CC BY
11
ЮЖНАЯ, ЮГО-ВОСТОЧНАЯ И ВОСТОЧНАЯ
АЗИЯ
СОЦИАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
2007.04.036. ГИЙО Ж. НОВЫЕ СОЦИАЛЬНЫЕ КЛАССЫ КИТАЯ: КАК РАССМАТРИВАТЬ НЕРАВЕНСТВО? GUIHEUX G. Les nouvelles classes sociales chinoises: Comment penses les inégalites? // Etudes de la documentation française. - P., 2006/2007. - N 5239/5240. - P. 17-32.
«25 лет экономических реформ привели в движение китайское общество и создали возможность социальной мобильности -как восходящей, так и нисходящей» (с. 17). Количественными показателями происшедших изменений служат отношение доходов горожан и крестьян, с одной стороны, и коэффициент Джини1 - с другой. Первый показатель увеличился с 1,8 в середине 1980-х годов до 2,8 в 1995 г. и 3,1 в 2002 г., причем без учета неденежных доходов, так что реальный разрыв должен быть еще больше.
В 2002 г. коэффициент Джини был 0,454, что ставит Китай между Индией и США. 1% населения с самыми высокими доходами получает 6,1% всех доходов (на 0,5% больше, чем в 1995 г.), 5% населения с самыми высокими доходами - 20% (на 1,1% больше, чем в 1995 г.), 10% наиболее обеспеченного населения - 32% всех доходов (на 1,2% больше). Таким образом, четко выражена тенденция к перераспределению доходов в пользу наиболее обеспеченных семей. Причем в большинстве своем - это горожане.
Начиная с 1997 г. прирост доходов сельских жителей составлял лишь 20% прироста у горожан. «Власти осознают, что этот чрезмерный разрыв в доходах может помешать политике экономического развития, так как он препятствует развитию внутреннего
1 Чем ближе показатель к 0, тем меньше неравенство доходов, чем ближе к 1, тем больше неравенство.
рынка и создает угрозу социальной и политической стабильности. Так как большинство населения остается сельским (58% в 2004 г.), большинство обозревателей как в Китае, так и за его пределами сходится во мнении, что растущий разрыв в благосостоянии между сельскими и городскими зонами становится критическим вопросом» (там же).
В последние 10 лет социальная стратификация занимала центральное место в исследованиях китайских социологов. Наиболее авторитетная организация - Академия общественных наук Китая (Пекин) трижды проводила (в 1988, 1995 и 2002 гг.) национальное обследование по проблеме неравенства, результаты которого были изложены в двух томах, опубликованных в 2002 и 2004 гг. Коллектив авторов ставил своей задачей доказать, что структура китайского общества существенно усложнилась. Если раньше оно состояло из «двух классов и одной страты», или слоя (рабочие, крестьяне и интеллектуалы), то теперь, согласно их классификации, в нем можно выделить 10 страт. Авторы отошли от марксистского деления общества на классы, находящиеся в непримиримом конфликте. Опираясь на данные опросов, они рисуют более реалистичную картину. Вместо прежних понятий классов и классовой борьбы они предпочитают говорить о стратах, между которыми не возникают насильственные конфликты.
Используя новые инструменты, соответствующие новому видению реальности, авторы упомянутых исследований выявляют 10 страт, образующих социальную лестницу1, на верхней ступени которой находятся высшие чиновники, а в самом внизу - безработные.
Руководящие партийные и правительственные чиновники (включая руководителей провинций и муниципальные власти) -это особая категория лиц, которые в наибольшей степени способствовали продвижению реформ на протяжении 20 лет и в то же время выиграли от них. Их доля в составе активного населения в 1999 г. составила 2,1%.
Вторая страта - управляющие крупных и средних предприятий (государственных, коллективных, частных и иностранных) -
1 «Авторы не используют термина "социальная лестница", а говорят о "структуре социальной стратификации" несомненно для того, чтобы избежать подчеркивания явного неравенства групп в этой структуре» (с. 20).
возникла в ходе рыночных реформ и, естественно, горячо поддерживает их. На ее долю приходится всего 1,5% активного населения, но она контролирует значительные экономические ресурсы, ее представители имеют высокий уровень образования и занимают доминирующие позиции в политической жизни.
Третья страта - частные предприниматели (сюда не входят индивидуальные предприниматели). Это - быстро растущая группа, также появившаяся в ходе реформ. Их доля в составе населения в 1999 г. достигла 0,6%. В 1980-х годах они в значительной степени происходили из деревни, но после 1992 г. уровень их образования и технических знаний заметно возрос. В политической жизни они играют намного меньшую роль, чем в экономике.
