ФИЛОСОФИЯ: ОБЩИЕ ПРОБЛЕМЫ
2002.03.001. ДРАГАЛИНА-ЧЁРНАЯ Е.Г. ФОРМАЛЬНЫЕ ОНТОЛОГИИ: АНАЛИТИЧЕСКАЯ РЕКОНСТРУКЦИЯ. - М.: Альфа; МГОПУ им. М.А.Шолохова, 2000. - 179 с.
Программа построения формальной онтологии появляется в новейшей философии в русле идей унификации всего рационального знания на основании некоторой общей науки (или общего метода). Это прежде всего программа Э.Гуссерля, который рассматривал формальную онтологию как априорное учение о формальных структурах предметности. Формальная онтология, по его замыслу, должна выявить априорные предпосылки мыслимости предмета вообще. Такой дисциплиной должна была стать логика. Но проект Гуссерля остался незавершенным. Революцией в логике ХХ в. стало преодоление идеи ее уникальности и универсальности, допущение многообразия логических систем. Следствиями этой революции должны стать «трансформация трансцендентального проекта формальной онтологии в программу построения формальных онтологий и формирование на ее основе новой исследовательской парадигмы - формальной метаонтологии как сравнительного исследования классов формальных онтологий» (с.4). Влечет ли многообразие логических систем необходимость радикального пересмотра трансцендентальных принципов формально-онтологических исследований? Каковы концептуальные основания многообразия классов формальных онтологий и существуют ли объективные критерии их метаонтологического сопоставления? Какой смысл приобретают в условиях такого многообразия характеристики «формальность» и «априорность»? Определенные ответы на эти вопросы позволяет дать интерпретация трансцендентально-феноменологического проекта в терминах современной теоретико-модельной логики и речевых актов, что и представляет собой аналитическую реконструкцию (с.5).
Монография состоит из трех глав. Первая глава «Формальные онтологии в трансцендентальной традиции» посвящена выявлению
историко-философских предпосылок и основных принципов трансцендентально-феноменологического проекта формальной онтологии.
Разработка трансцендентального метода и недогматической онтологии субъективности связывается с именем Р.Декарта. Аналитическая реконструкция картезианского принципа «Я мыслю, следовательно, существую» открывает новую перспективу в исследовании метода, в частности его трактовку как «перформативного следования», сохраняющего не истинность, а достоверность. В связи с этим в книге рассматриваются два вопроса: 1) является ли принцип Декарта утверждением о наличии какого-либо варианта логического следования между мышлением и существованием; 2) каков онтологический статус той сущности, существование которой может быть продемонстрировано этим принципом.
На языке современной логики можно сказать, что каждый, кто стремится интерпретировать принцип Декарта как утверждение о следовании, сталкивается с дилеммой: искать либо логику с экзистенциальными допущениями, т.е. с предпосылкой о референциальности всех сингулярных терминов, либо «свободную логику», допускающую нереференцильные сингулярные термины типа «Пегас». Возможность выхода из указанной дилеммы открывает перформативная интерпретация принципа Декарта, предложенная Я.Хинтиккой. Согласно этой интерпретации, Декарт не выводит существование из мышления, а демонстрирует свое собственное существование путем исполнения акта мышления. Выражение «Я мыслю» обозначает акт мышления, который демонстрирует Декарту, какой именно сущностью он является. Таким образом, главное в принципе Декарта - не связь по истинности его частей, а исполнение (рейогтапз) суждения «Я существую» как акта мышления.
Ф.Фелдман показал, что и метод Хинтикки воспроизводит указанную дилемму. С точки зрения автора книги, этот метод может быть уточнен с помощью концептуального аппарата теории речевых актов. В семантике иллокутивно невозможных миров «Я мыслю» и «Я существую» связаны как действие и результат. Истинность «Я существую» порождается как результат успешного исполнения декларатива «Я мыслю», т.е. принцип именно «создает» мир, в предметную область которого с необходимостью включается субъект осуществленного речевого акта. Самоочевидность существования некоторой сущности означает, что она является результатом простого акта мышления об этой сущности, в данном случае - результатом акта
самосознания. Таким образом, именно трансцендентальный характер картезианской онтологии провоцирует трактовку картезианства как отрицания всяческой онтологии. В перформативной перспективе исполнения когитального акта ключевые принципы онтологии Декарта, связанные как с его cogito, так и с проектом реорганизации всеобщей математики, предстают как принципы конституирования трансцендентальной онтологии субъективности, во многом предвосхищающие онтологические идеи Канта и Гуссерля.
