CC BY
79
2003.01.014. ДАВЫДОВ А.Ю. НЕЛЕГАЛЬНОЕ СНАБЖЕНИЕ РОССИЙСКОГО НАСЕЛЕНИЯ И ВЛАСТЬ. 1917-1921 ГГ.: МЕШОЧНИКИ. - СПб.: Наука, 2000. - 341 с.
В работе рассматриваются место и роль мешочничества в экономической и социальной жизни, условия жизни, формы самоорганизации «людей с мешками», исследованы взаимоотношения государственных структур и чиновников с самоснабженцами, способы разрешения конфликтов; характеризуются также основные тенденции народного самоснабжения на протяжении всего XX в.
По мнению автора, следует удерживаться как от идеализации, так и от очернения нелегального снабжения. Советские исследователи чаще всего называли действия мешочников контрреволюционным «разгулом», «контрреволюционной акцией», «отвратительным наследием
капитализма», «формой ожесточенной борьбы капитализма с
коммунизмом» и т.п.
Важную роль в появлении слоя мешочников, считает автор, сыграло введение Временным правительством хлебной монополии, которая со временем превратилась в советскую продовольственную диктатуру. Хлебная монополия не только радикально усугубила
трудности в обеспечении населения провизией (в 1917 г. еще далеко не продовольственную катастрофу), но и содействовала расшатыванию экономических устоев огромной страны, разрушению главной
составляющей всероссийского рынка - хлебной торговли.
Хлебная монополия проводилась поспешно. Подготовительная работа была непродолжительной. Хлебные цены определялись наскоро. Монополия довольно быстро распространилась на большинство основных видов потребительских товаров - обувь, ткани и т.д. Установив на них твердые (низкие) цены, государство фактически лишило себя товарообменного фонда. Тем не менее введение хлебной монополии не привело к немедленной продовольственной катастрофе и значительному росту мешочничества. На первых порах положение удавалось
стабилизировать и решающую роль в этом сыграли кооперативы,
обладавшие немалым потенциалом.
Однако кооперация стала лишь островом стабильности в море хаоса. Ее возможности были все-таки ограничены. К тому же обострились транспортные проблемы. Отсутствовала координация деятельности разных ведомств. Дошло до того, что за отправку каждого вагона с зерном железнодорожные чиновники стали брать с работников
Министерства продовольствия взятку в размере 1000 р. Все это усугубляло продовольственные трудности.
В 1917 г. люди в городах простаивали в очередях за хлебом, сахаром, чаем, табаком ежедневно по 2-3 часа, а то и больше. Это изнуряло и раздражало их. Не случайно «хвосты» называли «современными политическими клубами». Одновременно они становились своего рода «школой мешочничества» для очень многих граждан. Раздраженные пустым времяпрепровождением, неразумной тратой сил тысячи людей направили свою энергию в сферу самоснабжения и спекуляции (нечто подобное также имело место в начале 1990-х годов, на заре так называемого челночничества). Вэтом -положительное значение вольной добычи провизии и товаров; альтернативой ей были бы грабежи или же «революционные битвы». Пламя «русской смуты» разгорелось бы раньше и ярче.
Инфляционные ожидания в 1917 г. приобретали апокалиптический характер. Народ попытался сохранить хоть что-то из своих денежных накоплений и принялся скупать «валюту» 1917 г. Самой устойчивой «валютной единицей» в то время был пуд хлеба; значит, требовалось срочно ехать в хлебные губернии или посылать туда ходоков. При этом мешочники денег не жалели. Стремились поскорее избавиться от них, отдавая крестьянам плодородных районов столько, сколько те запрашивали.
Что касается применения мешочниками насилия по отношению к деятелям государственной администрации, то, по словам автора, надо иметь в виду одно важнейшее обстоятельство - простой россиянин не мог понять такое противоречие: государство не может обеспечить граждан всем необходимым и в то же время мешает им самоснабжаться. Осознание этой вопиющей несправедливости служило оправданием выступлений против представителей государства. Нападки на работников администрации и транспорта, считает автор, нужно объяснять не только народной разнузданностью; они были спровоцированы серьезными ошибками властей в области продовольственной политики.