Четвертая страта - технические специалисты, работающие либо в государственных учреждениях и аппарате КПК, либо в коллективных и негосударственных организациях (5,1% населения), пятая - служащие среднего и низового уровня в государственном и партийном аппарате, а также на предприятиях любой формы собственности, выполняющие административные функции. Это быстро растущая категория (4,8% активного населения в 1999 г.). Шестая категория - индивидуальные предприниматели в торговле и промышленности (4,2%). В 1980-х годах это были сельские жители и городские безработные, решившие попытать счастья в индивидуальной трудовой деятельности, а в 1990-х годах эта категория пополнялась главным образом горожанами, потерявшими работу вследствие реструктуризации государственного сектора. Далее следует категория служащих торговли и сферы услуг (12%). Это лица, не имеющие специальности и пополняющие сектор услуг по мере его роста и происходящей урбанизации.
Промышленные рабочие образуют восьмую категорию, одну из самых многочисленных (22,6%), но переживающую явный упадок (с. 21).
Таким образом, очевидна происшедшая дифференциация китайского общества. Но остается вопрос, насколько она опасна для социальной стабильности. Признается очевидным, что пирамидальная структура, которая обычно возникает в ходе социальной дифференциации, делает общество неустойчивым ввиду обострения противоречий между статусными группами. Однако, согласно авторам двухтомного исследования, возможно и необходимо, при
надлежащих усилиях руководства страны, «перейти от пирамидальной социальной структуры к оливкообразной», чтобы обеспечить появление крупного среднего класса, гарантирующего социальную и политическую стабильность. Согласно авторам история показывает, что пирамидальная структура общества порождает социальные движения - либо революцию, либо гражданскую войну. «Существование среднего класса - единственная гарантия стабильности» (с. 24).
По опросам общественного мнения средний класс Китая включает следующие категории: партийные и государственные кадры, руководители крупных китайских и иностранных предприятий, представители свободных профессий (адвокаты, финансисты, архитекторы) и служащие высокотехнологичных секторов. Они имеют университетское образование и заняты умственным трудом; кроме того, они обладают некоторыми властными полномочиями при осуществлении своих профессиональных функций. Их месячный доход превышает 5 тыс. юаней (около 500 евро), что позволяет им иметь в собственности жилье и автомобиль.
Попытки представить эволюцию китайского общества как путь к его «осреднению» (шоуепш8айоп) встречают резкую критику со стороны некоторых авторов. «Такая позиция, несмотря на читательский успех ее труда, стоила Хэ Цинлянь потери работы и помещения под надзор» (с. 25)1. Согласно Хэ, в начале реформ можно было поверить, что Китай направляется в сторону общества средних классов. Создание частных предприятий, перераспределение государственной собственности, акционирование предприятий -всё это порождало надежду на такую эволюцию. Однако, по мнению Хэ, Китай уклонился от этого пути и ныне движется в прямо противоположную сторону. Социальная структура становится все более пирамидальной, наподобие той, что существует на Филиппинах или в Латинской Америке.
Согласно Хэ, опыт модернизации ныне развитых экономик показывает, что система образования является главным инструментом создания средних классов. Однако в Китае только небольшая часть населения имеет доступ к высшему образованию. Правда, за
1 He Qinglian. China's listing social structure // New Left rev. - 2000. - Sept.-Oct. - P. 69-99.
последние пять лет число студентов почти удвоилось, достигнув 23 млн. человек, но охват школьным обучением составляет всего 21% (с. 26). Социальная поляризация проявляется также в новых формах китайских городов, в росте числа огороженных и охраняемых жилых кварталов, в растущей дифференциации торговых площадок: с одной стороны, современные торговые центры для состоятельных покупателей, а с другой - мелкие уличные лавки для тех, кто имеет скромный достаток.
Хэ осуждает также все более явное предпочтение, отдаваемое государством определенным категориям населения. «Между интересами большинства населения и элит, обогатившихся при переходе к рыночной экономике, правительство Народной Республики сделало выбор в пользу последних. Этот выбор связан с природой социальной базы Партии, оказавшейся в плену у элит» (там же). Ранее элита страны отбиралась по политическим критериям. Теперь же она рекрутируется из числа богатых и заслуженных людей. Но эти новые элиты начинают образовывать собственные группы интересов, создают общественные организации и средства давления и лоббирования, в то время как крестьяне и рабочий класс мар-гинализуются.