Кант связывает реальные онтологические проблемы не с построением некоей универсальной науки о сущем, а с поиском априорных основ объективного синтеза. Ответить на вопрос об условиях возможности категориального синтеза призвано кантовское учение о трансцендентальном схематизме. Оно может быть интерпретировано как семантическая теория когнитивного типа. В семантиках такого типа характеристики задаются в терминах тех или иных когнитивных процедур: «Трансцендентальные схемы оказываются, по существу, семантическими правилами означивания, а само значение схематически предстает как множество процедур» (с.34).
Трудности кантовской теории схематизма связаны с его идеей «пустоты» логических форм. Вместе с тем абсолютное противопоставление содержания и формы в целом не характерно для системы Канта. В.Н.Брюшинкин предполагает, что тезис о содержательности логических форм не нарушил бы последовательности его системы. Подтверждением этого предположения могут служить некоторые аспекты кантовского учения о схематизме. Схема, будучи правилом категориального синтеза многообразного однородного созерцания, представляет собой метод индивидуализации объектов. Хотя схватывание в восприятии учреждает субъективное единство предмета, подлинная индивидуализация возможна лишь посредством суждения. В суждении мы всегда опознаем объект как определенный, конституируем его в качестве обладающего определенными свойствами. Очевидно, что такое опознание не может не включать функцию единства. Таким образом, и объекты, и понятия с самого начала предстают как схематизированные, а сама схематизация как семантическая деятельность концептуально предшествует и объекту, и функции единства. Функции единства попадают в зависимость от способов схематизации и более не могут рассматриваться как «пустые»: «Допущение различных способов схематизации ведет к выводу о многообразии функций единства, в силу которого логика не может выявить универсальные формы суждений,
сформулировать универсальные принципы рассуждения о произвольных объектах» (с.36).
Признание концептуального приоритета семантического по сравнению с онтологическим характерно и для конститутивной онтологии Гуссерля. По мнению Гуссерля, Кант не смог дать трансцендентального обоснования логики потому, что не видел проблемы конституирования идеальных объектов. Но и сам Гуссерль в существенных чертах воспроизводит кантовскую идею «пустоты» логической формы. Подобно Канту, абсолютизировавшему эвклидову геометрию и ньютоновскую физику в своем учении о феноменальном мире, он абсолютизирует некий абстрактный способ формализации в учении об идеальных сущностях. Вместе с тем он признает «материальность» логики, по крайней мере, в том смысле, что она всегда предполагает опыт идеальной сингулярности. Эта идеальная сингулярность понимается в трансцендентальной феноменологии как объективированный, опредмеченный смысл (иначе говоря, как интенциональный индивид, наделенный горизонтом, который, в свою очередь, раскрывается через возможности дальнейшей характеризации и понимания субъекта). Будучи способом функционирования категорий в реальном процессе познания, трансцендентальные схемы предстают как условия возможности действия. Признание многообразия способов схематизации в отношении региональных онтологий, гипостазами форм которых являются категориальные метаобъекты формальных регионов, означает принципиальное допущение многообразия формальных онтологий.
Во второй главе «Формальные онтологии в теоретико-модельной перспективе» осуществляется аналитическая реконструкция трансцендентально-феноменологической идеи формальной онтологии. Эта реконструкция возможна лишь при условии теоретико-модельного похода к языку и, соответственно, понимания языка и логики как исчисления. Под исчислением понимается нечто, не имеющее раз и навсегда фиксированную интерпретацию и допускающее переинтерпретацию (с.50). Такая трактовка позволяет не только варьировать интерпретацию в данном универсуме, но и менять сам универсум рассмотрения, ставить и решать в систематической форме метаязыковые и метатеоретические вопросы. Иначе говоря, можно развивать теоретико-модельный поход к языку. Тогда основные семантические отношения сводятся к отношению языка и его модели. Варьируя модели некоторого языка, исследователь как бы занимает
позицию вне него и исследует в метаязыке его метасистематические свойства и онтологические допущения.