Выработка «антимешочнической» политики осенью 1917 г. была отдана на откуп региональным властям. Они же руководствовались не столько соображениями недопущения гражданской войны, сколько страхом перед исчезновением продуктов с рынков. Свобода торговли становилась вопросом политического противостояния на местах.
После октября 1917 г. нелегальное мешочническое снабжение стало главным каналом связи города с деревней. Автор не согласен с утверждениями некоторых отечественных исследователей относительно решающей роли советской огосударствленной кооперации в установлении связи между городским и сельским населением. Он считает, что мешочническое движение не только способствовало сохранению товарообмена между городом и деревней, но и препятствовало окончательному распаду связей между отдельными регионами страны. Оно противодействовало полному разложению единого национального рынка.
В период гражданской войны мелкое нелегальное снабжение приобретает не просто массовый характер, оно распространяется почти на все социальные группы, на все территории страны; его значение многократно возрастает, поскольку именно оно обеспечивает выживание общества.
В определенном смысле гражданская война в России проявилась в форме войны голодных регионов (самый крупный и консолидированный среди них - «пролетарский» центр) и сытых территорий, иначе говоря - в виде столкновения держателей хлеба с его потребителями. Эта тотальная война разрушила всякие основы стабильности в государстве и обществе.
Региональные власти отказывались выпускать дефицитные хлеб, мануфактуру, другие товары первой необходимости со «своих» территорий.
Резко обострились противоречия между городским и сельским населением. Крестьяне плодородных регионов в ответ на вопрос, почему хлебные волости отказываются сдавать хлеб государству, отвечали, что они не желают кормить «дармоедов» из городов.
Ярким проявлением распада государственных и общественных структур стал всероссийский грабеж. Крупные транспорты с продовольствием становились лакомым куском для всяческих групп вооруженных людей - от полков Махно до отрядов различных «батек». Но еще большую опасность представляли действия бесчисленных местных Советов и деревенских сходов по реквизиции следовавших через их территории транспортов с хлебом. Объявив на основе собственных решений, постановлений, «указов» продовольственные транспорты своим «достоянием», сельские общества приступали к распределению провизии.
Основанием борьбы государственных органов за искоренение мешочничества стала политика хлебной монополии, твердых цен и реквизиций, форму которой советская власть переняла от предыдущей.
Государство, не умея произвести или заготовить продукты и товары широкого потребления, стало безжалостно - огнем и мечом -пресекать всякие попытки народного самоснабжения, форсировало упразднение «буржуазно-помещичьих» продовольственных комитетов и управ.
Процесс ликвидации местных продовольственных организаций ускорился в связи с тем, что в них, как правило, абсолютно преобладали представители «соглашательских» партий эсеров и меньшевиков.
Острейшую форму приобрела проблема доставки продовольствия. Государственная транспортная система приближалась к состоянию коллапса и зачастую действовала не по указаниям «центра», а вопреки им. Отдельные группы железнодорожников, исходя из установки «власть принадлежит трудящимся», превратили участки железных дорог в свои «трофеи». Рядовые путейцы перестали считать преступлением самовольное распределение содержимого вагонов.
Власть упрямо и фанатично старалась отстранить от всякого участия в деле снабжения населения инициативных людей и настоящих организаторов.
Встретившись с серьезными продовольственными затруднениями, народные массы все резче стали выступать за возвращение свободы торговли и соответственно противодействовать хлебной монополии. Сопротивление это в конце 1917 г. приобрело массовый характер, выразилось в частых избиениях пропагандистов твердых цен, убийствах многих продовольственных работников. Подавляющее большинство россиян видели именно в хлебной монополии главную причину своих страданий.
Автор согласен с теми, кто считает, что серьезную угрозу для новой власти представляло изменение позиции кооперативов, организаций в России того времени авторитетных и, как известно, активно поддерживавших продовольственную политику Временного правительства, сделавших очень много для проведения ее в жизнь. Советские организации довольно скоро принялись огосударствлять кооперативы; на местах Советы начали объявлять ссудные товарищества и потребительские общества своими подотделами. Это обстоятельство
переполошило независимых кооператоров, ускорило изменение их позиции в отношении хлебной монополии (с.75).
