CC BY
14
2000.04.050. КРАЕВСКИЙ В. СТАЛИНИЗМ И СОВЕТСКАЯ НАУКА. KRAJEWSKI W. Stalinism and Soviet science//Boston studies in the philosophy of science. - Dordrecht etc., 1995. - Vol.164: Science, politics a. social practice. - P.43-52.
Владислав Краевский (Варшавский университет, Польша) исследует влияние коммунистической идеологии и советской действительности на развитие науки в СССР. Статья носит в основном описательный (историографический) характер. На его взгляд, сталинизм в советской науке является наряду со средневековой инквизицией и фашистским нацизмом одним из исторических примеров негативного воздействия внешних факторов на внутренний рост науки.
В первые годы советской власти на всех гуманитарных факультетах во всех российских университетах произошли повальные чистки. Все профессора философии были удалены из университетов по обвинению в идеализме. Многие профессора истории, экономики, права и других областей гуманитарной науки также были выдворены, хотя ни в какой из этих областей чистки не были столь тотальными, как в философии. К концу 1922 г. три сотни профессоров-гуманитариев, среди которых были знаменитые философы Н.А.Бердяев, Н.О.Лосский и др., были высланы за пределы России. Специальный пароход, снаряженный Лениным, вывез их за пределы страны, и они стали профессорами в университетах Германии, Франции и других стран. Оставшиеся в СССР специалисты-гуманитарии должны были читать свои лекции в духе идеологии советского марксизма и социализма.
Ситуация с естественными науками была в СССР совершенно иной. Советское правительство придавало большое значение этим наукам и технологии. Оно понимало, что при реализации огромных планов индустриализации необходимо активное участие ученых. Поэтому дореволюционная Академия наук на протяжении многих лет оставалась неизменной и принимала активное участие в реализации планов индустриализации (например, в разведке геологических ресурсов, особенно так называемой Курской магнитной аномалии). Поставленные перед учеными задачи находились в русле занятий науки, и никаких идеологических деклараций от ученых не требовалось. Люди, правящие страной (прежде всего А.В.Луначарский), понимали, что развитие прикладных наук невозможно в течение долгого времени без роста базисного, теоретического знания. Поэтому ученые находились в привилегированном положении (в том числе при распределении продуктов даже во времена голода). Задача оборудования лабораторий рассматривалась как настоятельная. Наиболее впечатляющим примером является строительство лаборатории в окрестностях Ленинграда для
величайшего русского ученого, лауреата Нобелевской премии И.П.Павлова, хотя он и не скрывал своего неодобрения коммунизма. Павлов даже потребовал построить часовню на территории лаборатории, сославшись на то, что его жена религиозна. И часовня была построена! Позже Павлов превозносил советское правительство за его великодушие. В то же время он протестовал против арестов некоторых его студентов. Другой пример: профессор физики в Ленинградском университете О.Хвольсон был спиритуалистом по своим философским воззрениям. Ранее за публикацию памфлета «Реакционеры черных сотен» его остро критиковал Ленин в своем труде «Материализм и эмпириокритицизм». Несмотря на это, Хвольсон сохранил свое место в университете вплоть до своей отставки.
Мощная идеологическая кампания 20-х годов позднее затронула и естественные науки. Эта кампания велась лидерами ВКП(б) и КПСС, в основном философами. Их статьи и книги разоблачали идеализм (подлинный или ложный) во всех областях науки, включая физику, химию, биологию и даже математику. Тем не менее критика была направлена только на философские интерпретации, но не на сами научные теории. Были дозволены все естественнонаучные теории, все новые концепции - такие, как теория относительности А.Эйнштейна, квантовая механика Н.Бора, В.Гейзенберга и Э.Шрёдингера, новые идеи в химии, астрономии, генетике, экологии, даже в психологии (З.Фрейд) и в педагогике (Дж.Дьюи) - были представлены в книгах и журналах. Советские ученые принимали участие в их разработке.
Ситуация начала меняться к худшему в начале 30-х годов. От ученых потребовались идеологические заявления: приверженность принципам диалектического материализма и критика идеализма и механицизма. Доктрина диамата и цитирование классиков марксизма (в основном Ф.Энгельса и В.И.Ленина) стали обязательными во всех предисловиях к учебникам и даже в монографиях. Большинство ученых это делали, иногда с убежденностью, но чаще как обязанность. Они охраняли свободу внутри науки, и это было их основной целью.
