CC BY
7
КУЛЬТУРА
2000.04.045. ХУ СЯОХУА. ИСТОРИЧЕСКОЕ НАСЛЕДИЕ И ДЕМОКРАТИЯ.
HU SHAOHUA. Historical legacies and democracy // Asian thought a. soc. — Oneonta, 1998. — Vol.23, N67. — P. 3-22.
Ученый из Ин-та мировой экономики и политики АОН Китая исследует китайское историческое наследие с точки зрения соответствия его основным требованиям современной политич. жизни. С этой целью он выделяет три категории исторического наследия: общие условия, политическая мысль и политические традиции.
Среди общих условий, пишет автор, объективно содействующих или препятствующих становлению демократич. ин-тов и идей, основными можно считать следующие факторы: обширность территории страны, многонаселенность, суровые и контрастные условия природной среды, многовековую историю, географическую и культурную изоляцию. Высокая заселенность Китая всегда препятствовала развитию демократии участия в политической жизни, равно как и высокая плотность населения противостояла развитию индивидуалистически ориентированной социальной этики.
Суровые природные условия требовали не столько индивидуальных, сколько коллективных и государственных усилий, "гидравлическая роль государства" (по выражению К.Витфогеля) стала основой для восточного деспотизма.
Многие историки считают, что политическая система, социальная структура, экономические институты и интеллектуальная атмосфера Китая оставались неизменными в течение более чем 2000 лет. Это обстоятельство создавало мощную инерцию противостояния коренным изменениям традиции.
Более того, географическое положение Китая и его культурная история привели страну к изоляции и замкнутости. Естественные границы (море, пустыни и степи, высокие горы и джунгли) оказались труднопреодолимыми для вторжения других народов, а если они проникали в нее и захватывали власть в империи, то культурно быстро ассимилировались, поскольку культура Китая признавалась самими китайцами и их соседями более высокой, чем у других народов, а Китай почитался как "Срединное царство" (чжун гуо). На этой (объективной и субъективной) основе выросло чувство "национального превосходства" и феномен "закрытости".
Хотя природные и историко-культурные условия Китая противостояли внедрению демократич. начал, в его духовном и идеологическом наследии есть немало примеров совпадения традиции и современных демократич. взглядов. Как доктрина (а не как гос. идеология или синоним китайской традиции вообще) конфуцианство близко к идеям современной демократии. Во-первых, общей является оппозиция деспотизму как худшей разновидности авторитаризма. Во-вторых, защищая интересы и права народа, конфуцианские мудрецы признавали право на восстание против правителя, если его политика не отвечает интересам подчиненных. В-третьих, конфуцианство — за широкое политич. участие. Его идеологи считали долгом благородного человека службу императору и участие в управлении страной ради того, чтобы сделать правителей добрыми и мудрыми. В-четвертых, и конфуцианство, и демократия делают акцент на гражданских добродетелях. Все правители — и демократические, и деспотические — заявляют о своем служении интересам народа, но используют различные методы для этой цели. В то время, как деспоты своевольны и непредсказуемы, демократы внимательны и предсказуемы. Демократия представляет собой воплощение духа "живи и жить давай другим", требующего "вежливости, терпимости и компромисса". В этих требованиях конфуцианство и демократия совпадают. В-пятых, в конфуцианстве сильны эгалитаристские устремления, особенно в экономической сфере, что сближает его с современным демократизмом.
Среди важнейших расхождений конфуцианства и современного демократизма можно выделить, во-первых, взгляды на природу человека. Признавая человека разумным и воспитуемым существом, обе идеологии расходятся в оценке того, каков он по своей природе. Демократы придерживаются пессимистич. взгляда: человек не всезнающ, не всемогущ, и его эгоизм делает неизбежным конфликты между людьми. Конфуцианцы же оптимистичны в оценке природы человека. Мэн-цзы признает ее благой, Конфуций утверждает, что люди рождаются честными. Поэтому пессимисты-демократы признают необходимость внешних ограничений для человеческой власти, а оптимисты-конфуцианцы от них отказываются в надежде на просвещенного правителя.
Второе отличие — ориентация конфуцианства на коллективистские (прежде всего семейные) ценности, а современного демократизма — на индивидуальное.
