CC BY
34
Прикладное языкознание
2008.01.020. ИВАНЕНКО Г.С. ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ЭКСПЕРТИЗА В ПРОЦЕССАХ ПО ЗАЩИТЕ ЧЕСТИ, ДОСТОИНСТВА, ДЕЛОВОЙ РЕПУТАЦИИ. - Челябинск: Полиграф-Мастер, 2006. - 227 с. - Библиогр.: с. 202-217.
В монографии предпринята попытка соотнести категории и терминологию лингвистики и юриспруденции в рамках лингвистической экспертизы, являющейся основным доказательным средством при судебном разрешении информационных конфликтов, Предлага.тся концепция и структура лингвистической экспертизы конфликтного дискурса.
Работа состоит из предисловия, введения, четырех глав (I. Лингвистическая экспертиза как особый вид научного исследования; II. Декодировка конфликтного текста; III. Информационная природа сведений; IV. Инвектива как правонарушение), заключения и приложения.
В работе, в частности, подчеркивается, что одна из главных задач лингвиста в ходе осуществления судебного лингвистического исследования семантического типа, в частности в процессах о защите чести, достоинства, деловой репутации, - декодировка конфликтного текста в дискурсе. Осуществляя декодировку с целью установить инвариантный смысл воспринятой реципиентами информации, лингвист неизбежно обращается к теории имплицитных смыслов, к теории пресуппозиций. В работе показано, что не все аспекты пресуппозиции, не все понимания могут быть практически применены в данном типе лингвистического исследования. Признание «неграмматичных», «бессмысленных» высказываний выведет из сферы анализа предложения, в реальной речевой практике выполнившие определенную прагматическую функцию, что не отвечает цели и задачам судебной лингвистической экспертизы и противоречит логике осмысления реального дискурса.
«Неграмматичность» конфликтного высказывания или текста в широком смысле может вызвать амфиболию, которую лингвист должен отразить в своем анализе, с тем чтобы учесть все возможные варианты декодировки текста в дискурсе. Правовые последст-
вия амфиболии в процессах по защите чести, достоинства и деловой репутации различного типа также различны.
При декодировке текста ключевым вопросом является вопрос о референциальной сотнесенности высказывания с лицом (физическим или юридическим), который лингвист-аналитик должен решать в соответствии с законами реального восприятия информации реципиентами, т.е. с учетом всех скрытых факторов референции: вербальных и невербальных, дискурсивных, тематических, композиционных, пресуппозитивных. Формально-грамматический анализ не позволяет осуществить должным образом указанную декодировку.
Вопрос о порочащем/непорочащем характере распространенных сведений автор считает находящимся на грани лингвистической компетенции. В сферу компетенции лингвиста попадает экспликация скрытой информации, ее же нравственная оценка возможна только с точки зрения воспринятых экспертом бытующих на настоящий момент в обществе представлений. Отмечается, что продуктивным для лингвиста-эксперта является не поиск находящихся за пределами лингвистики этических оценок, а определение информационной природы (фактуальной или оценочной) распространенных высказываний.
Дифференциация фактуальных и оценочных сведений - необходимый структурный компонент лингвистического судебного заключения по процессам о защите чести, достоинства и деловой репутации, определенный правовыми нормами. При осуществлении такой дифференциации необходимо учитывать комплексность реализации в языковых единицах номинативной и коннотативной составляющих, поэтому научно обоснованным является не разделение самих языковых единиц на фактуальные и оценочные (в правовом аспекте), номинативные и коннотативные, дескриптивные и недискриптивные (в лингвистическом аспекте), а выявление в рамках одних и тех же языковых единиц в результате семно-го, семантического и стилистического анализов событийной (объективной) и оценочно-экспрессивно-эмоциональной (субъективной) составляющих.
Востребованная дифференциация фактуального/оценочного обусловила обращение к лингвистическим категориям, характеризующим отношение высказывания к действительности. Истинность/ложность как гносеологические категории не могут быть
установлены лингвистическими методами и в качестве лингвистических категорий имеют отношение только к форме представления информации как объективной или субъективной. В этом аспекте возникает и новый взгляд на модальность реальности/ирреальности как на категорию, отражающую соотнесение высказывания с действительностью с точки зрения прагматического субъекта: реальная модальность указывает на те компоненты смысла, которые утверждаются как фактуально имеющие место в реальной действительности, ирреальная модальность указывает на компоненты смысла, представленные как возможные, субъективные, предполагаемые, мыслимые - не имеющие места в реальной предмедметно-событийной действительности.
Фактуальная информация реализуется в двух основных своих разновидностях: событийной и описательной. Нефактуальная информация реализуется в виде мнения, прогноза, вывода, обобщения. Ссылки на неназванный источник не меняют информационной природы сведений. Показатели субъективной модальности могут вступать в противоречие с логико-прагматической природой информации.
Утверждение (как юрислингвистическая категория) имеет не формально-грамматическую, а семантико-прагматическую природу. Способность предложения выражать «утверждение о...» не ограничена никакими формальными показателями. Утверждение о событии может осуществляться и вопросительным предложением, и побудительным, и предложением с нереальной модальностью, с глаголом-предикатом в форме условного или повелительного наклонения, изъявительного в любой форме времени, односоставным предложением.
Переходя к собственно правовым вопросам, автор отмечает, что в соответствии с лингвистической трактовкой законодательного определения оскорбления, последнее предполагает: 1) умаление чести и достоинсва лица; 2) неприличную форму выражения - при этом первый и второй признаки могут соотноситься и как рядопо-ложенные (лицу приписали совершение противоправных или аморальных действий, и сделали это в неприличной форме), и как взимопоглощающие (неприличная форма и есть средство умаления чести и достоинства). При этом оскорбление понимается не только как характеристика, но и как выражение отношения к лицу.
Под неприличной формой выражения любого типа информации (сообщения или суждения) вполне логично понимать такую форму выражения, которая нарушает не только и не столько языковые, сколько коммуникативные нормы, сложившиеся в лингво-культурном пространстве в настоящий момент.
Представление о множественности таких норм, обусловленных различными обстоятельствами, лингвист-эксперт непременно должен учитывать, однако специфика судебного лингвистического заключения требует определить в качестве отправной точки для оценки допустимости избранного речевого кода коммуниканта универсальный речевой код - речевую норму, принятую в обществе для употребления в публичных местах. Единственный универсальный критерий соответствия/несоответствия использованных языковых средств публичной норме - стилистические пометы в словарях.
Инвективные языковые средства делятся на основании отношения к языковой норме на литературные и нелитературные, на основании средства выражения - на номинативные и сверхноминативные. Номинативные инвективы выражаются лексемами и фразеологизмами, сверхноминативные - аллюзиями, подтекстом, эвфемизмами. В связи с этим автор подчеркивает, что объектом исследования на предмет оскорбительности должны быть не только слова и фразеологизмы, но и тексты, содержащие инвективу не формального, а содержательного характера. В то же время было бы неоправданным чрезмерно широкое понимание инвективы. Стилистически сниженное языковое средство, не характеризующее лицо с правовых или нравственных позиций, не может рассматриваться как оскорбительное, хотя оно может и оскорблять чей-либо эстетический вкус.
А.М. Кузнецов