Здесь можно проследить аналогию с ситуацией в науке в нацистской Германии. Как впоследствии писали Гейзенберг и другие, германские физики согласились с такими ритуальными жестами, как вскидывание руки в фашистском приветствии при входе в аудиторию или окончание каждого официального письма словами «Хайль Гитлер!». В СССР подобных жестов не было, но были другие. Помимо вышеупомянутых ремарок во введениях к публикациям были такие обязанности, как участие в политических собраниях, вставание и аплодирование, когда произносилось имя Сталина. Во второй половине
30-х годов подобных жестов стало недостаточно. Настал период «великого террора». Миллионы людей были арестованы и заключены в концентрационные лагеря, многие - вплоть до своей смерти. Ученые, конечно, тоже были среди них. Но жертв среди представителей естественных наук, особенно математиков, физиков и химиков, было намного меньше, чем среди представителей гуманитарных направлений.
Наиболее известной жертвой сталинского террора среди ученых оказался Н.И.Вавилов, величайший русский биолог, один из пионеров генетики. В начале 30-х годов Т.Д.Лысенко, член Академии сельскохозяйственных наук, повел атаку на «формальную генетику». Он проповедовал «мичуринскую биологию», называемую также «советским созидательным дарвинизмом», хотя она имела мало общего с настоящим дарвинизмом. По Лысенко, вся живая материя является носителем наследственности, а вовсе не хромосомы и простые гены («никто их не видел»). Провозглашалась идея Ламарка о наследовании приобретенных признаков, т.е. возможность изменения природы видов посредством изменения условий существования. Н.И.Вавилов и другие генетики отвергали эту идею. Советские философы в то время были нейтральны по отношению к этим спорам. Только некоторые из них защищали «мичуринскую биологию».
Лысенко сместил Вавилова с поста президента Академии сельскохозяйственных наук и сам занял этот пост. В 1939 г. Вавилов был арестован (по фантастическим обвинениям) и вскоре умер в тюрьме. Его публичная защита стала невозможной, но генетики сопротивлялись вплоть до 1948 г. В этом году прошла знаменитая сессия Академии сельскохозяйственных наук, на которой Лысенко произнес против генетики воинственную речь и объявил, что текст его речи одобрен ЦК КПСС. После этого все дискуссии были прекращены, а все посты в советской биологии были переданы сторонникам и приспешникам Лысенко. Некоторые противники Лысенко в биологии (не только в генетике) были вынуждены заняться самокритикой, но наиболее видные из них (в том числе академики Н.П.Дубинин и И.И.Шмальгаузен) отказались это делать, и были отстранены на обочину научной работы.
Сторонники Лысенко вместе с философами, которые к ним присоединились, начали кампанию против генетики, называемую «вейсманизмом» и «менделизмом-морганизмом». Генетику заклеймили идеализмом и метафизикой, потому что она считала, что «наследственная субстанция» является автономной и «отделенной от тела» (как душа). Кроме того, она была признана не имеющей отношения к сельскому хозяйству, так как работала с мухами (дрозофилами), а не с культивированными растениями. Дрозофила стала символом зла, ее
разведение прекратили. И в завершение на генетику навесили ярлык евгеники и расизма.
В то же время параллельная идеологическая кампания началась в нейропсихологии и медицине. Распространялась поздняя догматическая версия теории И.П.Павлова. Обвинили не только противников Павлова, но и его последователей (Л.А.Орбели), которые не соглашались с официально одобренной версией теории Павлова.
В сельском хозяйстве распространялась система Вильямса, поддержанная Лысенко, другие же подходы были забракованы, а их приверженцы подверглись аресту. В 50-е годы Лысенко провозгласил возможность получения новых видов кукурузы посредством изменения окружающих условий. Он одобрил псевдонаучные эксперименты О.Б.Лепешинской, которые предполагали выявить возможность глубоких наследственных изменений, вызываемых простым внешним воздействием.
По-видимому, идеи Ламарка о решающей роли окружающих условий были популярны среди коммунистов потому, что они давали надежду формировать характеры людей в соответствии с планами воспитателей. Все концепции в педагогике, допускающие роль наследственности, были признаны негодными. Их приравняли к расизму и унаследованию социальных различий. Эти параллели не были внутренне беспочвенны, но предположение об одинаковости людей утверждалось в экстремальной форме. Тем не менее официальная идеология давала и позитивные импульсы. Например, материализм поощрял исследование таких проблем, как происхождение жизни на Земле без религиозных запретов (А.И.Опарин).