Третье различие — отношение к иерархии и равенству. В отличие от демократов, провозглашающих стремление к равенству
достойной целью, конфуцианство утверждает в качестве высшей ценности иерархию и подчинение младших старшим.
Четвертое отличие — признание демократами главенства закона в обществе, а конфуцианцами — верховенство этики и нравственности. Конфуций считал, что закон не только бесполезен, но и вреден.
Пятое и наиболее важное отличие между конфуцианством и демократич. идеологией выражает отношение к власти. Демократы настаивают на ее выборности, подконтрольности и разделении, без чего, по их мнению, нет демократии; конфуцианцев же, допускающих возможность попадания простолюдинов во власть, не интересуют проблемы выборности власти. Их внимание привлекают лишь мораль, мудрость и гуманизм (жэнь) правителей: и они не знают, что делать с правителем, если у него отсутствуют эти качества и как людям контролировать власть; они не представляют реальных механизмов предотвращения злоупотреблений властью.
В общем, суммируя сходства и различия, можно сказать, что "конфуцианство не демократично и не антидемократично: скорее всего его следует назвать адемократичным" (с. 9).
Что касается альтернативных конфуцианству идеологий, то легизм сходен с современной демократией в пессимистич. взгляде на природу человека и в признании верховенства закона, поскольку поведение людей продиктовано эгоистич. интересами и нравственная позиция может быть различной в разных обстоятельствах. Правители не должны пренебрегать доверием народа, но им не следует надеяться сделать народ хорошим, искоренить зло и престпуность. За нарушение закона следует наказывать и простолюдина, и чиновника (в этом понимании закона легисты расходились с традицией).
Однако сходство легизма и современной демократии блекнет перед различиями. Легисты считали закон не механизмом для осуществления народом контроля над властью, а инструментом в ее руках. В их понимании закона нет места учету частных интересов. В отличие от демократов легисты отдают предпочтение обязанностям и наказаниям, а не правам и поощрению. Во имя государственных интересов в жертву должны быть принесены все индивидуальные свободы, поскольку они могут привести к хаосу в стране. Легисты не признают права народа на самосознание своих интересов, считая его глупым. Наконец, они были против идеи повышения благосостояния народа.
В моизме можно выделить четыре положения, сходных с современными демократич. идеями. Во-первых, Мо-цзы принадлежит
идея "естественного возникновения" государства как добровольного соглашения людей на объединение, которое происходит за счет определенных добровольных ограничений и во имя преодоления изначального хаоса под руководством наиболее достойного человека. Во-вторых, предложенный моистами принцип организации управления государством очень напоминает современную бюрократию. В-третьих, моистская идея "всеобъемлющей любви" (цзянь-ай), отвергавшая конфуцианский акцент на семейные отношения, утверждает, говоря современным языком, равенство людей. В-четвертых, моисты сходны с демократами по своему стилю мышления. "В то время, как тоталитаризм утопичен, хаостичен и метафизичен, демократизм — реалистичен, атомистичен и элитичен" (с. 11). Именно на "демократическом" (если использовать современную лексику) подходе к оценке теории настаивал Мо-цзы.
Важнейшие различия между моизмом и современной демократич. мыслью состоят в том, что рациональные и прагматич. установки первого могут быть легко превращены в недемократические, а игнорирование им возможности конфликта между интересами гос-ва и народа приводит моистов к признанию приоритета гос-ва над народом и личностью.
В даосизме можно выделить три "демократических" элемента: 1) принцип невмешательства, провозглашающий естественное состояние высшей добродетелью и призывающий человека к "не деянию" (у-вэй) и нахождению своего счастья в соответствии естественным законам гармоничного космоса; 2) скептич. взгляд на политику, отраженный в знаменитой фразе Чжуан-цзы "Мелкий вор сидит в тюрьме, а крупный разбойник становится феодальным князем"; 3) релятивизм, проявляющийся в признании противоположностей "инь" и "ян" и их единства, а на этой основе и в оправдании индивидуализма и компромисса. Во многих случаях даосизм ближе к анархизму, чем к демократии. В основном даосская мысль не откровенно "антидемократична", но "адемократична" и неоднократно использовалась деспотизмом в его целях.
