиографический и лирический герой, субъект лирических переживаний и субъект повествования как объект собственного восприятия и изображения» (с. 164).
С.П. Оробий (Благовещенск) в статье «Взгляд на русскую литературу из 1990-х годов: "Литературная коллекция" А. Солженицына и "Бесконечный тупик" Д. Галковского. Опыт сопоставления» показывает концептуальную взаимосвязь критических дискурсов, принадлежащих принципиально разным писателям, демонстрирует неожиданное совпадение их представлений о природе русской классической словесности. Обнаружение своеобразного «интеллектуального диалога» позволяет очертить родственный авторам онтологический контекст, в котором становится возможным определенный риторический и тематический контрапункт. Исследователь видит в нем общую тенденцию русского литературного сознания, заставившую писателей выбрать из всего историко-литературного репертуара одни и те же «риторические фигуры» -Толстого, Достоевского, Чехова. Оба писателя сходны, например, в понимании автора «Вишневого сада» не как образца «тихой ясности», но как «неосвоенного проблемного поля». «Не создавший романов Чехов в контексте "Литературной коллекции" и "Бесконечного тупика" сам оказывается типично романным героем, не вмещающимся в упорядоченный "эпопейный мир" русской словесности, расшатывающим его своей неоднозначностью» (с. 199).
«Литературная коллекция» рассматривается также в статье Г.М. Алтынбаевой (Саратов) «Литературно-критическая деятельность А.И. Солженицына в 1990-е годы». Автор, в частности, пишет: «Проникая в замысел художника, Солженицын совершает попытки "домыслить", "переосмыслить" некоторые, как ему кажется, недоработанные детали, сцены, эпизоды» (с. 206). Так, в очерке о романе Ю. Тынянова «Смерть Вазир-Мухтара» он не видит «высоты общего понимания российской истории (где нашла бы место и оценка всей нашей закавказской завоевательной авантюры).» (цит. по: с. 207).
В статье С.В. Шешуновой (Междунар. ун-т «Дубна») «"Крохотки" 1990-х годов в английском переводе» речь идет об уникаль-
2009.03.031
- 185
ной хрестоматии - англоязычном сборнике, включающем произведения Солженицына от созданной в тюрьме поэмы «Дороженька» до публицистики последних лет1.
О.В. Михайлова
1 Cm.: The Solzhenitsyn reader: New and essential writings, 1947-2005 / Ed. by Ericson E., Mahoney Jr. a. D. - Wilmington, 2006. - 635 p.