В математике, физике и химии ситуация была лучше, чем в биологии, хотя и здесь нарастала критика мнений, которым приписывали идеализм и механицизм. Так, копенгагенская интерпретация квантовой механики, развитая Бором и Гейзенбергом, критиковалась как идеалистическая и индетерминистская, хотя ее разделяло подавляющее большинство физиков во всем мире. В то же время противоположная интерпретация квантовой механики, предложенная парижской школой (Л. де Бройль), была признана механицистской. Среди советских физиков имели место жаркие дискуссии. Большинство из них склонялись к копенгагенской интерпретации, хотя старательно воздерживались от открытой ее поддержки, избегая «философской аргументации». Только некоторые активно принимали участие в философских дискуссиях. В.А.Фок поддерживал копенгагенскую интерпретацию, хотя и критиковал отдельные философские замечания Бора. Д.И.Блохинцев разработал свою собственную - квантово-ансамблевую - интерпретацию
квантовой механики, концептуально противопоставляя ее
копенгагенской и парижской. Терлецкий был ближе к парижской школе, но оставался в одиночестве, поскольку основные философские споры проходили между Фоком и Блохинцевым. Первый приписывал вероятность отдельным событиям, а второй - только ансамблям событий. Идеологи КПСС не вмешивались в эти споры и в другие дискуссии в области физики, хотя такая угроза была близка.
После нападения на биологию в 1948 г. была начата подготовка к аналогичной атаке в области физики. Некоторые наиболее догматические философы заявили, что и квантовая механика, и теория относительности в своих общепринятых рамках являются идеалистическими; обвинили некоторых ведущих советских физиков в пренебрежении к диамату. Но эта кампания внезапно прекратилась. Возможно, эта остановка произошла благодаря разработке ядерного оружия. По данным, исходящим от И.В.Курчатова, возглавлявшего атомный проект, он имел беседу с Л.Берией, который координировал проект со стороны правительства. Берия спросил, на самом ли деле квантовая механика и теория относительности являются идеалистическими. Курчатов ответил, что без них невозможно создать атомную бомбу. Берия сказал, что бомба важнее. Возможно, он сообщил о беседе Сталину, и тот решил остановить кампанию.
Ситуация с теорией относительности была относительно спокойной вплоть до 1952 г. Как СТО, так и ОТО признавались. Философские взгляды Эйнштейна критиковались довольно редко, тем более что в 1922 г. Ленин назвал Эйнштейна «великим реформатором науки» и критиковал лишь идеалистические интерпретации его теории. Только А.А.Максимов, наиболее догматичный философ науки, нападал на теорию относительности. Однако в 1952 г. был опубликован ряд статей по философии физики, так называемая «зеленая книга» (обложка была зеленой), в которой несколько раз использовалось выражение «реакционный эйнштейнизм». В статьях рассматривалась идеалистическая интерпретация релятивистской теории, приписываемая Эйнштейну. Но через несколько месяцев Сталин умер, и ситуация изменилась. Ведущие ученые разгромили авторов «зеленой книги» как полных невежд в области физики.
Еще некоторое время после этих событий советские философы отвергали релятивистскую космологию. Ее считали идеалистической, потому что она допускала возможность конечности Вселенной. Бесконечность Вселенной как в пространстве, так и во времени была догмой, и потребовалось некоторое время, чтобы советские философы освободились от нее. Ситуация была парадоксальной: ОТО признавалась,
а ее приложение к космологии отвергалось. Такая ситуация исчезла лишь в 60-е годы.
На рубеже 40 - 50-х годов началась идеологическая кампания против кибернетики. Эта наука была названа механистической, так как утверждала, что между человеческим существом и машиной нет существенного различия. Возможно, враждебность к кибернетике была вызвана тем, что Н.Винер положил ей начало в США в то время, когда началась холодная война, а Америка считалась в СССР исчадием зла. Эта кампания продлилась недолго - до конца 50-х годов.
Начало холодной войны послужило причиной самой прискорбной идеологической кампании: борьбе с «космополитизмом». Она не была жестко связана с марксизмом. Скорее, это было возрождение русского национализма. Кампания имела две стороны: антисемитскую (начались этнические преследования) и антизападную. В советской науке это выразилось в «защите» приоритетов русских ученых. Если русский ученый играл какую-то роль в каком-либо открытии, он провозглашался первооткрывателем. Например, в XVIII в. М.В.Ломоносов сформулировал в очень туманной форме закон сохранения материи (подобную формулировку можно найти в известной поэме Лукреция). Его провозгласили автором этого закона перед Лавуазье. Дело доходило до абсурда: в начале 50-х годов портреты западных ученых были сняты со стен в аудиториях, а на их место повесили портреты русских ученых. Хотя, в общем, это - тот случай, когда несколько ученых принимают участие в каждом научном открытии. После смерти Сталина волна русского национализма постепенно пошла на убыль, но не полностью.