В целом, конфуцианство ближе к современной демократии по духу, а легизм — по представлениям о механизме реализации "демократических" принципов, поэтому "защищаемая легизмом власть закона может стать солидной базой для современной демократии в Китае" (с. 17). Однако историческое наследие — это не только традиционные политич. доктрины, но и политич. практика. Споры о китайской политич. системе имеют давнюю историю. В то время, как
Монтескье, Гегель, Маркс считали ее деспотической, Лейбниц и Вольтер называли ее просвещенной.
Понятие "верховной власти" в прошлом всегда было связано с императором, его власть считалась наследственной. В то же время она не была безграничной. Китайские императоры, в отличие от европейских монархов, во-первых, не обладали божественным правом на власть, у них был только "мандат Неба". Всякий император, лишившийся его, должен быть отстранен от власти. Во-вторых, китайские императоры, как правило, царствовали, но не правили.
Ряды правящего класса пополнялись в Китае не только на основе принадлежности к родовой знати, обладания материальными богатствами, ресурсами или военной мощью, но и по меритократич. принципам, чему в немалой степени способствовала система экзаменов. Ни одна из официальных должностей (если не считать императора) не была наследственной, на них назначали по результатам экзаменов, формально доступных для представителей почти всех слоев народа. Эта система открывала возможности для "циркуляции элиты", неизвестные в Средневековье ни Европе, ни Японии, ни Индии. Тем не менее экзаменационная система не была достаточно эффективной, поскольку служила орудием автократии и открывала дорогу коррупции, да и сами китайские чиновники не были функционально специализированы.
Традиционно местное самоуправление в Китае было довольно значительным. Местная автономия и "рыхлость" связей между центром и периферией не приносили особой выгоды местному населению. Во избежание непотизма китайские бюрократы обязаны были служить вне родных провинций; там они злоупотребляли властью во имя личных интересов и игнорировали интересы и местного населения, и императорской власти. Однако, несмотря на невысокую эффективность адм. системы, китайские императоры всегда считали "бюрократическое единство" меньшим злом, чем "феодальную децентрализацию" (с. 15).
В Китае не было ни гражданского общества, способствующего развитию демократии, ни децентрализации политич. структуры, как в Европе, где относительная автономия гражданского общества стала колыбелью "буржуазного капитализма". В отличие от этого, Китай был единой империей с небольшим количеством сильных и относительно самостоятельных социальных звеньев, занимавших промежуточное положение между индивидуумом и государством, между правителями и управляемыми. Единственно мощным звеном была семья. Она играла важную роль в обществе, в ее руках находилась собственность, власть над жизнью и смертью ее членов, она платила налоги. Для китайцев,
почитавших императора, важнейшим объектом лояльности все же была семья. Но она вовсе не способствовала развитию демократич. ин-тов. Для китайских демократов первой и важнейшей задачей стало самосоздание гражданского общества, как в Европе.
Несмотря на отсутствие в традиционном Китае признанных прав личности, рядовой китаец в прошлом обладал большой социально-экономич. свободой и равенством. По мнению Б.Рассела, ни в одной стране мира не было столько личных свобод (вплоть до анархии), как в Китае. Почти не существовало (по крайне мере во время династии Мин) эффективных правовых и социальных барьеров на пути статусных перемен. Отсутствие майората приводило (благодаря разделу имущества семьи среди всех сыновей) к росту нищеты и в то же время к сокращению имущественного разрыва между богатыми и бедными.
Таким образом, можно сделать следующие выводы. Во-первых, китайские политические традиции содержат не меньше демократических элементов, чем традиции других обществ. Во-вторых, было бы, однако, ошибкой считать китайскую политич. систему демократической. Верховная власть всегда принадлежала правителям; не существовало ни выборности народом правителей, ни разделения властей (в современном понимании его), ни настоящих институционных рамок и ограничений для правителей. Воля народа выражалась в восстаниях. Китаец мог пользоваться известной личной свободой, но она не была политической по своей природе, не относилась к сфере его неотъемлемых прав, а зависела от политических условий в стране. В-третьих, китайская система была авторитарной, а не тоталитарной, для последней в традиционном Китае не было ни необходимости, ни возможности.
М.Н.Корнилов
