CC BY
75
Со временем, отмечает Холсингер, прямых отсылок такого рода становится меньше, но многие подходы и выводы нынешних «постколониалистов» при ближайшем рассмотрении перекликаются с тем, что пишут, скажем, Ж.Дюби или Р.Бреннер. В качестве примеров автор статьи приводит тезис о том, что Средневековье отнюдь не представляло собой нечто однородное и фиксированное, упоминает о стремлении постколониалистов рассматривать различные меняющиеся формы господства и эксплуатации, не укладывая их в рамки общей схемы, предполагающей конкретный «момент перехода» (скажем, от феодализма к капитализму).
Подводя итог своим рассуждениям на данную тему, Холсингер указывает на методологическую и политическую близость материалистического направления в медиевистике и постколониальных исследованиях. «Генеалогия постколониальной теории, приведенная здесь, - пишет он, - возможно, позволит медиевистам осознать глубокое внутреннее сходство между населением колоний и средневековыми "безмолвствующими", отразившееся в методиках, с помощью которых историки пытались воссоздать судьбы и голоса бесправных».
З.Ю.Метлицкая
2003.03.005. ОДИССЕЙ. ЧЕЛОВЕК В ИСТОРИИ. - М.: ИВИ РАН, 2002 . - 426 с.
«Одиссей. Человек в истории» - ежегодный альманах, основанный в 1989 г. Относясь к числу малотиражных изданий, он вместе с тем главенствует в отечественной периодике, как одно из ведущих изданий, посвященных теоретико-методологическим и исследовательским проблемам в области гуманитарных и, прежде всего, исторических дисциплин. Редколлегия «Одиссея» работает в тесном контакте с отечественными и зарубежными научными центрами и ведущими издательствами, что определяет во многом тематику и содержание каждого из выпусков, имеющих специализированный характер.
Тема очередного выпуска - изображения в жизни средневекового общества: их социальные и меморативные функции, роль в пропаганде и репрезентации власти и т.п. Соответственно структурировано и содержание альманаха в целом: «Слово и образ в средневековой культуре» (с. 5-29); «Концепция сакрального образа» (с. 30-52); «История, память и изображения» (с. 53-133); «К истории жеста в культуре» (с. 134-168); «Изображения и политическая история» (с. 169-
236). Следующие три раздела посвящены сравнительной истории, истории понятий, искусству перевода как проблеме культуры (с. 237353).
Первый раздел (в целом, включающий большую часть публикаций данного выпуска «Одиссея») является центральным по существу главной идеи, а именно - полидисциплинарности, о которой сегодня много пишут, но которую зачастую не вполне понимают. Этой проблеме посвящены открывающая журнал вводная статья С.И.Лучицкой и две публикации известного французского историка Жана-Клода Шмитта «Историк и изображения» (с. 9-29), «Вопрос об изображениях в полемике между иудеями и христианами в XII в.» (с. 30-43).
«Пренебрегая изучением сферы визуального, - пишет С.И.Лу-чицкая, - мы обедняем наше представление о Средневековье. Стремлением преодолеть существующий разрыв в изучении истории искусства и истории общества продиктована и тема данного очередного выпуска "Одиссея"» (с. 8). Ж.-К.Шмитт обращает внимание на то, то «результаты такого интереса не могут не сказаться на состоянии обеих названных дисциплин <...> Подобная эволюция расширяет "территорию историка" и заставляет его размышлять над теми явлениями и ценностями, в частности эстетическими, которые он, как правило, во внимание не принимает» (с. 9). Но и историка искусства она призывает к тому, чтобы поставить вопрос относительно достижений и ближайшего будущего своей дисциплины и обратить внимание на социальную значимость произведений искусства. «Желательность и необходимость такого сотрудничества сегодня осознается». Также Шмитт полагает, что для подобного сотрудничества («полидисциплинарности») необходимо «проанализировать историографию», «уяснить для будущего, какие факторы препятствовали или способствовали подобному сближению», «уточнить, при помощи каких методов обеих дисциплин мы собираемся анализировать изображения», «очертить круг той исторической проблематики, которая принимает во внимание роль изображения в функционировании общества» (с. 9).
Соответственно названным задачам Шмитт выстраивает логику текста своих статей. В конкретно-историческом исследовании (раздел «Концепция сакрального образа») он приходит к выводу, что «христианское учение об изображениях, в том виде, в каком оно сложилось на Западе в результате многовекового развития, имеет две основные черты: 1. Оно всегда узаконивало уже существовавшую
религиозную социальную практику, а также материальные формы относительно к изображениям и никогда им не предшествовало. 2. Во все эпохи оно широко использовало полемику как с теми, кто чрезмерно почитал изображения, так и с теми, кто противопоставлял им <...> непростительный иконоборческий ригоризм. Спор с иудеями дал западным клирикам повод углубить теорию изображений, которая одновременно включала в себя и преодолевала предписания Ветхого Завета<...>, давала представление о разнообразии христианских изображений, их функций и способов использования» (с. 40).