История редко бывает простой и прямолинейной. Хотя сталинизм нанес серьезный ущерб советской науке, во времена правления Сталина имели место и положительные изменения в идеологической ситуации в науке. В 20-е годы в СССР диалектический материализм был признан общим методом для всех наук, включая прикладные. В начале 30-х это рассматривалось как догматический перегиб. В середине 30-х годов произошли некоторые положительные изменения в школьном преподавании, особенно в области гуманитарных наук. (Автор помнит это из своего студенческого опыта. - Реф.). Уроки истории больше не сводились к социально-экономическим изменениям и классовой борьбе, и политика правительств рассматривалась наравне с ролью выдающихся людей, включая королей и т.д. На уроках литературы начали рассматривать эстетические ценности наряду с социальным содержанием романов.
После смерти Сталина ситуация в биологии оставалась сложной. Генетики получили возможность работать с дрозофилами и другими подобными материалами, но и Лысенко сохранял сильные позиции. В одной и той же отрасли биологии существовали два института без всякой связи друг с другом. Лысенко не сдавался, потому что его поддерживал Н.С.Хрущев, знакомый с ним по совместной работе на Украине. Хрущев верил, что, пока генетики разводят мух, Лысенко произведет революцию в сельском хозяйстве. Ситуация изменилась мгновенно, когда сняли Хрущева в 1964 г. ЦК КПСС обратился к ведущим биологам, с тем чтобы они написали статьи, осуждающие Лысенко, который вскоре был удален со всех своих постов. Это был парадокс: как известно, Хрущев осудил множество сталинских деяний, а Брежнев обуздал критику «культа личности»; в биологии Хрущев поддерживал Лысенко, а Брежнев - нет.
В 1964 г. сталинизм в советской науке подошел к своему завершению, хотя в области социальных наук он продолжался до времен М.С.Горбачева.
Во времена сталинизма не все советские ученые подчинились давлению власти. Некоторые ведущие физики не только игнорировали идеологическое давление, но часто активно сопротивлялись ему. П.Л.Капица, Л.Д.Ландау, И.Е.Тамм и многие другие защищали не только квантовую механику и теорию относительности, но и их основателей от идеологических нападок. Они старались избежать философии и политики, выражали необщепринятые взгляды. Так, П. Л. Капица положительно отзывался о З.Фрейде и Дж.Кейнсе, хотя они осуждались официальной идеологией, А.А.Ляпунов вел в Новосибирске семинар по кибернетике в то время, когда ее называли псевдонаукой.
Далее автор останавливается на «потрясающем» случае генетика Николая Тимофеева-Ресовского, ссылаясь на опубликованный в 1987 г. роман Даниила Гранина «Зубр». Зубр - это европейская разновидность бизона. Он проживает в глухих лесах на границе Польши и Белоруссии. Друзья называли Тимофеева-Ресовского «зубром» за его физическую и особенно моральную силу. В 1925 г. он был направлен на работу в Институт Брайна в Берлине. Там русского ученого ожидали хорошие условия для работы, он провел обширные лабораторные исследования и занял высокое положение в науке. В 30-е годы он отказался возвращаться в СССР и остался в Германии. Во времена нацизма он спасал своих коллег еврейского происхождения, подделывая их документы. В 1945 г. он отклонил предложение перебраться в США. Дождавшись прихода Советской Армии, он был арестован как «отказник». Затем его послали в специальный лагерь на Урале, чтобы там он исследовал биологическое воздействие радиации. Его коллегами были как арестованные русские
ученые, так и германские военнопленные, включая его ближайших сотрудников из Берлина. Ему удавалось продолжать некоторые свои генетические исследования с дрозофилами помимо исследований, которые он был обязан делать. Его непосредственный начальник, офицер НКВД оказался неординарным человеком. Проявив интерес к генетическим исследованиям Тимофеева-Ресовского, он не только позволил их проводить, но и скрывал информацию о них в своих докладах высшим инстанциям. Снова парадокс: на генетику был наложен запрет, разведение дрозофилы было прекращено, а на Урале остался отрезанный от мира лагерь, где генетические исследования велись арестованными людьми и военнопленными.
Здесь автор видит аналогию с поведением немецких ученых М.Планка, В.Гейзенберга, М. фон Лауэ во времена Гитлера. Им, правда, не удалось защитить своих коллег еврейской национальности, но они никогда не отрекались от релятивистской теории и с презрением относились к «немецкой физике» Ленарда и Штарка. Они были, выражаясь языком Д.Гранина и Г.Попова (первого мэра Москвы), «зубрами" в нацистской Германии.
М.А. Олеванов, А.И.Панченко, В.А.Яковлев,