Реформы привели к постепенному перераспределению ресурсов, ранее контролировавшихся государством. Часть производственных предприятий, особенно мелкие и средние предприятия, была юридически приватизирована и перешла в руки тех, кто контролирует аппарат власти. Это были, таким образом, люди, которые сделали свое состояние не благодаря особым знаниям и предприимчивости, а благодаря тому, что занимали руководящие должности в органах власти. Хэ, анализируя данные о коррупции, пришла к выводу, что характер ее изменился. Если в 1990-х годах она была преимущественно личным делом, то с середины 1990-х годов коррупция приобрела организованный характер. «Отныне она институирована и систематична» (с. 27).
Согласно Хэ, нынешнее китайское общество распадается на малочисленную элиту, более широкий промежуточный слой и быстро растущую группу маргиналов, или лишних людей. Сами же элиты включают несколько категорий, в зависимости от тех ресурсов, которые они контролируют, - политические, экономические или интеллектуальные. Политические и экономические элиты на-
считывают около 7 млн. человек, или 1% самодеятельного населения. Хотя образы жизни тех и других различаются, им свойственны и некоторые общие черты - интенсивность труда, высокая покупательная способность, характер проведения досуга. Обособление в замкнутых жилых кварталах городских центров способствует возникновению у них классового сознания. Интеллектуальная элита, со своей стороны, представляет меньшинство, образующее группу интересов, связывающих ее одновременно с политическими и экономическими элитами и с большинством, которое мало выиграло от реформ.
Хэ полагает, что средние классы недостаточно развиты. Их верхний слой - это работники умственного труда, управляющие средних предприятий государственного сектора, собственники мелких и средних частных предприятий, белые воротнички на иностранных предприятиях, служащие государственных монополий -всего 29,3 млн. человек, представляющие 4% самодеятельного населения (с. 27-28). К средним классам относятся также технические специалисты, научные работники, адвокаты, преподаватели, чиновники среднего ранга (11,8% самодеятельного населения). Это категория хорошо образованных людей, аналогичная той, что существует в странах Запада.
Положение рабочих, за исключением занятых на иностранных предприятиях, явно ухудшилось. Со времени реформ они оказались в состоянии, напоминающем положение рабочих Европы в период промышленной революции. Вместе с мигрантами из деревни в город и крестьянами эта часть китайского населения включает 480 млн. рабочих, или 69% самодеятельного населения. Наконец, в самом низу социальной лестницы находится маргинализованное и пауперизованное население (около 100 млн. человек, или 14% самодеятельного населения). Речь идет о бывших рабочих обанкротившихся государственных предприятий, потерявших работу, средства к существованию и иногда жилье и доступ к медицинским услугам, а также о тех крестьянах, чьи доходы от сельского хозяйства становятся все более скудными. «В целом это огромное большинство населения, более 80%, которое находится в самом низу социальной иерархии» (с. 28).
По существу, если называть вещи своими именами, Хэ проводит мысль, что «позиции, которые занимали элиты маоистского
периода, позволили им адаптироваться к новой среде и захватить ресурсы, перераспределявшиеся государством, таким образом, что это нельзя назвать иначе, как ограбление большей части общества коалицией руководящих социальных сил» (там же).
Другой автор, решительно осуждающий новую структуру китайского общества, Сунь Липин, опубликовавший ряд работ в китайских изданиях в 2002-2003 гг., «противопоставляет мечтаниям об обществе средних классов реальное существование полновластной элиты». Он показывает, что во второй половине 1990-х годов сформировался «альянс» интересов политической и экономической элит. Этот альянс основан на стремлении к политической стабильности и представляет, согласно Сунь Липину, главное препятствие к формированию средних слоев. «Только политические и экономические элиты ныне влияют на принимаемые государством решения, так что обделенные слои населения не имеют никакой возможности легально выражать или представлять свои интересы» (с. 29).