По мнению автора, принятие предложения кооператоров в начале 1918 г. могло привести к снятию ряда экономических противоречий. Рост кооперативной и частнопредпринимательской деятельности, наверняка, стал бы альтернативой мешочническому буму (с.76).
В то время как в районах подчиненных большевикам нависла угроза голода, за пределами большевистской территории концентрировались огромные запасы продовольствия.
Продукты в районах, не подчиненных большевикам, были легкодоступны. Вождь большевистской партии, говоря о продовольственном изобилии в несоветских регионах, на первое место в ряду причин данного явления поставил наличие «богатой хлебом местности» и лишь на второе место - разрешение «свободы торговли, свободы восстановления капитализма», т.е., по мнению автора, путал причину и следствие.
Все это не означает, что мешочничество на несоветской территории отсутствовало. Оно развивалось в тех «рыночных нишах», которые по тем или иным причинам не могли быть заполнены кооператорами и крупными или средними частными торговцами. Так, приоритетом для сибирских капиталистов и кооператоров было производство и распределение продовольствия. Нехватку же на рынке одежды и обуви устраняли в том числе и мешочники, которые стали «делать бизнес», провозя товар в баулах и чувалах из Маньчжурии. При этом все более значительная часть мешочников в погоне за наибольшей прибылью, пользуясь свободой передвижения, шла на риск и добиралась до советской территории с тем, чтобы там нелегально продать свой товар.
«Белые» местности притягивали ходоков из «красных» районов: проблем с закупкой и перевозкой продуктов там не существовало, а пересечь разделявшую враждующие стороны линию знающему человеку во многих случаях не стоило особого труда. В 1918 г. отсутствовали фронты с их передовыми позициями, существовали лишь опорные пункты - так называемые завесы.
Вопреки очевидному, считает автор, деятели советской власти считали государственное снабжение реальной и «здоровой» Альтернативой анархическому нелегальному снабжению. Однако сельские жители нашли альтернативу государственным хлебозаготовкам и помимо мешочничества. Крестьяне занялись массовым самогонноварением, а его
рост был в первую очередь вызван разрушением более или менее пропорциональных товарных отношений между деревней и городом. Частично восстанавливая эти отношения, мешочническое движение в известной мере приостанавливало катастрофический процесс. Искореняя нелегальное народное снабжение, власть по существу противопоставила ему лишь благие пожелания большевиков, мифическую продовольственную диктатуру.
Хлебная монополия, помимо всего прочего, создавала экономическую предпосылку распространения взяточничества в России. Разница между рыночной и фиксированной ценами на продукты была столь велика, что продавцам было выгодно отдавать часть своего барыша представителям контрольных организаций. И таким образом мешочники обретали защиту со стороны получивших взятки государственных служащих.
Терпя поражения в «крестовом походе» во враждебные деревни, реквизиционные и продовольственные отряды начинали преобразовываться в заградительные. И происходило это независимо от первоначальных планов их командиров.
Большевистское руководство искало некую социальную опору в деле борьбы с мешочничеством, с «теневым» самоснабжением. И прибегло к помощи так называемых комитетов бедноты.
Между тем негативный опыт гражданской войны убеждал руководителей страны в наличии прямой и жесткой связи между ограничениями рыночного снабжения и нарастанием голодной угрозы. Чем острее осознавалась неизменность такой взаимосвязи, тем более серьезными были уступки со стороны государства в отношении нелегального снабжения.
В самом начале периода нэпа сложились условия для невиданного роста нелегального мешочнического обеспечения. Власти ничего не оставалось, как полностью смириться с существованием рынка.
Мешочничество послереволюционного периода было изжито к середине 1920-х годов, когда развились более совершенные формы товарооборота между городом и деревней, были налажены снабженческие и распределительные структуры.