Такой подход к языку не является общепризнанным. Более того, он формировался в полемике с универсалистским пониманием языка, согласно которому язык признается неустранимым посредником между носителями языка и миром. Мы не можем выйти за пределы своего языка и выразить его семантику в нем самом. Метатеоретические исследования, касающиеся отношения языка и мира, считаются невозможными. Например, «образная» концепция Л.Витгенштейна представляет собой классический образец универсалистского подхода к языку. С точки зрения автора, нет оснований сближать позиции как «раннего», так и «позднего» Витгенштейна с трансцендентальной феноменологией.
Один из главных тезисов аналитической реконструкции состоит в том, что абстрактные логики могут быть истолкованы как формальные онтологии. Под абстрактной логикой понимается любая совокупность, состоящая из класса изоморфных структур, класса формальных выражений некоторого языка и отношения выполнимости между ними. В качестве теоретико-модельного аналога феноменологических категориальных объектов предлагается рассматривать классы изоморфных структур, интерпретируемые как абстрактные индивиды высшего порядка. Вместе с тем такие классы, замкнутые относительно изоморфизма, являются экстенсионалами обобщенных кванторов (или просто обобщенными кванторами). Важное свойство таких классов состоит в их инвариантности относительно любых биективных преобразований модели. Кванторы могут рассматриваться и как второпорядковые отношения между первопорядковыми свойствами. Такое обобщение было проведено П.Линдстрёмом. (В еще более общем случае - между первопорядковыми отношениями.) Формальные онтологии, рассматриваемые как абстрактные логики, оказываются, таким образом, формальными теориями отношений. Такая трактовка вписывается в аналитическую традицию в ее понимании как исследования формальных характеристик предикации, квантификации и универсалий.
Формальная онтология как теория возможного (Гуссерль) является также формальной теорией многообразий, поскольку горизонт акта, называемый также многообразием, есть множество интенционально намеченных этим актом возможностей. Например, Г.Саймон показал возможность трактовки феноменологических многообразий как классов эквивалентности множества моделей различным типам изоморфизма. Следовательно, различные типы изоморфизма можно сопоставить
различным абстрактным логикам (формальным онтологиям). Именно множественность типов многообразий, соответствующих предметным типам и ноэтически-ноэматически связанных друг с другом, обусловливает множественность и системную организацию формальных онтологий.
Сравнительный анализ классов формальных онтологий может стать предметом особой дисциплины - формальной метаонтологии. (с.85). Вопрос о возможности формальной метаонтологии как теоретической дисциплины связан с выходом на уровень метафизических рассмотрений. В аналитической традиции принято различать два аспекта онтологической проблематики: собственно онтологический и метафизический. Онтологическим (в узком смысле слова) признается вопрос о тех допущениях об объектах, которые принуждает нас делать принимаемый язык, метафизическим - вопрос о приемлемости этих допущений (например, с точки зрения их соответствия или несоответствия реальности). В принципе, такое различение совпадает с карнаповской дихотомией «внутреннего» и «внешнего» вопросов языка, но более точно суть феноменологического понимания метафизики выражает тезис М.Вартофского о том, что «метафизика представляет собой общий метод критического и систематического формирования альтернативных концептуальных структур, только в рамках которых возможно теоретическое познание» (цит. по: с.90).
Таким образом, построение формальной метаонтологии является подлинно феноменологическим предприятием. Если, согласно унниверсалистской идеологии, логика, по сути дела, не нуждается в философском оправдании и объяснении, а показывает свою объективность и априорность в идеальном языке, то, с позитивистской точки зрения, метаонтология оказывается сугубо нормативной дисциплиной, поскольку ее вопросы относятся к практической, а не к теоретической сфере. Напротив, принятие трансцендентальной позиции предполагает метарефлексию о логиках, их языках и онтологиях.