Сунь Липин обращает внимание на то, что за 25 лет реформ изменилась природа экономического роста. За первое десятилетие произошло общее улучшение материальных условий жизни всего общества. В 1980-х годах разные социальные группы сталкивались с одними и теми же проблемами: низкий уровень жизни, отсутствие или нехватка предметов повседневного потребления, неразвитость сферы социальных услуг. Быстрый экономический рост позволил решить эти вопросы, и это было бы во благо всем. Но в 1990-х годах возник (и ныне существует) разрыв между экономическим ростом и социальным развитием. Пример - растущая безработица. В 1997 г. ВНП увеличился на 8,8%, а занятость всего на 1,1%, в 1998 г. прирост ВНП составил 7,8, а числа рабочих мест -лишь 0,5, в 1999 г - соответственно 7,1 и 0,89, в 2000 г. - 8% и 0,79% (с. 29). Иначе говоря, экономический рост остается высоким, но он создает все меньше и меньше рабочих мест. Он больше не способствует, как прежде, решению социальных проблем. Политический смысл этих рассуждений состоит в том, что «ослепление, вызываемое одной лишь экономической логикой», лишает страну перспективы сбалансированного развития. «Рост не дает ответа на все вопросы, и поэтому необходимо, чтобы государственная власть проводила активную экономическую и социальную политику» (там же).
Сунь Липин напоминает, что до 1980-х годов основная часть национального богатства находилась в руках государства. В 1980-х годах началось перераспределение в зависимости от положения каждого в социальном пространстве. Уровень жизни беднейшей части населения повысился. Повышение закупочных цен на зерно, проведенное государством, обеспечило быстрое повышение доходов крестьян.
Одновременно росли доходы рабочих и служащих в городах. Части безработных удалось стать индивидуальными предпринимателями. «В течение этого первого десятилетия все население выигрывало от реформ, и те, кто находится в самом низу социальной лестницы, пользуются возможностями вертикальной мобильности... Конечно, те, кто близок к партии или к администрации, также обогащаются, но их число остается ограниченным, и это не влияет на показатели распределения доходов в масштабе всего общества» (там же).
В начале 1990-х годов картина изменилась под воздействием нескольких факторов: коррупция, приватизация государственной собственности, распространение рыночной системы. Эти факторы способствовали все большей концентрации доходов в руках небольшой части населения. Одновременно с образованием группы богачей становится массовым явлением городская безработица. Маргинальные слои общества оказываются в кризисном состоянии. Например, в сельских районах целые деревни остаются без молодежи, которая уходит в город в поисках работы. Дороги и системы водоснабжения больше не ремонтируются. Занятие сельским хозяйством становится бесперспективным. Если экономический рост по-прежнему высок, то доходы крестьян больше не растут. К тому же проведенная рецентрализация налоговых поступлений ослабила местные правительства. В некоторых округах теперь нет даже денег на зарплату местных чиновников или учителей.
Произошли два важнейших изменения. С одной стороны, эпоха удовлетворения первичных потребностей (одежда, еда, жилье) сменилась возникновением общества потребления. С другой стороны, на смену элитарности в распределении ресурсов пришла их концентрация. С этого времени в китайском обществе появляется значительная группа людей, находящихся в шатком положении. Такие люди были и раньше, но тогда речь шла о больных и стари-
ках, преимущественно в деревне. Теперь же это стало массовым явлением в городах, вызванным возникшей пропастью в распределении доходов. Эта категория социально незащищенных включает сельских мигрантов, городскую бедноту, уволенных с государственных предприятий.
«Все более многочисленная часть населения оказывается, таким образом, выброшенной из общества: она лишена не только возможности трудиться, но и всех форм страхования и социальной поддержки. Тем, кто утверждает, что можно решить проблему безработицы созданием новых рабочих мест, возникающих в ходе экономического роста, Сунь Липин отвечает, что эти места недоступны людям зрелого возраста (после 35-40 лет), не имеющим достаточного образования и по возрасту не принимаемым в колледжи, и малоквалифицированным рабочим. Так как на новые рабочие места требуются молодые и квалифицированные работники, не надо тешить себя иллюзией, что экономический рост сам по себе решит проблему безработицы» (с. 30).
Сунь добавляет, что вступление КНР в ВТО (2001) лишь усугубит разрыв между верхними слоями и остальной частью общества. Иностранные кампании будут все более расти в числе и все больше увеличивать зарплату своему персоналу. Доходы тех, кто работает в секторе высоких технологий, и руководителей высокого уровня будут приближаться к зарплатам, существующим в богатых странах. Это еще больше увеличит разрыв между городом и деревней. Об этом разрыве уже сейчас свидетельствует то, что в бюджете городских семей, в отличие от деревенских, доля пищевых продуктов снижается.
Согласно Сунь Липину, социальные контрасты отражают сосуществование в данное историческое время двух «эпох». Он считает неприемлемым анализ в понятиях диверсификации или плюрализации общества. Идея социальной диверсификации возникла в США в 1960-е годы. «Она соответствует ситуации, при которой разные социальные группы имеют разные интересы внутри одной и той же социальной структуры, но при этом их разные интересы представлены политическими силами и организациями вроде партий и синдикатов. Такое общество характеризуется также разнообразием ценностей и культур» (с. 31).