Особенности социального облика новой буржуазии во времена нэпа во многом объясняются ее генетической связью с мешочничеством. Предприниматели постоянно осознавали неустойчивость своего положения, отсюда - их крайняя осторожность и стремление утаить
истоки и размеры заработков. Кроме того, полученный при «военном коммунизме» опыт научил российских буржуа 20-х годов концентрировать силы прежде всего на налаживании отношений с большевистскими властями; в таком свете хозяйственные достижения выглядели вторичными.
Очередная (после гражданской войны) волна нелегального снабжения поднялась в начале 1928 г. Тогда, по личному распоряжению И.В.Сталина, сделанному в ходе его поездки в Сибирь, государственные органы развернули массовые конфискации продовольствия у крестьян. Повсеместно стали проводиться обыски в домах «укрывателей хлеба», закрывались сельские и городские рынки. Это способствовало серьезнейшей дестабилизации продовольственного снабжения, и появлению мешочников. Ситуация вышла из-под контроля административного аппарата. Стали воссоздаваться всевозможные чрезвычайные органы управления, в частности комбеды.
В 1929 г. - начале 1930-х годов во время войны Советского государства с крестьянством незаконное снабжение, пишет автор, стало главным способом спасения народа от голодной смерти. В этом смысле страна вернулась к состоянию 1918-1921 гг. Железнодорожные станции вновь заполнили бесчисленные толпы людей с мешками, корзинами, чемоданами. Повсюду действовали заградительные отряды, отнимали продукты у мешочников, а самих их арестовывали. Нелегальных снабженцев судили и подвергали тюремному заключению «за спекуляцию» (с.334).
В первые послевоенные годы государство отменило большинство постановлений, запрещающих производство продуктов в крестьянских подсобных хозяйствах и продажу их на рынках. В итоге серьезно расширился частный товарообмен сельскохозяйственной продукции на городские предметы ширпотреба. Заработанные при этом крестьянами и мешочниками-спекулянтами деньги почти полностью обесценились во время денежной реформы декабря 1947 г.
В 70-80-е годы подъем мешочничества был обусловлен неспособностью властей обеспечить более или менее справедливое распределение продуктов и товаров по территории страны. Снова Советское государство взвалило на себя слишком многое. В результате в сфере распределения его сил едва-едва хватало на то, чтобы обеспечить снабжение крупных городов. Жители провинциальных населенных пунктов вынуждены были самоснабжаться. Коммунистической власти
приходилось закрывать глаза на «мелкобуржуазные проявления», хотя оценивала их крайне отрица-тельно и решительно пресекала спекуляцию. Потому мешочничество в этот раз приобрело форму потребительского. Ярким воплощением движения стали так называемые колбасные электрички, на которых россияне регулярно отправлялись на добычу провизии (с.335).
Пятый по счету в XX в. этап мешочнического движения начался в 90-е годы. В 1992 г. указом российского президента была дарована населению свобода торговли. И поднялся «девятый вал» самоснабжения. По масштабам и мощи он сходен с первым «валом» времен гражданской войны. На первых порах миллионы россиян распространяли изделия новых небольших отечественных фирм. Они выполняли функции мешочников.
С 1993-1994 гг. мешочники в основном занялись скупкой-продажей импортных товаров. Воспользовавшись свободой зарубежных поездок, около 10 млн. россиян стали регулярно посещать Польшу, Турцию, Сирию, Индию, Китай и привозить оттуда товары ширпотреба для перепродажи на тысячах российских рынков и базаров. Это занятие получило название «челночничества». В общей сложности численность «челноков» и тех, кто их обслуживал (водителей, продавцов и т. д.), достигла к 1996 г. 30 млн. человек, а это более 40% трудоспособного населения России. Движение получило черты организованности: образовались десятки легальных фирм, которые занимались доставкой грузов из-за границы. Они же открыли свои агентства во многих странах и организовали туда «шоп-туры».
В 90-е годы впервые после 1917 г. отечественная власть по собственной воле пошла навстречу простому люду, отставила на задний план идею «борьбы со спекуляцией, возрождающей капитализм», и даровала свободу торговли. Огромная народная энергия направилась в сторону созидания, а не разрушения. Это содействовало созданию массовой поддержки, широкой социальной базы реформирования общества. Негативный опыт всего XX в. был учтен (с.337).
В.С.Коновалов