Задачи трансцендентальной рефлексии в логике совпадают с металогической сверхзадачей обобщенной теории моделей. Именно интуиция многообразия логик, соответствующих различным типам математических многообразий, лежит в основе такой теории. Ее целью является установление отношений между различными математическими структурами, с одной стороны, и формальными языками, используемыми для их описания, - с другой. Интенциональный анализ как методология металогики предполагает, в свою очередь, систематическую рефлексию
ноэтически-ноэматических корреляций региональной и формальной предметности.
Многообразие формальных онтологий не отменяет их априорности. Любая формальная онтология априорна в том смысле, что предшествует региональной теории, предопределяя общие для всех ее моделей онтологические допущения. Модель есть некий мыслимый, «возможный мир», релятивизированный относительно принятого языка теории. Формальные онтологии ставят априорные условия возможного (по отношению к языку данной региональной теории). Поскольку априорные условия суть, в свою очередь, условия возможности, формальные онтологии оказываются теориями возможности возможного. Те характеристики, которыми должны обладать модели теорий, чтобы эти теории вообще были возможны для нас, и составляют априори формальных онтологий. Поскольку принятие той или иной формальной онтологии есть вопрос выбора языка формализации, который может повлиять на онтологические допущения исходной теории, формально-онтологические априори оказывается условием возможности теоретического описания.
Реализация программы построения формальных онтологий в условиях существования неклассической логики и неклассической науки связывается с пересмотром классических принципов демаркации логики, онтологии и эпистемологии. Их взаимное сближение в идее формальной онтологии осознается как формирование онтологической эпистемологии или (при соответствующем смещении акцентов) эпистемологической онтологии. Выбор первой из указанных альтернатив связан с необходимостью трансцендентальной рефлексии оснований любого частного метода или концептуальной схемы, препятствующей некритической объективации.
В третьей главе «Границы логического: Онтология нестандартной квантификации» классическая проблема онтологических границ логического рассматривается в форме вопроса о границах нестандартной квантификации. Существует следующее принципиальное возражение против включения нелинейных кванторов в логику: поскольку линейная упорядоченность формул обычно связывается с принципом композициональности Г. Фреге, согласно которому значение сложного выражения является функцией значений составляющих его частей, теория нелинейной квантификации трактуется как подрыв этого принципа. Уже само определение понятия «составная часть пропозиции с нелинейными кванторами» представляет серьезную трудность. Эта трудность преодолевается, однако, за счет теоретико-игровой
интерпретации композициональности. Перформативная трактовка композициональности, не устанавливающая жесткой корреляции между синтаксическими и семантическими процедурами, оправдывается поставленной задачей интерпретации выражений с нелинейными кванторами, для которых неясно само понятие синтаксического анализа.
Феноменологическая значимость обратной референции (анафорической номинации) обусловлена ее особой ролью в механизмах ноэтически-ноэматического синтеза. Стандартный способ логического анализа обратной референции предполагает ее кванторную трактовку, но он сталкивается с серьезными затруднениями в случае анализа интенсиональных контекстов. Главная трудность состоит в неясности онтологического статуса тех сущностей, к которым производится анафорическая отсылка. С точки зрения автора, задача анализа анафорических выражений, содержащих отсылки к предшествующим во времени моментам речи, требуют особых многомерных операторов. Эквивалентность многомерных операторов временной логики кванторам по моментам времени свидетельствует о принятии этой логикой абстрактной онтологии моментов времени.
По Гуссерлю, только конституирование миров и объектов в мире актуального опыта обеспечивает их синтетическое единство. «Возможные объекты» и «возможные мира» являются, с феноменологической точки зрения, не подлинными индивидами с особым статусом «чистой возможности», а схемами, способами концептуализации реального мира. Ставя перед собой задачу исследования формальных отношений, складывающихся между различными схематизациями опыта, формальные онтологии не могут претендовать на индивидную характеризацию.
Итак, «революционные изменения в логике, связанные с признанием многообразия логических систем, требуют существенной модификации исходного феноменологического проекта, не только не подрывая, однако, его главных принципов, но и выявляя их имплицитный эвристический потенциал» (с.157).
Л.А.Боброва