Сунь полагает, что в Китае происходит не диверсификация общества, а социальное расслоение. На Западе разные социальные группы, находящиеся в рамках одной структуры, оказывают взаимное влияние; все группы эволюционируют внутри одной «эпохи». Но в расколотом обществе разные группы принадлежат к разным эпохам. Заимствуя у Альвина Тоффлера понятия «земледельческая цивилизация», «промышленная и технологическая цивилизация», которые сменяли одна другую на Западе, Сунь утверждает, что все цивилизации одновременно существуют в современном Китае. Это создает конфликтную ситуацию, которая выражается в отсутствии понимания между городом и деревней, между городской молодежью, которая стремится жить в обществе потребления, и сельским населением, для которого первостепенная проблема - это проблема выживания (питание, одежда). Единственную силу, которая может исправить это положение, Сун Липин видит в государственной власти, но государство само превратилось в предпринимателя и утратило интерес к тем видам деятельности, которые заведомо нерентабельны. «Как следствие, будущее представляется неприглядным, и китайское общество может еще долго характеризоваться поляризацией между элитой, которая удерживает монополию над всеми ресурсами, и остальной частью населения» (там же).
Подводя итоги, автор указывает, что критические выступления в китайской научной литературе, подобные изложенным, оказали очевидное влияние на позицию китайского руководства. «Нет никакого сомнения, что политические решения, принятые командой Ху Цзиньтао в марте 2003 г., были приняты отчасти под влиянием этой полемики. Осознавая опасность, которую представляет растущее неравенство в распределении доходов, XVI съезд КПК (ноябрь 2002 г.) поставил в повестку дня цель создать "умеренно процветающее общество": это выражение заимствовано из конфуцианской традиции и обозначает эру "мира и процветания". Впервые это выражение было использовано Дэн Сяопином в 1979 г., в то самое время, когда он восстановил конфуцианские добродетели» (с. 32). Дэн поставил задачу позволить всем китайцам достичь статуса х1аока^ (буквально - «маленькое процветание») в 2000 г. Ныне, по некоторым оценкам, на этом уровне находятся 10% семей. Большинство же населения остается далеко за
обозначенной чертой, под которой понимается средний уровень доходов, признаваемый удовлетворительным.
Тогда как при Цзянь Цзэмине, председателе КНР в 1993— 2003 гг., экономический рост объявлялся главной целью, Ху Цзиньтао и Вэн Цзябао напоминают о необходимости «гармоничного» роста. «Это беспокойство о лучшем распределении богатства обозначает изменение главного направления... Здесь речь идет о важных поправках к программе Дэн Сяопина. Экономисты, социологи и политические руководители ныне активно обсуждают роль, которую должна играть государственная власть в решении таких вопросов, как доступ большего числа людей к образованию и здравоохранению, которые не могут решить сами по себе либерализация рынков и экономический рост» (там же).
Л. Ф. Блохин
2007.04.037. БЕЙ ЛИМИНЬ. БЕЗРАБОТИЦА СРЕДИ ВЫПУСКНИКОВ ВЫСШИХ УЧЕБНЫХ ЗАВЕДЕНИЙ: ПРОБЛЕМЫ И ТРУДНОСТИ КИТАЯ В ЕГО ДВИЖЕНИИ К МАССОВОМУ ВЫСШЕМУ ОБРАЗОВАНИЮ. BAI LIMIN. Graduate unemployment: Dilemmas and challenges in China's move to mass higher education // China quart. - L., 2006. -N 125. - P. 128-144.
Научный сотрудник Университета Торонто (Канада) пишет, что безработица среди выпускников высших учебных заведений не новое явление для Китая, ее «всплеск» связан с развитием рыночной экономики и реформами в высшем образовании.
В начале XX в. в Китае отменили обязательные экзамены при поступлении на гражданскую службу и ввели систему проверки знаний, основанную на западных моделях. В 1922 г. была принята американская модель, которая просуществовала до 1949 г. К тому времени в Китае действовали 205 вузов: 124 государственных университета, 21 университет, которыми ведали миссионеры, и 60 частных университетов и колледжей (с. 129).
В 1952 г. система высшего образования была перестроена по советской модели, чтобы обеспечивать потребность в кадрах социалистического Китая. В 1958 г. была сделана первая попытка расширить сеть высшего образования для обеспечения кадрами