Эта тема получила развитие в статье О.В.Дмитриевой «От сакральных образов к образу сакрального. Елизаветинская художественная пропаганда и ее восприятие в народной традиции» (с. 44-52). Другие разделы продолжают заявленную тему. Ю.Е.Арнаутова в статье «Мемориальные аспекты иконографии святого Гангульфа» приходит к выводу, что «иконографическое изображение можно рассматривать как социальное действие, функции которого не ограничиваются культовыми <. > Это памятник в смысле «monumentum» или «memoria» (индивидуальная и коллективная) одновременно во всех своих общественных и культурных измерениях» (с. 71). О том же пишет немецкий историк Андреа фон Хюльзен-Эш в статье «Роль памяти в становлении сословия юристов: изобразительная репрезентация Джованни да Леньяно». Приведенные автором «примеры изобразительной репрезентации да Леньяно показывают, что сословное самосознание и профессионально-сословная идентичность находили эффективные средства выражения в визуальных памятниках <...>, профессиональный статус выражал себя языком образной памяти» (с. 91). Отражению истории крестовых походов в произведениях искусства посвящено исследование С.И.Лучицкой. «Миниатюры, - пишет она, -можно воспринимать как "вместилища памяти" <...> Отложившийся в памяти средневековых людей благодаря иллюстрированным кодексам образ священной войны <. > лишен сугубо религиозной окраски, и крестовый поход художники изображали не как войну Бога против его врагов. А скорее как войну светскую, ведущуюся с использованием военных средств и техники. Главный герой событий - рыцарство» (с. 125). Противостояние мусульманского и христианского миров идеологически оставалось в памяти современников. Именно такой образ, по замыслу художников, создателей миниатюр, являлся достойным памяти и его следовало запоминать.
Заключительные два раздела первой части сборника представлены статьями А.И.Хоментовской «К культурной истории жеста в искусстве итальянского Возрождения» (с. 134-150), С.Б.Кулаевой «Символическое жесты зависимости в оформлении средневекового оммажа» (с. 151-168), О.С.Воскобойникова «Ars instrumentum regni. Репрезентация власти Фридриха II в искусстве Южной Италии (1220-1250)» (с. 167-199), К.Клапиш-Зубер «От священной истории к наглядному изображению генеалогий в X-XIII в.» (с. 200-227), Н.И.Данилевского «Символика миниатюр Радзивиловской Летописи» (с. 228-236).
Завершают данный выпуск ежегодника «Одиссей» разделы «Проблемы сравнительной истории» (включающий публикацию статьи Марка Блока «Загробная жизнь царя Соломона» (с. 237-260); «К истории понятий» (с. 261-310); «Искусство перевода как проблема культуры» (с. 310-353)); рецензии.
Важно обратить внимание читателя на публикуемую в разделе «К истории понятий» статью А.Я.Гуревича «Феодальное средневековье: что это такое? Размышления медиевиста на грани веков». Утверждение принципов исторической антропологии, пишет автор статьи, приводит к тому, что перед историками открывается «иное Средневековье» (Ж. Ле Гофф), по многим параметрам существенно отличающееся от Средневековья, с которым свыклись историки XIX и первой половины XX в. Взгляд исследователей на эту эпоху стал более «объективным и многосторонним».
В результате исследований второй половины XX в. «мы начинаем ощупывать и осваивать новый "континент" - своего рода Атлантиду культурных представлений, верований, эмоций, до того сокрытую официальной идеологией и риторикой» и ставшую доступной нам после того, как медиевисты «осознали плодотворность расширения и обогащения круга вопросов, которые они задают источникам» (с. 278) и освоили методологические «принципы исторической антропологии», применимые к любой отрасли гуманитарного знания.
Гуревич полагает допустимым говорить о «средневековом феодализме» преимущественно применительно к одной только Западной Европе (с. 290). Почему? Жорж Дюби некогда предложил лапидарную формулу: «Что такое феодализм? Это средневековый менталитет». Эта формула, пишет автор статьи, не лишена смысла. «Средневековый менталитет, конкретные проявления которого бесчисленны, тем не менее в определенном смысле образовывал своего рода целостность, центром
которой была человеческая личность. Не следует ли из этого, - задается вопросом Гуревич, - что наше понимание феодализма <...> в немалой степени зависит от того, как мы интерпретируем человеческую личность и социальные связи, в какие вступали между собой индивиды той эпохи?.. Вспомним, что в отличие от всех других цивилизаций, цивилизация средневекового Запада обнаружила уникальные способности к самоопределению и внутренней трансформации» (с. 291).
Макс Вебер, завершает свои размышления Гуревич, искал разгадку этого феномена общемировой значимости во взаимодействии религиозно-этических установок и норм с повседневной человеческой практикой, в частности, с хозяйственной деятельностью. Это наблюдение, неоднократно вызывавшее критику, тем не менее сохраняет методологическую и эвристическую ценность. Но не побуждает ли нас опыт медиевистики XX столетия заглянуть (в поисках ответа на все тот же вопрос) в собственное средневековье?
А.Л.Ястребицкая
ИСТОРИЯ РОССИИ И СССР
2003.03.006. БАБЕНКО В.Н. МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ РОССИИ: ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ (ОБЗОР).
Исследованию проблем создания, места и роли Министерства юстиции в системе органов государственной власти России уделялось определенное внимание в дореволюционной и советской историографии.
В последние годы появилось значительное количество публикаций, посвященных 200-летнему юбилею Министерства юстиции России. Среди них особое место занимает сборник «На службе закону и справедливости: Очерки об отечественных министрах юстиции (18022002)» (10). В нем помещены биографии 53 министров юстиции Российской империи, Временного правительства, РСФСР, СССР и Российской Федерации. При этом авторам представленных очерков удалось показать на широкой источниковой базе, используя страницы жизни и деятельности отдельных, иногда незаурядных личностей, водоворот важнейших политических и социальных событий в жизни российского общества.
За прошедшие двести лет Министерство юстиции прошло сложный путь развития, который был непосредственно связан с
